Вот как оценил этот призыв Немирович-Данченко в письме к О. С. Бокшанской: «Луначарский говорил замечательную речь, смысл которой очень знаменателен… попытка создать сразу свою новую /культуру/ приводит к кривляниям и гримасам, к открываниям Америки, которая уже открыта, надо только знать дорогу к ней. Поэтому: назад! „Назад к Островскому! Назад к знаменитой `кучке` музыкантов! Назад к передвижникам! Назад к русскому роману!“ — В стенах Малого театра эта речь имела успех замечательный, потрясающий».
Поворотным в определении политики в области литературы стал 1925 год, когда, по словам наркома, началось «заметное время расцвета литературы, отличающейся особо глубокими и симпатичными чертами», начали «появляться чрезвычайно крупные произведения огромной глубины охвата». 5 февраля 1925 г. Политбюро создало комиссию по разработке вопроса о писателях в составе Бухарина, Каменева, Томского, Фрунзе, Куйбышева, Андреева, Луначарского, Нариманова и Варейкиса (председатель). Уже 13 февраля на первом заседании этой комиссии было решено «выработанный Бухариным проект резолюции о политике партии в художественной литературе рассмотреть в составе тт. Варейкиса, Бухарина, Фрунзе, Луначарского» с вынесением его потом на Политбюро.
На этом этапе работы над важным документом Луначарский по согласованию со Сталиным берет на себя фактическое руководство процессом. