[652]. Однако Луначарскому уже не суждено было побывать в Женеве, и искомые ленинские письма и рукописи так и не были найдены…
Вернувшись в Москву 22 октября 1930 г. из Берлина, уже 1 ноября Луначарский отправился вновь в Женеву уже один. С 4 ноября по 13 декабря 1930 г. в четвертый раз он участвовал в работе теперь уже VII сессии Подготовительной комиссии Конференции по разоружению. В отсутствие наркома Литвинова Луначарскому доверили возглавлять советскую делегацию и четыре раза выступать по разным вопросам повестки — от «сокращения обученных резервов» до «использования боевых газов». Итоговую конвенцию сессии после консультаций с Москвой он подписывать отказался. Его резюме звучало так: «Мучительные роды дохлого мышонка из горы болтовни продолжаются и притом при комичнейших инцидентах»[653]. Летом 1930 г. он писал А. С. Енукидзе о Большой игре и возможности СССР «вывести Англию из Средней Азии»: «Англичане по натуре своей рабовладельцы и с соответствующей человеческой сухостью относятся к азиатцам. Русские же сами евро-азиаты… и теперь, при советском строе, несут народам свободу, правду и справедливость»[654].
Луначарскому так и не удалось тогда встретиться с близким его сердцу Р. Ролланом, которого он называл «современным Дон Кихотом»: «Фигура Ромена Роллана чрезвычайно выдержана и достаточно ярка, чтобы быть заметной всему миру… Беда Ромэн Роллана заключается в том, что он — толстовец. Он глубоко проникся правилом: не противиться злу насилием. Это делает все его протесты бессильными, иногда даже несколько смешными, подобно благородным, но мало целесообразным речам и жестам Дон Кихота Сервантеса»[655]. Однако через несколько месяцев он все же навестил писателя на вилле «Ольга» в местечке Вильнёв на берегу Женевского озера и снова ощутил духовное родство с великим писателем: «Все в Ромене Роллане говорит о господстве ума и воли, об очень большой психической силе… Ум необычайной свежести и сосредоточенности. Огромная жадность знать все важное, что происходит на свете… Мы расстались с ним, как с близким человеком. Мы были осчастливлены этим свиданием»[656].
Глава советской делегации Подготовительной комиссии к конференции по разоружению, нарком иностранных дел СССР М. М. Литвинов и заместитель главы делегации А. В. Луначарский у Дворца наций. Женева, 1930.
[РИА Новости]
Луначарский до последних лет жизни оставался непререкаемым авторитетом в культурной среде Европы, общался или переписывался со многими выдающимися деятелями культуры — Г. Уэллсом, А. Барбюсом, Р. Ролланом. Бернард Шоу в июле 1931 г. был на постоянном попечении Луначарского, встречавшего и провожавшего его на вокзале в Москве, ездившего с ним в Ленинград и в санаторий «Узкое», посещавшего с ним приемы, театры, музеи, предприятия, принимавшего его дома. Драматург высоко оценил прием: «Возвращаясь в Англию, мы увозим с собой самые глубокие впечатления… Неделю тому назад Луначарский был для меня очень известным именем. Но сейчас он для меня живой человек. И я нашел в нем не только партийца-коммуниста, но и нечто, что русские, и только русские могут мне дать»[657]. Ясно, что подобную культурную миссию мало кто мог тогда осуществить так, как это делал Луначарский…
В августе — декабре 1931 г. Луначарский с женой совершили большое турне по Европе. Из Одессы на пароходе отплыли в Стамбул, затем в Афины. Далее путь лежал через Адриатическое море в Триест, Венецию, Милан, Турин и, наконец, в Германию с посещением «гётевского» Веймара, Дрездена, Берлина, Кельна, Лейпцига, Гамбурга. О том, как протекала великолепная поездка, дарившая Луначарскому вдохновение, он описал в письме дочери из Милана 12 сентября 1931 г.: «Дорогая Ирочка, пишу тебе накануне отъезда из Милана. Это как раз что-то вроде половины нашего путешествия… и кончается та часть пути, которая проходила по югу. Она была прекрасна… Въезд в Босфорский пролив, на котором стоит Стамбул, нечто сказочное по красоте. Вообще 10 дней, которые мы прожили в столице Турции — сплошное великолепие… Потом на большом великолепном французском пароходе „Лотос“ мы отправились в Афины… Наконец, мы приехали в Венецию… Здесь мы очень много снимались. У нас более 100 снимков, которые мы привезли с собой».
После отдыха и лечения в Лошвице под Дрезденом чета Луначарских съездила в Данию, Норвегию, Швецию, Австрию. По мере следования Анатолий Васильевич несколько раз читал лекции о советской политике мира и культурной революции, о Гёте и немецкой литературе, пока в его дневнике не появилась запись, сделанная в Берлине 11 декабря: «Мои доклады окончательно запрещены». Это было распоряжение германских властей, все более склонявшихся к антисоветскому курсу.
