Литкенс взял на себя колоссальные полномочия, в том числе по распоряжению финансами Наркомпроса. В этом отношении интересен пример с задержкой им выделения средств на «экстренный ремонт» Эрмитажа, вопрос о котором поставил Ленин. Луначарскому пришлось 13 октября 1921 г. заявлять в конфиденциальном письме Литкенсу: «Происходит вещь вопиющая. Вы помните, что тов. Ленин предложил постановление, согласно которому Наркомпросу вменялось в обязанность в 24 часа внести в Малый Совнарком затребование сумм, необходимых для экстренного ремонта Эрмитажа… Тогда мы этого не сделали на основании Вашего мне заявления, что деньги фактически уже посланы и что никаких дополнительных ассигнований нам в данном случае не нужно. Между тем тов. Ятманов приехал сюда и опять заявляет, что ни копейки не получил. Если бы он пожелал довести это дело до сведения Владимира Ильича любым частным путем, то вышел бы настоящий скандал, и притом полностью заслуженный. Прошу Вас распорядиться немедленно выдать т. Ятманову наличными ту сумму денег, которая для этого ремонта окажется необходимой»[230].
А 25 октября Луначарский в письме Литкенсу упрекал его, что, по сведениям представителя РКИ, в Наркомпросе «расходуются большие деньги бестолково и довольно безрезультатно». Подобных примеров было множество. Литкенс вообще взял линию на резкое сокращение расходов Наркомпроса и был самым активным сторонником введения в стране платы за обучение, а также пользование библиотеками и клубами, чему всячески противостоял Луначарский. При этом организационного порядка в наркомате так и не наступало. В середине августа Луначарский укоризненно писал Литкенсу, что «в Главпрофобре полный развал и хаос»[231].
И опять одним из главных раздражителей в ухудшавшихся отношениях между Лениным и Луначарским стали театральные дела. На рассмотрение Малого Совнаркома 22 июня был вынесен вопрос о выделении огромной суммы в 180 млн рублей на постановку «Мистерии-буфф» Маяковского в театре Мейерхольда. Ленин настоял на создании комиссии из представителей разных ведомств «для обследования деятельности НК просвещения в области театрального дела».
Узнав об этом, Луначарский несколько дней спустя направляет в Малый Совнарком и Ленину возмущенное письмо, что комиссия работает за его спиной, без привлечения специалистов Наркомпроса: «Я прошу Вас либо прекратить работу комиссии и назначить вместо нее доклады заведующих театральными отделами в моем присутствии Малому Совнаркому, либо предписать лицу, являющемуся председателем этой комиссии (имя которого мне неизвестно), снестись немедленно с Народным комиссариатом по просвещению и быть с ним в постоянном контакте, ни в коем случае не предпринимая никаких мероприятий без одновременного уведомления Наркомпроса»[232].
Ленин 3 августа отчитал наркома: «Я нахожу и тон и содержание этого письма Вашего неправильными. Виноваты, по-моему, всецело Вы или, может быть, заведующий административной частью НКпроса т. Литкенс. — виноваты тем, что не следили за постановлениями Малого СНК (первое от 22/VI!!!) и не обращались вовремя в СНК с просьбой о пересмотре решения Малого СНК».
Ясно, что инцидент не был исчерпан. Вдобавок член созданной комиссии К. И. Ландер, бывший нарком госконтроля РСФСР и полпред ВЧК на Кавказе, 30 июля направил в ЦКК РКП(б) и лично Ленину сообщение о «вакханалии», которая творится в театральном деле столицы. Вместо годовой сметы в 5 млрд рублей «фактически расход на все театры и зрелища по городу Москве будет не менее 60 миллиардов». Ландер привел факт: на все празднества в связи с конгрессом Коминтерна было отпущено 200 млн, а на постановку в театре Мейерхольда двух пьес, художественное и агитационное содержание и значение которых весьма сомнительно, «произведен фактический расход 1–1½ миллиарда в течение нескольких недель». «Таким образом, мы расходуем фактически миллиарды на содержание театров, на постановку весьма сомнительного достоинства пьес, на кормежку 40-тысячной армии халтурничающих в большинстве случаев, очень низкого уровня и квалификации артистов». Считая необходимым продолжать исследование деятельности театров, Ландер предложил «немедленно закрыть на 2 месяца все без исключения московские театры, прекратив выдачу им каких бы то ни было средств»[233].
Ленин, получив такую информацию, был почти взбешен, что объясняет тон его записки Покровскому в начале августа: «Тов. Луначарский приехал. Наконец! Запрягите его, христа ради, изо всех сил на работу по профессиональному образованию, по единой трудовой школе и пр. Не позволяйте на театр!!»[234]
Но Луначарский не успокаивался и снова обратился к Ленину 25 августа с просьбой принять его для решения накопившихся вопросов, в том числе о судьбе Художественного театра: «Художественный театр можно спасти, при условии, что Художественный театр будет разбит на три группы: заграничную, русскую и провинциальную, которые будут постоянно меняться местами. Нам не придется тратить на Художественный театр ни копейки, и мы будем иметь первоклассный театр. Лично я заслужил, смело могу сказать, большую симпатию и Станиславского, и Немировича-Данченко, и почти всего без исключения состава Художественного театра и Первой студии». Письмо он закончил так: «Но, если этого нельзя, напишите мне… и я буду знать, что Художественный театр положен в гроб, в котором и задохнется»[235].
Конечно же, Луначарский прекрасно знал о решении Политбюро от 28 мая 1921 г. об отклонении просьбы Художественного театра выехать за границу, что было вызвано категорическим отказом ВЧК. Заместитель председателя ВЧК Уншлихт 18 мая докладывал в Политбюро: «Что касается 1-ой студии Художественного театра, ВЧК уверенно может сказать, что она назад не вернется. Все артисты Художественного театра, находящиеся в данное время за границей, пользуются там огромным успехом и великолепно живут в материальном отношении»[236]. Любопытно, что пройдет всего полтора года и Камерный театр будет отпущен на гастроли в Европу на семь месяцев и никаких коллизий при этом не произойдет.
Ленин на этот наскок отреагировал соответствующим образом, продиктовав Фотиевой телефонограмму: «Принять никак не могу, так как болен. Все театры советую положить в гроб. Наркому просвещения надлежит заниматься не театром, а обучением грамоте»[237].
Примерно к этому времени относится и докладная записка секретаря ЦК Н. Н. Крестинского, в которой указывалось, что по смете Наркомпроса расход на содержание театров определен в 29 млрд, а на высшие учебные заведения — 17 млрд руб. Ленин эти цифры подчеркнул, а на полях написал: «Безобразие», поставив два восклицательных знака. Горбунову же он поручил взять вопрос на контроль: «Как можно было терпеть до сих пор указанные в этой бумаге безобразия? в частности, у НКпроса перерасход на театры?»[238]
Узнав о решении Президиума ВЦИК выделить 1 млрд рублей на театры, Ленин 4 сентября обратился с запиской к секретарю ЦК Молотову с предложением отменить через Политбюро выдачу этих денег: «Это незаконно. Это верх безобразия. Я требую отмены через Политбюро». Политбюро, заслушав этот вопрос, 6 сентября указало Президиуму ВЦИК, что необходимо передать решение об ассигновании денег театрам на рассмотрение Совнаркома.
Вторая несостоявшаяся отставка наркома
В период накала «театральных страстей», 7 сентября 1921 г., нарком снова намеревается подать в отставку. Он направляет письмо Ленину с копиями Молотову, Литкенсу и Покровскому: «По соглашению между мною и т. Литкенсом Центральным Комитетом была дана нам к руководству мною же фактически составленная конституция, согласно которой распоряжения по Организационному центру, а также всякого рода обращения в Совнарком должны проводиться не иначе как с ведома зам. наркома, во избежание всяких недоразумений между нами. Я полагаю, однако, что это отнюдь не значит, что распоряжения мои для зам. наркома не были бы обязательными, в том случае, когда они были даны.
При сем прилагаю телефонограмму, которая является моим распоряжением т. Невельсону, ввиду, на мой взгляд, постоянного обхода при распределении пайков некоторых весьма усердно работающих в моем секретариате лиц… Если даже в таком ничтожном деле, как приурочение пайка одной из непосредственно обслуживающих меня сотрудниц, я могу натолкнуться на такого рода обстоятельство, проходящее потом по всем канцеляриям, как это видно из прилагаемого листка за подписью секретаря общей канцелярии, то вместо порядка у нас получается полное нарушение всякой дисциплины.
Ввиду этого я прошу Центральный Комитет партии, независимо от того, было ли правильно послать мое распоряжение непосредственно Литкенсу или Невельсону, разъяснить тов. Литкенсу, что распоряжения мои для него обязательны и могут подлежать лишь обжалованию в том порядке, в котором конституция допускает обжалование на действия наркома за всяким членом коллегии. Инцидент сам по себе ничтожный, но ставящий меня в столь ложное положение, что без удовлетворительного разъяснения его Центральным Комитетом я полагаю мою совместную работу с Евграфом Александровичем Литкенсом невозможной… Очень прошу прочитать прилагаемые документы и обратить внимание на тон т. Литкенса»[239].
Следует пояснить, что выделение пайков ученым и деятелям культуры долгое время было «головной болью» Луначарского, понимавшего, что получение так называемого «академического пайка», включавшего целый набор разных продуктов, позволяло тому или иному лицу и членам его семьи «физически выживать» в условиях Гражданской войны и разрухи. Нормы этог