[38]. Такие празднества не вызывали протестов Ленина и руководства партии, а, наоборот, приобретали первейшее значение с привлечением к ним театральных режиссеров, профсоюзов, армии и т. д. Они проходили начиная с 1918–1920 гг. прежде всего в Петрограде и Москве и носили символические названия: «Свержение самодержавия», «Взятие Зимнего дворца» и даже «Комсомольское рождество». Масштабам этих мероприятий мешала только нехватка средств.
Культ новых вождей, заменявших «старых святых», сопровождался не только возвеличиванием Ленина с созданием Мавзолея и сохранением его «исторических» останков, почти «мощей», но и «визуализацией» членов Политбюро и вождей революции, в том числе и самого Луначарского, в виде портретов и плакатов (почти «икон»), тиражировавшихся в больших количествах, в том числе в прессе.
Можно найти еще немало доказательств того, что богостроительство не было умозрительной теорией, но получило осязаемое практическое воплощение. Среди марксистских литераторов примыкали к нему также со своими нюансами В. А. Базаров, П. С. Юшкевич и одно время Горький (Богданов, кстати, резко критиковал «богостроителей»), и это вызвало бурную критику в социалистической среде. И особенно острой была полемика с Луначарским именно Ленина. Он, к примеру, писал: «Каковы бы ни были ваши благие намерения, товарищ Луначарский, ваши заигрывания с религией вызывают не улыбку, а отвращение». Ленин как-то даже выразился, что он не может спокойно взирать, как «в философию снова шествует сей рыцарь печального образа, на этот раз в иных доспехах и под иным знаменем». Опять Луначарский напоминал «безрассудного» Дон Кихота, и показательно, что на его богостроительские намерения с еще большей яростью, чем Ленин, набросился тогда Г. В. Плеханов, называвший Анатолия Васильевича «типичным российским интеллигентом из наиболее впечатлительных».
Известно, что даже в самое горячее время споров Ленин в беседе с Горьким говорил о Луначарском, что он к нему питает слабость, добавляя при этом: «…Черт возьми, какие глупые слова: питать слабость! Я его знаете, знаете, люблю, отличный товарищ! Есть в нем какой-то французский блеск. Легкомыслие у него тоже французское, легкомыслие — от эстетизма…»[39] Помня колоссальный вклад Луначарского в дело партии в 1904–1907 гг., Ленин боролся за него как полезного делу революции профессионала. Богданов, который назвал себя полностью «отлученным» от дел партии, Горького — частично «отлученным», а Луначарского — «соотлученным», но без какого-либо серьезного разбора и критики его взглядов, понимал, что Луначарский может рано или поздно вернуться в ленинские ряды. В 1914 г. он написал в своей книге «Десятилетие отлучения от марксизма», вспоминая о пущенном Плехановым прозвище Луначарского «Блаженный Анатолий», «отец Анатолий Васильевич», что ему вообще был свойственен «религиозный оттенок чувства», «вера в коллектив и преклонение перед ним».
В 1931 г. Луначарский в статье «К вопросу о философской дискуссии 1908–1910 гг.», опубликованной только спустя 40 лет, сообщал, что у него было немало «серьезных ошибок», связанных с «интеллигентским ошибочным мышлением и чувствованием», «но самым ложным шагом, который я тогда сделал, было создание своеобразной философской теории, так называемого „богостроительства“. В период поражения революционного движения 1905 г. я, как и все другие, был свидетелем религиозных настроений и исканий… Правда, я в своих книгах тщательно указывал на то, что социализм, который я трактовал как наивысшую форму религии, есть религия без бога, без мистики…»
По воспоминаниям Луначарского, он несколько раз после разрыва в 1909 г. беседовал с Лениным на темы «богостроительства», и особенно долго и нелицеприятно в Копенгагене в августе — сентябре 1910 г. на конгрессе II Интернационала. Тот был непреклонен: «…Вы действительно воображаете, будто делаете честь марксизму, когда называете его величайшей из религий… В то время как научный социализм есть нечто прямо противоположное всякой религии… вы пытаетесь поставить социализм в одну шеренгу с религией… Вы скользите от марксизма в гнуснейшее болото… и не сумеете спастись от самой неприглядной судьбы, жертвой которой делались и до вас всякие неустойчивые типы, случайно забредшие в ряды пролетарской партии и потом потерявшиеся чёрт знает в каком-то историческом мусоре».
Эти слова были сказаны Лениным резко и обидно для его оппонента. Однако Луначарский ничуть не готов был оказаться в «историческом мусоре», он не расставался с мыслью о примирении с Лениным, при этом до поры до времени не готов был также отказываться от своих принципов и убеждений ради этого примирения. Важно подчеркнуть, что само понятие «богостроительство» было придумано Горьким, который именно в 1907 г. увлекся трудами Луначарского и фактически был рядом с ним во время написания «Религии и социализма», когда во второй половине октября приехал больше чем на полтора месяца во Флоренцию. Оттуда в письме к Е. П. Пешковой в Женеву он сообщал: «Здесь Луначарский — это страшно талантливый человек, скоро выйдет его книга о религии. Я ее тебе вышлю, и ты непременно прочитай». А в ноябре те же мысли Горький выразил в письме Р. П. Аврамову: «Вижу Луначарского ежедневно и — восхищен его умом, его идеями. Скоро выйдет его книга о религии, он часто рассказывал ее содержание — это глубоко интересная и страшно нужная вещь… Вообще, он и Богданов мои кумиры, никогда еще я не был так увлечен людьми, как увлекают меня эти двое… Мы с Луначарским обсуждали проект широко поставленного партийного издательства…» Горький в других письмах так отзывался о своем товарище: «Какой это умница и живой человек!»; «Это человек духовно богатый, и, несомненно, он способен сильно толкнуть вперед русскую революционную мысль»; «Луначарский все более нравится мне — удивительная умница». А имея в виду Луначарского вместе с Богдановым: «…Они — красота и сила нашей партии, люди, возбуждающие огромные надежды…»[40]
В это время Горький и Луначарский договорились взяться за написание работы по истории литературы для народа, и это опять вызвало восторг Алексея Максимовича: «Сильно захватывает меня блестящая мысль Луначарского — это парень с будущим. Слишком, пожалуй, книжник, он, кажется, несколько небрежен в отношениях с людьми, но это ничего! То ли мы видали!.. Летом я и Луначарский, вероятно, примемся за историю литературы для народа, и все эти вещи нужны». Горький, прочитав в конце ноября статью Луначарского «Будущее религии», писал ему о родстве их взглядов: «Мысль Ваша о революционерах, как о мосте, единственно способном соединить культуру с народными массами, и о сдерживающей роли революционера — мысль родная и близкая мне, она давно тревожит, и я страшно рад, что вы ставите ее так крепко и просто… Прочитал вторую часть вашей статьи о религии — очень понравилась она мне…»
Так совпало, что завершение Луначарским первого тома своей книги «Религия и социализм» (второй том был завершен через год — в декабре 1908 г.) совпало с рождением у четы Луначарских 9 декабря 1907 г. во Флоренции первенца Анатолия, что вызвало восхищение Горького: «У Луначарского родился мальчик, — радость и ликование!» Луначарский попросил писателя быть крестным отцом его сына и сообщил о болезни его жены. Тот согласился и добавил: «Анна Александровна — здоровый человек; мне кажется — у нее прекрасная воля, и она не даст себя в обиду болезни… Разумеется, с огромным, искренним удовольствием буду вашим кумом, — ибо душевно ценю все, что сближает меня и вас, коего и уважаю, и люблю».
Портрет М. Горького. Художник Исаак Бродский. Капри, 1910.
[Музей-квартира А. М. Горького, Москва]
Однако жена Луначарского продолжала болеть, ей требовалось «ехать дальше на юг», и Горький со своей гражданской женой М. Ф. Андреевой зовут Луначарских приехать на Капри, причем писатель, желавший собрать у себя основных лидеров партии, просит Анатолия Васильевича: «В деле завлечения Ильича на Капри вы должны помочь мне». А сам Ленин несколько ревниво писал в это же время Горькому: «…Слыхал проездом в Берлине, что Вы с Луначарским совершили турне по Италии…» В последний день декабря 1907 г. Ленин сообщил Луначарскому о перенесении центрального органа партии газеты «Пролетарий» за границу и пригласил его к сотрудничеству в газете. Потом он еще несколько раз писал об этом Луначарскому.
Видимо, таким образом Ленин пытался предотвратить сближение Луначарского с Богдановым и Горьким, развивавшими собственные философские теории, которые вождь большевиков считал своим приоритетом. Особенно беспокоила его позиция Богданова, который был тогда, без сомнения, человеком № 2 в партии и мог ему противостоять. Как всегда, личное соперничество лидеров вылилось в итоге и в партийный раскол, и в философские споры, и в организационные баталии.
На Капри и в Болонье. 1908–1911
Дела у семьи Луначарских шли неважно. В письме в Петербург к своему издателю С. Ю. Копельману в декабре 1907 г. Анатолий Васильевич сообщил о завершении работы над первой частью «Религии и социализма» и попросил быстрее выслать причитающийся ему гонорар: «Жена моя родила с осложнениями. Болезнь затянулась и поставила меня в крайне тяжелое положение… Рукопись вышлю Вам завтра или послезавтра… Конец книги не заставит себя ждать. Но о чем я прошу Вас настоятельно, это о немедленной высылке мне по получении рукописи следуемых мне 250–260 рублей. Замедление Ваше поставило меня в безвыходное положение. А у меня не оправившаяся жена и крошечный ребенок. Обращаюсь прямо к Вашему гуманному чувству: деньги мне абсолютно необходимы, и они заработаны, это не просьба об авансе…»
Денег не хватало, и супруги решились переехать в середине января 1908 г. на Капри, поселившись на вилле художника Домбровского Паскуале на улице Тиверия, где обитали русские студенты Неаполитанского университета и была хорошая библиотека. Отметим, что в то время остров Капри представлял собой место паломничества российской интеллигенции: там наездами жили, к примеру, издатели К. П. Пятницкий, И. Д. Сытин, Е. А. Ляцкой, писатели Л. Андреев, И. Бунин, М. Коцюбинский, публицисты А. В. Амфитеатров, С. Я. Елпатьевский, С. И. Гусев-Оренбургский, В. С. Миролюбов, театральные деятели В И. Немирович-Данченко, А. Л. Волынский. Однако, судя по воспоминаниям Горького, на Капри было очень много и простых русских переселенцев, эмигрантов, путешественников. Он полушутливо писал, что «набралось на Капри нижегор