Вернадскому в заграничной поездке отказали, и тогда Луначарский обратился в ЦК ВКП(б) с просьбой о материальной помощи ученому: «Если сказать ему, что в поездке ему отказывает временно, ввиду натянутых отношений: скажем, года на два, и если дать ему специально на его лабораторию 20 000 рублей и 6 тысяч марок, то это его (временно) успокоит». И Луначарскому удалось найти компромиссное решение: Вернадскому было выделено 30 тысяч рублей и 3000 рублей в валюте для продолжения работы в СССР. Разрешение выехать за границу ему дали позже — летом 1935 г.
Примечательно, что через некоторое время после ухода Луначарского из Ученого комитета ЦИК СССР Академия наук вновь перешла в ведение СНК СССР.
В Ученом комитете ЦИК СССР
Получив новое назначение, Луначарский, привыкший к работе с огромным аппаратом Наркомпроса, никак не ожидал, что в Ученом комитете ему придется начинать практически с нуля. Достаточно сказать, что на 1 августа 1929 г. у комитета не было бюджета, его штат состоял только из двух человек: секретаря и его технического помощника. Не было своего отдельного помещения, ютились в помещении редакции «Советская страна». Уже через полмесяца после появления Луначарского на новом посту появился план реорганизации работы Ученого комитета, в котором были выявлены все изъяны этой пока чисто формальной организации: она не проводит руководства работой подведомственных организаций, не осуществляет проверки исполнения принятых решений и не подводит итоги работы, не участвует в решении кадровых вопросов.
В плане были намечены следующие задачи комитета: расширить функции его деятельности, убрать параллелизм с Отделом научных учреждений СНК, ввести в подчинение комитету новые учреждения, обеспечить получение помещений для работы, увеличение штата и бюджета, ввести институт инспекторов по основным направлениям деятельности: научной, учебной, финансово-хозяйственной, кадровой и по архитектуре и строительству. Теперь Ученый комитет должен был превратиться в «единый общесоюзный планирующий научный центр»[623].
Предложения Ученого комитета совпали со стремлением партийно-государственных кругов создать единый центр управления наукой. В результате обращения Луначарского в вышестоящие органы 13 декабря 1929 г. решение о передаче в ведение Ученого комитета Академии наук и было принято Президиумом ЦИК СССР[624]. По всей видимости, такое развитие событий могло обсуждаться еще при назначении Луначарского на новую должность. И не случайно именно он потом возглавил комиссию Ученого комитета по выработке нового Устава АН СССР в апреле — мае 1930 г., участвовал в работе фракции академиков-коммунистов и отстаивал интересы АН на заседаниях Политбюро.
В мае 1930 г. начались подвижки по переводу в Ученый комитет и других, помимо Академии наук, организаций Отдела научных учреждений СНК, о чем свидетельствовало письмо Луначарского секретарю ЦИК А. С. Енукидзе от 24 мая уже на новом бланке Учкома с указанием: «ЦИК Союза ССР. Комитет по заведованию учеными и учебными учреждениями. Москва. Кремль»[625].
С 1930 г. Ученый комитет начал заниматься подготовкой и созывом различных научных съездов, участием ученых в международных конгрессах, съездах и конференциях. Луначарский, имевший огромный опыт в международных делах, сам представлял страну на подобных форумах и отстаивал постоянное командирование на них видных ученых СССР. Что касается кадровой работы, то Луначарскому удалось привлечь к работе в качестве членов комитета таких видных деятелей науки и культуры, как В. П. Волгин, И. К. Луппол, В. И. Невский, О. Ю. Шмидт, Л. Д. Покровский, увеличить штат комитета с 6 человек в 1929-м, до 11 — в 1930-м и до 23 — в 1932 г. В перспективе она должна была достигнуть 70 человек.
В архиве Луначарского сохранился важный документ, прекрасно демонстрирующий, что удалось сделать Анатолию Васильевичу почти за два с половиной года руководства Ученым комитетом. Это «Доклад Ученого комитета Президиуму ЦИК СССР» от 11 февраля 1932 г., подготовленный при участии Луначарского его заместителем в комитете Ю. М. Стекловым и содержавший более 40 машинописных страниц[626]. Количество подведомственных комитету учреждений с 10 в 1926 г. выросло до 45 в 1932 г. Из них 15 научных: Академия наук СССР, Комакадемия СССР, Ленинградское отделение Комакадемии, Институт национальностей СССР, Биологический институт им. Тимирязева, Институт высшей нервной деятельности, Институт мозга, Музей здравоохранения, Музей оружия, Комиссия по составлению и изданию индексов научной литературы, Среднеазиатская ассоциация марксистско-ленинских научных учреждений, Всероссийская ассоциация рентгенологов и радиологов, Всесоюзный музей Ленинского комсомола. Он включил и 30 вузов: Институты красной профессуры (всего 11 институтов: экономики, истории, аграрный, хозяйства, советского строительства и права, философии, подготовки кадров в трех городах, литературы, искусства и большевистской печати), Институт востоковедения им. Н. Н. Нариманова, Ленинградский восточный институт им. А. С. Енукидзе, Курсы национальных меньшинств Советского Востока, Институты марксизма-ленинизма (в 11 городах), Всесоюзный коммунистический институт журналистики, Курсы марксизма-ленинизма, Институт народов Севера, Средне-Азиатский государственный университет, Средне-Азиатская академия комвоспитания[627].
Система научных и учебных заведений страны была в те годы очень запутанна. Не забудем, что в ведении Наркомпроса находилось тогда не менее 300 вузов, а часть вузов уже была передана в ведение ВСНХ и отдельных наркоматов. И понятно, что заниматься Ученому комитету с самыми «разношерстными» учреждениями было совсем не просто. В ГАРФ хранятся сотни самых различных дел Ученого комитета 1929–1933 гг.[628]
Существенно изменился при Луначарском и объем ассигнований на учреждения Учкома: с 10,4 млн рублей в 1928 г. до 55 млн рублей в 1931 г. и 77,5 млн рублей в 1932 г., что составляло тогда 57 % всего бюджета ЦИКа СССР. На 1 января 1933 г. в ведении Учкома состояло 5278 аспирантов, студентов и слушателей — 6190 человек, а также 2450 заочников. А общее количество таких категорий «подведомственных Учкому лиц» планировалось довести до 16 813 человек. К 1932 г. были построены 4 здания для научных и учебных учреждений Учкома, 6 строились, а многие находились в стадии капремонта[629].
Впечатляет и список проведенных к тому времени Учкомом научных съездов и конференций в СССР: астрономический, геодезический, географический, охраны природы, Менделеевский, генетический, а также международных научных форумов с участием советских ученых: физиологический, астрономический, генетический, математический, почвоведческий, исторический, арктический. В отчетном докладе звучали и критические ноты, связанные прежде всего с тем, что многие нужды Учкома не находили отклика у вышестоящих органов, которые «сплошь и рядом» принимали постановления, касающиеся «подведомственных ему учреждений», вовсе не сообщая о них комитету или делая это с «огромным опозданием»[630].
В 1932–1933 гг. Луначарский по состоянию здоровья стал намного меньше участвовать в работе Ученого комитета, хотя продолжал работать в постоянной комиссии Учкома по присвоению званий профессоров, доцентов и ученых степеней. Он фактически передал ведение дел своему заместителю Ю. М. Стеклову. 15 марта 1933 г. тот писал Луначарскому, находившемуся на лечении в санатории «Волынском», что «глубоко соболезнует по поводу его болезненного состояния» и что пленум Ученого комитета никак не может в полном составе собраться в «Волынском», как просил Луначарский[631].
И все же коллеги Анатолия Васильевича высоко оценивали его работу. Тот же Стеклов писал: «Те, кто близко соприкасался с ним в работе, знают, с какой исключительной силой проявлялся его талант, особенно в тех случаях, когда ему приходилось принимать решения по сложным и запутанным вопросам»[632]. Луначарский сумел вдохнуть в работу Ученого комитета «инициативу и масштабность», даже учитывая то, что многие его предложения не получали поддержки у партийного руководства и что Ученый комитет так и не достиг тогда статуса особо весомого органа.
Под огнем партийной критики
Уйдя с поста наркома, Луначарский не мог не отдаляться от партийно-государственных дел, и это приносило ему немалые переживания. Об этом может свидетельствовать, к примеру, неизвестное ранее письмо Луначарского Сталину от 10 ноября 1930 г., когда вовсю кипела борьба с «правым уклоном» и готовился Объединенный пленум ЦК и ЦКК ВКП(б). Он состоялся 17–21 декабря 1930 г., и на нем своих постов лишились А. И. Рыков и С. И. Сырцов. Луначарский писал генсеку: «Дорогой Иосиф Виссарионович, не знаю дошла ли до Вас моя просьба присутствовать на заседаниях пленума ЦК. Хочется еще раз мотивировать ее перед Вами, так как ответа на нее я еще не получил. 1) Я полностью разделяю линию ЦК и партии. 2) Я веду в своих выступлениях в провинции и Москве энергичную борьбу против них. 3) Хотел бы вести ее возможно более глубоко, основательно и свежо. Думаю, что присутствие мое на заседаниях пленума будет полезно с партийной точки зрения. Прошу поддержать меня. С комм. приветом. А. Луначарский. Мои авт. телефона 002 и 357»[633].
Письмо А. В. Луначарского И. В. Сталину с предложением о переводе его на дипломатическую работу. Автограф. 29 марта 1930 г.