Эти слова дают основание считать, что «кампания» против наркома не только действительно была, но и что ее вел отнюдь не Сталин, а его противники и Троцкий с его сторонниками мог выступать в этой роли скорее других. В то время он начал терять свои позиции и мог в качестве резервного варианта сам рассматривать возможность для себя «дополнительной нагрузки» с Наркоматом просвещения, и такая альтернатива могла также устроить его противников, чтобы отвлечь Троцкого от политической борьбы. Хотя очевидно также, что Троцкому совсем не свойственна была систематическая и напряженная работа, которая требовалась в Наркомате просвещения, и потому сомнения, что он «пойдет» в Наркомпрос и будет там «работать», имели под собой основания. В итоге Луначарский тогда устоял, прежде всего потому, что еще не отошел полностью от дел Ленин и нарком просвещения оказался нужен Сталину и его соратникам в борьбе против Троцкого.
Вернемся тем не менее к некрологу, написанному Троцким, и убедимся, что он, озлобленный на многих вождей большевиков, сохранял и в 1934 г. к Луначарскому определенный пиетет: «Министр революции был не только ценителем и знатоком театра, но и плодовитым драматургом. Его пьесы раскрывают все разнообразие его познаний и интересов, поразительную легкость проникновения в историю и культуру разных стран и эпох, наконец, незаурядную способность к сочетанию выдумки и заимствования. Но и не более того. Печати подлинного художественного гения на них нет».
При этом Троцкий не мог не обвинить Луначарского в приспособленчестве, вспомнив историю с книгой «Силуэты». Через год ее изъяли из оборота, «и сам Луначарский чувствовал себя полуопальным. Но и тут его не покинула его счастливая черта: покладистость. Он очень скоро примирился с переворотом в руководящем личном составе, во всяком случае, полностью подчинился новым хозяевам положения. И тем не менее он до конца оставался в их рядах инородной фигурой. Луначарский слишком хорошо знал прошлое революции и партии, сохранил слишком разносторонние интересы, был, наконец, слишком образован, чтобы не составлять неуместного пятна в бюрократических рядах.
Снятый с поста народного комиссара, на котором он, впрочем, успел до конца выполнить свою историческую миссию… Не только друг, но и честный противник не откажет в уважении его тени»[188].
Красиво сказано! Как видим, Троцкий довольно объективно относился к Луначарскому, видя его недостатки и достоинства и выделяя его в когорте большевиков как представителя старой гвардии, сохранившего черты «честности и порядочности», не запятнавшего себя оголтелыми нападками на оппозиционеров. При этом Троцкий не нашел оснований обвинять его в мягкотелом отношении к «красному террору» и революционному насилию, в этом вопросе считая своим единомышленником. Линии судьбы развели этих двух выдающихся большевистских деятелей, оставив между ними, однако, много общего.
«Политическая командировка» в Рязань, Тамбов и Саратов
С 26 января по 14 февраля 1921 г. Луначарский находился в очередной командировке, которая отличалась от предыдущих тем, что носила чисто политический, скорее даже внутрипартийный характер и была связана с развернувшейся в партии «профсоюзной дискуссией». Вопрос о роли профсоюзов обострился весной 1920 г. после IX съезда партии, когда в ней появилась группы так называемых «демократических централистов» и анархо-синдикалистов, отстаивавших независимость профсоюзов и отрицавших партийную дисциплину на производстве. В ноябре 1920 г. вторая из этих групп во главе с А. Г. Шляпниковым назвала себя «рабочей оппозицией» и предложила передать управление всем народным хозяйством «всероссийскому съезду производителей», считая высшей формой организации рабочего класса не партию, а профсоюзы. В этом же месяце началась и профсоюзная дискуссия, навязанная партии Троцким, который, напротив, призывал «завинтить гайки военного коммунизма» в профсоюзах.
Примерно тогда же возникла и «буферная группа» во главе с Бухариным с участием Ларина, Преображенского, Серебрякова и Сокольникова, пытавшихся сначала примирить Ленина с Троцким, а потом объединившаяся в январе 1921 г. с троцкистами. И в этой сложной ситуации Луначарский не просто встал на ленинские позиции, а был выбран в числе нескольких видных деятелей партии для агитации на местах против оппозиционеров. Любопытно, что в день отъезда в Рязань Луначарский получил только что напечатанную брошюру Ленина «Еще раз о профсоюзах…», которая была завершена им всего лишь за день до этого в Горках.
В Рязани все оказалось просто: подавляющее большинство коммунистов города присоединились к так называемой ленинской «платформе десяти», причем в этом была частичная заслуга и наркома просвещения. За два дня пребывания в городе он выступил на тысячном собрании почти всех коммунистов в местном театре, на собрании около 800 представителей фабрично-заводских комитетов и на двухтысячном митинге преимущественно беспартийных — с антирелигиозной тематикой.
Значительно хуже получилось в Тамбове, где Луначарский находился 31 января и 1 февраля 1921 г. Дело в том, что он опоздал к дискуссии, его опередил Бухарин, выступивший на заседании губкома, который в итоге шестью голосами против пяти поддержал линию Троцкого, а на съезд партии из семи делегатов избрал четырех троцкистов. Луначарский увидел причины такого положения не только в раскладе политических сил, но также в тяжелом военно-политическом положении города, фактически окруженного бандами Антонова, и в жутком продовольственном обеспечении тамбовских рабочих, два месяца не получавших пайки. Наркому пришлось отправить Ленину и в Наркомат продовольствия А. Д. Цюрупе телеграмму с требованием «немедленно установить нормальный паек» рабочим.
В Тамбове Луначарский выступил и перед «восемью сотнями» рабочих, и перед фракцией губернского советского съезда. Сам он оценил результат так: «…Две речи, которые я произнес, имели успех. Недавно выбранные „демократы“ оказались разбиты наголову. По вопросу, дебатировавшемуся в данном случае, колоссальное большинство, не менее 9/10 всех присутствовавших (присутствовало около 200 человек коммунистов), высказались за мое предложение». Ораторское искусство и напористость наркома и тут сыграли свою роль.
Поехав после выступлений к командарму Павлову «для переговоров с т. Сталиным о дальнейшем маршруте», Луначарский нашел в командарме единомышленника. Обрисовав ситуацию с антоновским мятежом, тот был уверен, что в военном отношении с ним можно покончить, но намного труднее будет «справиться с источником подобных явлений, т. е. глубоким недовольством тамбовского более или менее зажиточного и энергичного крестьянства».
Во время посещения командарма Павлова, Луначарский по телеграфу связался с секретарем ЦК Сталиным. Текст этих переговоров стоит привести почти полностью:
«Сталину — от Луначарского
Прошу передать по телефону тов. Сталину через верхний коммутатор Кремля следующее: опоздал в Тамбов. Конференция состоялась. 6 троцкистов, 5 наших. Бухарин получил доклад. Результат: 47 наших, 29 троцкистов. Задержался в Тамбове для доклада о восьмом. Боюсь таких же опозданий в дальнейшем. Не знаете ли, когда губконференция в Самаре, Саратове. Что нового. Ответьте по телефону мне. Протелеграфируйте ответ Сталина. Прошу мне тотчас протелеграфировать.
Ответ Сталина
Я понял Вас так, что губконференция в Тамбове уже состоялась и мы получили большинство. Верно ли это? <В> Самаре будет конференция 22 февраля. Туда выезжает Троцкий. Спешите. <В> Саратове — <в> конце февраля. Сообщаю новости: 1) 26 января Пленум Цека обсуждал нашу и Троцкого платформы. Цека принял большинством 10 против 8 нашу платформу. Отныне наша платформа есть платформа Цека. 2) Организации Харькова, Киева, Чернигова и Екатеринослава высказались за нашу платформу. Жду ответа. Сталин.
Сталину — от Луначарского
Протелефонируйте товарищу Сталину следующее: конференция кончилась до моего приезда. Мы имели большинство: 47 голосов против 29, выбрано 4 наших и три противника. Если бы я поспел вовремя, наверно не дал бы и половины Бухарину. Завтра сделаю доклад на губсовет — съезде и завтра же выеду <в> Самару, оттуда Саратов, Астрахань. Боюсь, что в Царицын уже не поспею»[189].
Обратим внимание на деловые и доверительные отношения между Сталиным и Луначарским, стоявшими в тот период на одних позициях. Характерна уверенность Луначарского, что «если бы я поспел вовремя, наверно не дал бы и половины Бухарину», и призыв Сталина к наркому спешить в Самару: «Туда выезжает Троцкий». Получается, что Луначарский использовался Лениным и Сталиным в качестве тяжелой артиллерии, способной противостоять таким титанам партии, как Троцкий и Бухарин. Все это свидетельствовало об огромном авторитете Луначарского в то время.
А. В. Луначарский с работниками народного образования во время поездки в Тамбов. 3 февраля 1921 г.
[РГАСПИ]
В Саратов Луначарский выехал 2 февраля, но вынужден был вернуться на станцию Тамала ввиду того, что часть дороги и станция Ртищево оказались захвачены антоновцами. В Саратов ему удалось добраться 3 февраля и пробыть там целую неделю, включая и поездку в Покровск. В этих городах нарком неоднократно выступал на собраниях и митингах с докладами, защищая «платформу десяти» о профсоюзах. Решающим было партийное собрание в театре Карла Маркса в Саратове с участием не менее 1500 человек. Как отмечал в своем докладе Ленину нарком, произошел переход Троцкого «от совершенно откровенного главполитпутизма чуть-чуть не к замаскированному синдикализму», подчеркнув, что «последняя позиция Троцкого, не будучи четкой и ясной, вместе с тем весьма близка к нашей позиции и равносильна капитуляции перед ней… После моего кратког