Из этих слов следует, что вроде бы Луначарский выступал в июле против вооруженного восстания, но шел за Троцким и большевиками, мучился, страдал, готов был на жертвы и не мог сойти с пути революции. Для нас важен сам факт, что еще в июле 1917 г. его фигура намечалась в составе будущего правительства. И он не без оснований, хотя и с явным бравированием, писал жене о самом себе чуть позднее: «Произошло то, чего я хотел, о чем мечтал: я действительно популярный вождь пролетарских масс. Быть может, ни одно имя, кроме Троцкого и Ленина, не пользуется такой известностью и любовью. Но счастье, великое счастье быть передовым деятелем революции и горько!» А в октябре будущий нарком оценивал свою роль еще выше: «Пролетарско-солдатская аудитория признает и по-настоящему любит рядом с Троцким только меня. Интеллигенция же ненавидит Троцкого, а меня сильно выделяет из всех большевиков. В общем у меня недурное положение»[83].
Однако из этого, как это ни может показаться странным, Луначарский делал вывод о необходимости сосредоточиться именно на культурно-просветительской работе и скептически оценивал свои «министерские амбиции». 21 августа (3 сентября) он писал жене: «Как курьез, передаю тебе, что вчера циркулировал список социалистического министерства, в котором твой супруг фигурирует в качестве министра народного просвещения. Конечно, чепуха». Получается, что имя Анатолия Васильевича как будущего министра фигурировало тогда не только в большевистской, а и в более широкой социалистической среде, представители которой участвовали в разных составах Временного правительства. В этой связи интересным представляется эпизод, который имел место в Александринском театре, когда там перед труппой выступали с докладами о театральной политике от большевиков Луначарский, а от кадетов К. Д. Набоков и им обоим хлопали артисты. На вопрос, почему так происходит, один актер ответил: «Мы ведь не знаем, кто из вас двоих будет вскоре Министром просвещения, но смекаем, что один из вас…»[84]
В это время Луначарского ждало новое испытание, напомнившее ему, хотя и на полмесяца, тюремную эпопею ушедших лет. Он был арестован 22 июля (4 августа) и снова попал в «Кресты», где находился до 8 (21) августа. Еще 1 (14) июля начальник петроградской контрразведки Б. В. Никитин представил Временному правительству доклад, где говорилось о собранных его ведомством доказательствах государственной измены Ленина, его финансовой зависимости от германских властей и необходимости его немедленного ареста в силу готовящегося восстания вместе с 27 большевиками, в том числе Луначарским, Зиновьевым, Коллонтай, Семашко, Козловским, Ганецким, Е. М. Суменсон (двоюродной сестрой Ганецкого), Раскольниковым и другими. Причем Никитин знал, что доклад его станет известным большевикам в силу связи с ними министра земледелия эсера В. М. Чернова.
Напомним здесь очень важный факт: по сообщению В. Д. Бонч-Бруевича, вечером 4 (17) июля 1917 г. ему позвонил помощник министра юстиции Керенского прокурор Н. С. Каринский и предупредил о предстоящем аресте Ленина. Сам Керенский для доказательства этого факта, спасшего тогда Ленина от ареста, опубликовал в 1965 г. запись этого телефонного разговора.
Таинственную завесу над вопросом о том, почему начатое Временным правительством расследование «Дела по обвинению Ленина, Зиновьева и других в государственной измене» не было доведено до конца, приоткрыл еще Г. Катков в 1956 г. Выяснилось, что у социалистов, укреплявших свои позиции во Временном правительстве с помощью Керенского и заседавших в Советах, «рыльце тоже было в пушку». Они также, особенно до Февральской революции, получали средства на свою деятельность от германских политических кругов и не были заинтересованы в широкой огласке скандального дела, несмотря на их страстное желание дискредитировать большевиков.
Более того, дело против большевиков закончилось отставкой министра юстиции В. Н. Переверзева, стремившегося дать ему быстрый ход, решившего опубликовать некоторые документы в срочно изготовленных листовках и передавшего через журналистов Г. А. Алексинского и В. С. Панкратова материалы в печать. 5 (18) июля они были опубликованы в газете «Живое слово» и произвели эффект разорвавшейся бомбы, содействовав свертыванию неудавшегося восстания. Однако многие социалисты встали тогда на защиту Ленина как представителя «революционной демократии», а правительство принудило Переверзева к уходу «за преждевременное опубликование важного следственного материала». 7 (20) июля подал в отставку и премьер-министр князь Львов, уверенный, что теперь-то с большевизмом покончено. Однако он и многие другие просчитались.
Почетный президиум и президиум VI съезда РСДРП(б). Июль — август 1917 г. Плакат.
[Из открытых источников]
Ленин и его партия сумели тогда не только выстоять, но и, повернув репрессии против ее членов себе на пользу, укрепить свои позиции. 6 (19) июля Временное правительство издало закон о предании суду за государственную измену всех, кто во время войны призывает солдат и офицеров к неисполнению своего долга. Вечером того же дня на совещании большевиков на квартире М. В. Фофановой Ленин, держа в руках номер «Живого слова», заявил: «Если хоть один малейший факт о деньгах подтвердится, то было бы величайшей наивностью думать, что мы сможем избежать смертного приговора». Было решено ему и Зиновьеву скрыться, что и было сделано с переодеваниями и гримированием, сначала в Кронштадте, потом в Сестрорецке. В то же время другие большевики, в том числе Луначарский, подвергли себя риску ареста.
Документы предварительного судебного следствия, долгое время считавшиеся утерянными, впервые были обнаружены и выборочно описаны еще в 1990 г.[85] По этим данным, следственное дело состояло из 21 тома, из которых трех томов не оказалось, а другие три не были никак описаны. Имя Луначарского упоминалось в томе 7 с описанием материалов, изъятых при домашних обысках у него самого, Троцкого и Ленина (на квартире Елизаровых), а том 18 содержал допросы Луначарского и других арестованных[86]. Позднее, в 2012 г., «Следственное дело большевиков» частично было издано в двух книгах, и его подробное изучение еще ждет своего часа.
Плакат-объявление о лекции А. В. Луначарского «В царстве социализма», проведенной 11 (24) ноября 1917 г. в цирке «Модерн» в Петрограде.
[Из открытых источников]
Кстати, очень интересное свидетельство об этой истории оставил Мельгунов, который описал, как в сентябре 1917 г. в редакцию журнала «Голос минувшего» пришел автор этого журнала, в будущем видный советский деятель М. Н. Покровский, который на вопрос о «немецких деньгах» откровенно сказал: «Деньги дали немецкие социал-демократы на общие революционные цели». Свое признание он сопроводил осуждением всей ленинской тактики и заявил, что «не выходит из партии только потому, что намерен бороться внутри ее с опасным направлением». Учитывая серьезность таких заявлений, участники встречи решили ее запротоколировать. Однако Мельгунов был впоследствии при новой власти несколько раз арестован, этот протокол остался в его домашнем архиве в Москве, а Покровский потом всячески опровергал сообщения об этой истории в печати.
Преобразование Временного правительства в социалистическое, где Керенский, сохранив посты военного и морского министра, занял и кресло премьера, еще более ослабило натиск на большевиков: Керенский удалил от дел Никитина, были отменены поначалу приказы об арестах участников восстания с депутатской неприкосновенностью, отвергалась сама идея открытого судебного процесса над большевиками, к их защите подключились зарубежные социалисты и деятели культуры. В это время жена Луначарского написала, к примеру, письмо Р. Роллану о необходимости мобилизовать международную поддержку арестованному мужу и его товарищам: «В жизни бывают очень тяжелые минуты… Нужно поднять голос, воззвать к международному пролетариату, чтобы он пришел нам на помощь, чтобы он, наконец, проснулся…» Р. Роллан явно преувеличенно отметил в своем дневнике под рубрикой «Герои свободы», что Луначарский умирает «с голоду в тюрьме, где его пытаются принудительно использовать на военных работах». Он написал жене Луначарского письмо сочувствия и предпринял соответствующие шаги для поддержки арестованных большевиков.
В этой обстановке с 26 июля (8 августа) по 3 (16) августа прошел VI съезд РСДРП(б), на котором находившиеся в «Крестах» межрайонцы Троцкий и Луначарский вместе с Лениным, Каменевым, Зиновьевым и Коллонтай были избраны почетными председателями съезда. На нем без каких-либо заявлений и обсуждений было принято важное решение об объединении межрайонцев с большевиками. Межрайонцы Троцкий и М. С. Урицкий были избраны на съезде членами ЦК РСДРП(б), А. А. Иоффе, — кандидатом в члены ЦК, Луначарский же опять остался вне состава руководства партии.
Через некоторое время после завершения съезда под денежный залог были освобождены в разные сроки арестованные по нашумевшему делу Л. Д. Троцкий (3000 рублей залога), Л. С. Козловский (5000 рублей залога), Суменсон (15 000 рублей залога) и другие большевики. Следователь по особо важным делам П. А. Александров 5 августа принял постановление об освобождении Луначарского под залог 5000 рублей. Потом эта сумма была сокращена до 3000 рублей. Ее внесла «жительница Полоцка», видная революционерка Ф. И. Драбкина, занимавшая после Октября важные посты. 8 августа Луначарский вышел на свободу. Здесь свою роль сыграло то, что изъятые при его аресте 23 июля документы не содержали ничего важного и опасного для него.
Луначарский оценивал позднее обвинения, обрушившиеся против большевиков, как «одну из гнуснейших клевет против нас» и описал происходившее такими словами: «Владимиру Ильичу пришлось бежать, а нам, попавшим в руки Керенской полиции, сидеть в тюрьмах и разъяснять следователям, что мы не немецкие шпионы. Но весь этот мрачный фарс рассеялся, как облако смрада»