А. В. Луначарский, К. С. Станиславский и Бернард Шоу. Санаторий
«Узкое», 1931. [РИА Новости]
В 1932 г. Луначарский вновь попал на Женевскую конференцию по разоружению, которая с перерывом работала с 2 февраля по 10 июля уже не в рамках Подготовительной комиссии, а самостоятельно, с участием представителей 63 государств. Девять из них — СССР, США, Бразилия, Афганистан, Египет, Коста-Рика, Мексика, Эквадор, Турция — в Лигу Наций тогда не входили. Сыну Анатолию Луначарский сообщал о дурных предчувствиях: «Пока очень много тревог вокруг японо-китайского конфликта. Он действительно чертовски осложнился, и отсюда может выскочить что-нибудь очень скверное или… катастрофическое. Вообще, как-никак, а великие исторические события готовятся — здесь атмосфера становится все более насыщенной».
Выступая 12 апреля 1932 г. на девятом заседании Конференции в Женеве, Луначарский начал с того, что обозначил цель советской делегации — добиться «действительной организации прочного мира и лишения государств возможности вести между собой войну». Сожалея, что советское предложение о всеобщем и полном разоружении было отклонено, он предложил решить «более скромную задачу» — частичное разоружение, «создание хотя бы относительной безопасности против войны» через «прогрессивно-пропорциональное сокращение вооружений». В ином случае он предрек провал конференции.
Советская делегация и на этот раз не подписала резолюцию как «неудовлетворительную и частичную». Однако пребывание в Женеве не было для Луначарского напрасным. Контакты на полях конференции помогли ему освоиться в кругах высшей дипломатии, окунуться в международные торгово-экономические и культурные контакты. Ход Женевской конференции Луначарский публицистично изложил в цикле из 8 статей, опубликованных в «Вечерней Москве»: «Срывать всяческие „маски“ — такова, конечно, основная задача советской делегации на Женевской конференции… На советском жаргоне эта тактика носит благозвучное название: „лордам по мордам“. Однако т. Литвинов слишком тонкий и культурный человек, чтобы здесь, под знаменитым кисейным колпаком пленарной залы мировой конференции, действовать со столь плебейской несдержанностью. Есть другой способ срывать маски, противопоставить настоящее, живое, искреннее человечное лицо всем этим казенного образца благообразным „ликам“. Это и сделал Литвинов». По словам Луначарского, «женевский окончательный пузырь» лопнул и «конференция кончилась с позором».
В следующем году в работе Женевской конференции Луначарский уже не участвовал, однако внимательно следил за ее работой. В последней из статей о конференции он обосновал неутешительный прогноз: «Перспективы беспокойные… перед большинством людей на земле, все более страшащимся приближающейся перспективы войны, все более убеждающимся в бессилии капиталистов обуздать кризис. Мрачно теперь в буржуазном мире, и именно потому нет покоя капиталистам. И даже в тупике, куда забралась женевская конференция, им нет покоя, и там слышен шум, и там закипает борьба, и там своеобразным эхом отзывается звон часов, отбивающих поздний, поздний час капиталистической системы»[658].
Луначарский ощущал приближение военной грозы в Европе, особенно в связи с приходом к власти в Германии нацистов. В октябре 1930 г. он сделал запись в дневнике: «Телеграмма от Литвинова. Вечером видел в общем подлый /фильм/ „Брест-Литовск“. Гитлер о евреях… Гитлер — это тройная каналья. Плачет по нему веревка». Так же резко высказывался Луначарский о Муссолини, «демагоге национал-социалистического толка, некоем докторе Геббельсе». А в феврале 1931 г. он отмечал, что «Европа боится войны», но «она на всех порах мчится к новой войне»[659].
Своими размышлениями Анатолий Васильевич делился и с сыном: «На июль и август у меня есть приглашение на студенческий интернациональный конгресс, и в Ниццу на конгресс работников „новых школ“, и с докладами в Марсель, Лондон и, может быть, в Германию, если там не будет резко правой диктатуры и т. п. На сентябрь я приглашен с циклом лекций и докладов в Соединенные Штаты. Но все это вилами по воде написано. Политика развертывается бурно, особенно в Германии… Никто ничего предсказать не может… Время крепкое, острое и решительное». А в марте 1933 г. в статье «Разгром интеллигенции в Германии» Луначарский писал: «Теперь фашизм торжествует в Германии… Как известно, в тысячу раз больше, чем евреев фашистские молодчики ненавидят „марксистов“, в первую очередь коммунистов»[660].
А. В. Луначарский и английский драматург Бернард Шоу среди деятелей культуры.
[РИА Новости]
В оценке перспектив Женевской конференции Луначарский оказался прав. Она работала до начала июня 1934 г., но результатов не принесла. Германия, требовавшая «равенства в вооружениях», 14 октября 1933 г. вышла из конференции, а заодно из Лиги Наций. Капиталистический мир начал активно готовиться к новой мировой войне, вскармливая Гитлера и направляя его против СССР.