В горниле первой революции. 1905–1907
Ленин сразу по прибытии в Россию после 8 ноября 1905 г. послал во Флоренцию телеграмму с просьбой к Луначарскому срочно выехать в Петербург. Как вспоминал Анатолий Васильевич, он получил «категорическую телеграмму» о «немедленном выезде моем в Россию, именно в Петербург, где я нужен был в качестве редактора большой газеты „Новая жизнь“, которая возникла, как известно, под редакторством Минского и Горького, независимо от нас, но была предоставлена в распоряжение большевистского центра. Я, конечно, немедленно выехал и в первый же день после приезда в Петербург явился в редакцию»[25]. Как это часто случалось в жизни Луначарского: события влекли его за собой, не давая времени на передышки.
Луначарский приехал в Петербург не позднее 23 ноября и сразу окунулся в водоворот революционных событий накануне их кульминации. Он писал массу статей, причем не только в социал-демократические органы печати, и начал постоянно выступать с лекциями и рефератами. Кстати, именно в редакции «Новой жизни» 27 ноября Луначарский впервые встретился с А. М. Горьким, и его тесные отношения с ним продлятся долгие годы.
Когда газеты «Новая жизнь» и «Начало» оказались закрыты, большевики попытались открыть газету «Северный голос» с участием меньшевиков, которые вели с ними переговоры об объединении усилий. На этих совещаниях постоянно бывал Луначарский. По его воспоминаниям, он часто стал встречать там Ленина и «наблюдал его в этой фазе развития нашей партии как тактика и стратега внутрипартийных боев. Я хорошо помню эти собрания. Они обыкновенно имели место на частных квартирах. В них участвовали человек 25–30… В большинстве этих собраний председательствовал я, но линию нашей партии вел исключительно Ленин…»[26]. Напомним, что Луначарский не был членом ЦК партии, но его авторитет, особенно в широкой социал-демократической среде, позволял ему вести такие важные совещания даже в присутствии Ленина.
В «пылу революции» Луначарский не забывал и о творчестве, которое всегда служило ему отдохновением от «политической круговерти». Он написал в ноябре 1905 г. драму «Из иного мира», а в декабре — пять одноактных пьес «на злобу дня» — «Пять фарсов для любителей». Однако на свободе Луначарскому выпало провести после приезда в Россию всего менее 40 дней. В начале декабря 1905 г. был арестован первый состав Петербургского Совета. А 31 декабря во время собрания социал-демократов Невского района Петербурга в Императорском техническом обществе арестовали и Луначарского. Он провел несколько дней в Шлиссельбургском участке, а 4 января был переведен в знаменитые петербургские «Кресты» в одиночную камеру. И, как раньше, 24 дня нахождения в тюрьме снова стали для него временем небывалого творческого подъема. Писать никто не мешал, а тюремная библиотека оказалась «вполне приличной». Луначарский задумал создать книгу «Великаны — мученики» о великих деятелях русской культуры и пьесу «Фауст и город». За 8 дней, с 9 по 16 января, Луначарский написал большую стихотворную пьесу в 7 сценах «Королевский брадобрей», которую считал «недурственной вещью».
Тюрьма «Кресты». Санкт-Петербург, начало ХХ в.
[Из открытых источников]
«Королевский брадобрей» окажется первой из всех опубликованных Луначарским пьес, и ее будут ставить в советское время много раз, преимущественно в небольших театрах. Действие пьесы происходит в XV в. в западноевропейском государстве, где избалованный и вообразивший себя богом король Дагобер Крюэль, преступая законы естества и доказывая свое всемогущество, намеревается соединиться браком со своей семнадцатилетней красавицей дочерью. Окружение короля готово оправдать любое преступление правителя, лишь один Этьен — представитель ремесленного люда — поднимает голос протеста, но он бессилен что-нибудь изменить. И как ни странно, на помощь дочери Бланке пришел в итоге честолюбивый брадобрей и шут Аристид, который перерезал королю горло. Как показал Луначарский, власть короля зависит от случайности, даже брадобрей может прервать ее, и это говорит о слепоте власти, о бессилии сильных мира сего. В 1906 году, когда пьеса была опубликована, это не могло не звучать как дерзкий антимонархический выпад, автор же называл свою пьесу «критикой власти в одной из ее наиболее чистых форм».
Любопытно, что и в дальнейшем действие большинства пьес Луначарского во многом в силу его увлеченности европейской историей и культурой будут происходить в Европе в средневековые времена. Первая же его «ученическая» пьеса «Искушение», навеянная «Фаустом» Гёте, написанная в 1895 г., но напечатанная лишь в 1922-м, повествовала о смелом и вольном духом послушнике Мануэле, преодолевающем религиозные догматы, плотские искушения и вместе со своей возлюбленной Фолеттой нашедшем свое счастье.
В «Крестах» Луначарскому хватило вдохновения и для поэтических опытов с примесью тоски по жене, семейному счастью и с надеждой на появление у них ребенка:
Вон, любовь моя, сияют
За Невой огни,
Может быть, лицо ласкают
Милое они!
Может быть, там наша крошка
Мчится вдоль Невы?
Не отымешь от окошка
Грустной головы.
Любопытно, что этот стих Луначарский подписал «Тюрьма. Зима. 30 лет», ведь ему за месяц до ареста исполнилось именно 30 лет и он не мог не понимать, что это уже приличный возраст, а жизнь его еще вообще никак не устроена, в том числе на семейной фронте. Да еще эта тюрьма! Приходилось поддерживать себя… поэзией и иронией:
Ты помнишь, милая, родная, да?
Нам было хорошо и там, в странах полночных.
Нам хорошо с тобой везде, всегда,
Не хорошо лишь в тюрьмах одиночных![27]
Именно любовь давала силы и надежды заключенному, который еще и еще раз пытался выразить это стихами:
Ты моя краса и сила,
Жизни путь со мной свершая,
Друг волшебный, друг мой милый,
Дышишь ты дыханьем мая…
В стихотворениях Луначарского, даже если в них присутствовала печаль или тревога, как правило, побеждали жизнь и свет:
Днем я плотно плотью схвачен,
Не просвечивает тайна.
Ночью сон мой многозрачен,
Но игра его случайна.
Ведь я здешний, светлый, умный.
Да, я знаю есть иное:
Смерть откроет дверь бесшумно:
А пока — чаруй земное! [29]
Как-то трудно представить, что подобный стих написал «истинный революционер», вышедший недавно из тюрьмы и всецело посвятивший себя «делу социализма». Но таков был многогранный облик Луначарского, который признавался, что нередко стихи «толпятся, напирают» на него, что непонятно, «бог или демон» рождает их в темноте, и что он хотел бы «захлопнуть как тюрьму» навязчивую «бездну грез». Отрывки из всех этих стихов Луначарского 1905–1906 гг. публикуются впервые, и они очень важны для понимания его характера и жизненного настроя, его целеустремленности и стойкости.
Попутно отметим, что еще одной малоизвестной чертой творческого таланта Луначарского была его страсть к переводам европейских поэтов. Еще в 1904 г. под псевдонимом «А. Анютин» он издал полный перевод «Фауста» австрийского поэта-романтика Николауса Ленау. А уже после революции отдельными изданиями в переводе Луначарского вышли две книги: Мейер К. Ф. Лирика (Пг., 1920) и Александр Петефи. Избранные стихотворения (М.—Л., 1925), подготовленные задолго до этого. Неизданной до сих пор осталась главная переводческая работа Луначарского — перевод известной поэмы лауреата Нобелевской премии Карла Шпителлера «Олимпийская весна», который составил более пяти тысяч строк. С автором Луначарский был лично знаком и считал своим долгом донести до российских читателей его творчество. Кроме этих имен в переводах Луначарского, преимущественно с немецкого, можно найти в различных публикациях 1900–1930-х гг. стихи таких авторов, как Ф. Мистраль, Ф. Гельдерлин, Г. Гессе, А. Лихтенштейн, М. Брод, Л. Шарф.
«Замахивался» Луначарский и на У. Шекспира, причем весьма удачно, что может подтвердить, к примеру, переведенный им «Сонет LXVI»:
Устав от этого — о смерти я кричу.
Талант рождается позорным нищим,
Ничто красуется в блистательном жилище,
И верность отдана злосчастью — палачу…
В наморднике чиновничьем искусство,
И доктор Дурь — над гением патрон,
Зовется глупостью естественное чувство,
И Благ — рабом; и Гаду гнут поклон.
Устал я и хотел бы сна могилы,
Но как оставить мне тебя, мой милый.
В 1908 г. в горьковском сборнике «Знание» (№ 24) были опубликованы две переведенные Луначарским поэмы немецкого поэта Рихарда Демеля «Освобожденный Прометей» (не почерпнул ли отсюда автор идею своей будущей пьесы «Освобожденный Дон Кихот»?) и «Демон желаний». На фундаментальном сайте, посвященном Луначарскому, — http://lunacharsky.newgod.su/ — высказана очень интересная идея, что если поэмы Демеля, по признанию Луначарского, он публиковал под псевдонимом Н. Шрейтер, то, вероятное всего, и другие публикации этого времени под таким же именем могут принадлежать перу Луначарского, который почему-то не хотел раскрывать своего авторства стихов, которые в полной мере вписывались в канву Серебряного века. Если это действительно так, размещенные на указанном сайте 36 стихотворений, опубликованных за подписью Н. Шрейтер в журнале «Русское богатство» с 1902 по 1911 г., и в том же сборнике «Знание» (1908, № 20) значительно дополняют «поэтический портрет» Луначарского, которому не чужды были и романтические описания природы, и размышления о родной земле, и мистические фантазии, и гимны революционному делу. Вот образец такого гимна: