Как вспоминал будущий нарком, он «преподавал историю германской социал-демократии, теорию и историю профессионального движения, вел практические занятия по агитации, а к концу прочел еще курс всеобщей истории искусства». Однако не все на Капри шло гладко. Вмешался «человеческий фактор». Андреева приревновала Горького к Анне Луначарской, и после разлада Луначарские переселились в деревню, что Анатолий Васильевич объяснял соображениями «материального плана». Горький не возражал и вдобавок привел соображения политического плана: «Ленин явно делает вас (богостроителей. — С. Д.) центром нападения». Действительно, в мае 1909 г. в статье «Об отношении рабочей партии к религии» Ленин, помянув Луначарского, настаивал на «необходимом и обязательном» осуждении богостроительства. Тогда же и вышла в свет его книга «Материализм и эмпириокритицизм. Критические заметки об одной реакционной философии» (М.: Звено. 1909). Сначала он хотел выпустить ее в издательстве «Знание», которым издалека руководил и которое финансировал Горький, но тот, понимая направленность ленинского труда, делавшего «дурачками» не только философов-махистов, но и его самого, Ленину отказал.
Хотя больше всех от Ленина досталось Богданову и Базарову, многократно в ней упоминается и Луначарский, который договорился до «обожествления высших человеческих потенций», до «религиозного атеизма». В этом автор видел «не исключение, а порождение эмпириокритицизма, и русского, и немецкого». Единственное, что в его глазах извиняло Луначарского, так это отсутствие прямого фидеизма. Значит, «пока еще есть почва для товарищеской войны», но никакие «благие намерения» не оправдывают «зло его теории».
Заметим, что в едких критических откликах Ленина на религиозные искания Луначарского брани часто было больше, чем аргументов, но они производили убедительное впечатление на широкую партийную публику. Парадоксально, но Луначарского ругали за то, что он «втаскивал в социализм бога», хотя он отстаивал «религию без бога», подчеркивая, что не приемлет бога, так как «он не нужен, эта иллюзия напротив — вредна». Для него религия существовала в романтическом ключе, как «система чувств, высоко подымающих человека над его будничным уровнем». Без бога «вся высота религии остается, но мир перестает быть тиранией… Человек человеку бог». По Луначарскому, человек не должен искать смысл мира, он должен «дать миру смысл». Маркс, подарив миру «последнюю великую религию», сам стал «вождем-гением» и божеством.
На совещании расширенной редакции «Пролетария» 23 июня 1909 г. была принята резолюция «О богостроительских тенденциях в социал-демократической среде», существенно повлиявшая на дальнейшую судьбу Луначарского. Она резко осуждала «попытки связать с социал-демократией проповедь веры и богостроительства и даже придать научному социализму характер религиозного верования. Редакция заявила, что „рассматривает это течение, особенно ярко пропагандируемое в статьях т. Луначарского, как течение, порывающее с основами марксизма и приносящее по самому существу своей проповеди, а отнюдь не одной терминологией, вред революционной социал-демократической работе…“»[44].
Ленин и его сторонники увидели в Каприйской школе опасную фракцию, способную увлечь за собой немалое число партийных активистов. Луначарский констатировал, «что наши ближайшие соседи, большевики-ленинцы, не без основания рассматривали школу как попытку группы „Вперед“ упрочиться и получить могучую агентуру в России…»[45]. Ленин в ноябре сообщал Горькому из Парижа в связи с его приглашением приехать на Капри: «Дорогой А. М.! Насчет приезда — это Вы напрасно. Ну, к чему я буду ругаться с Максимовым, Луначарским и т. д.? Сами же пишете: ершитесь промеж себя — и зовете ершиться на народе…»
Луначарский пришлось снова оправдываться. В ноябре 1909 г. в статье «Несколько слов о моем богостроительстве» он сообщал: «Мне никогда в голову не приходило окрестить воззрения, высказанные в моих статьях и книге, „богостроительством“. Термин этот если употреблялся, то исключительно в переносном смысле… Я считаю, что, оговорив несколько раз самым решительным образом: социализм есть особого рода религия без бога, потустороннего мира, не содержащая в себе вообще ни грамма мистики и метафизики…»[46]
Тогда же в Каприйской школе стали все сильнее обнаруживаться серьезные противоречия, «атмосфера взаимной нетерпимости». Группа слушателей, включая Вилонова, поддержала обвинение ее во фракционности и направилась в Париж к Ленину, где была открыта похожая школа в Лонжюмо. Росли трения и среди лекторов, приведшие постепенно к разрыву Горького с Богдановым и Луначарским, закончившиеся даже совсем не приятными расчетами между Алексеем Максимовичем и Анатолием Васильевичем по поводу долгов последнего. Показательно, что Горький, порвавший тогда с Богдановым, одним из первых помирился с Лениным, который на 12 дней еще раз приезжал к нему на Капри в июне 1910 г.
При этом Горький не стеснялся бросать тогда Ленину такие упреки: «…Я Вас очень уважаю, но, знаете, Вы наивнейшая личность в отношениях Ваших к людям и в суждениях о них… Всякий человек для Вас — не более, как флейта, на коей Вы разыгрываете ту или иную любезную Вам мелодию, и что Вы оцениваете каждую индивидуальность с точки зрения ее пригодности для Вас — для осуществления Ваших целей, мнений, задач». В это же время Горький стал подумывать о разрыве с Марией Федоровной, отдалившейся потом от писателя и посчитавшей, что он разбил всю ее жизнь.
А. В. Луначарский с женой Анной Александровной. 1910-е гг.
[РГАСПИ]
5 декабря 1909 г. Луначарский участвовал в прощальном вечере учеников и лекторов Каприйской школы, ему пришлось проводить своих учеников в Рим, где он двое суток знакомил их с достопримечательностями. 15 декабря ЦК РСДРП получило подписанное А. А. Богдановым и В. Л. Шанцером уведомление 16 преподавателей и учеников Каприйской школы, в том числе Луначарского, об образовании группы «идейных единомышленников» «Вперед» с просьбой утвердить ее как литературную организацию для издания социал-демократической литературы. Так началась история группы «Вперед», которая стала важным «элементом» истории партии большевиков и в которую помимо Богданова и Луначарского входила целая когорта будущих видных деятелей советской эпохи — М. Н. Покровский, Г. А. Алексинский, В. Р. Менжинский, М. А. Семашко и многие другие.
Международный социалистический конгресс в Копенгагене происходил с 28 августа по 3 сентября 1910 г., и туда Луначарскому пришлось ехать от группы «Вперед», как он писал, «скорей врагом, чем другом моих недавних ближайших товарищей. Не доезжая Копенгагена, уже в Дании, мы встретились с Лениным и дружески разговорились. Мы лично не порвали отношений и не обостряли их так, как те из нас, которым приходилось жить в одном городе». Крупская вспоминала об этой встрече: «Ильич по возвращении в Париж рассказывал, что в Копенгагене на конгрессе удалось ему хорошо поговорить с Луначарским. К Луначарскому относился с большим пристрастием: подкупала талантливость»[47].
Как видим, разрыв двух видных революционеров в 1910 г. был не таким уж полным — сказывались их прежние деловые отношения. Выяснилось, что почти по всем вопросам копенгагенской программы Ленин с Луначарским стояли на близкой точке зрения, и в итоге, несмотря на опубликованный последним в бельгийском издании «Пёпль» большой памфлет против большевиков, его мандат был на конгрессе признан, и он фактически солидаризовался с большевиками. Но вновь «завязавшиеся таким образом короткие отношения с ленинцами», по свидетельству Луначарского, не оказались прочными, ибо многие из них «о таком сближении не хотели ничего и слышать».
Опыт Каприйской школы было решено повторить в ноябре 1910 г. в Болонье, где уже делами заправлял в основном сам Луначарский и где учились преимущественно уральские рабочие. К лекторам школы прибавились тогда А. М. Коллонтай, М. Н. Покровский и П. П. Маслов. Горький в работе школы вообще не участвовал. По словам Луначарского, «болонская школа далась мне гораздо труднее каприйской: я считался как бы официальным ее директором, ибо один только говорил на итальянском языке, сносился по всем организационным делам со всеми властями и, можно сказать, размещал, лечил, кормил учеников столько же, сколько учил их. Между тем я читал им также большой ряд лекций… По окончании болонской школы группа „Вперед“ постановила вызвать меня из Италии и перевести в Париж для более постоянной политической работы. Мы затеяли в то время усилить нашу литературную и практическую деятельность».
Отдаленным итогом работы партийных школ стало выдвижение из числа рабочих нескольких видных деятелей партии, к примеру одного из первых руководителей Пролеткульта Ф. И. Калинина, работавшего потом в коллегии Наркомпроса, или Н. П. Глебова-Авилова, занимавшего некоторое время пост первого наркома почт и телеграфов. Можно сказать, группа «Вперед» стала «кузницей кадров» для Наркомпроса, в котором руководящие посты занимали многие товарищи по группе Луначарского: заместитель наркома просвещения М. Н. Покровский, тот же член коллегии Ф. И. Калинин, возглавлявший Главлит П. И. Лебедев-Полянский, «красный профессор» В. А. Десницкий (Строев). Активными деятелями на будущем культурном фронте оказались жены большевиков, причем не только участников «каприйской оппозиции», но и их противников, — Н. К. Крупская (заведующая Главполитпросвета Наркомпроса), В. М. Бонч-Бруевич (Величкина) (заведующая санитарно-гигиеническим отделом), З. И. Лилина (заведующая отделом социального воспитания ПетрогубОНО, жена Г. Е. Зиновьева), М. Ф. Андреева (нарком театров и зрелищ Союза коммун Северной области), Е. Т. Руднева (редактор журнала «Искусство в школе», жена В. А. Базарова).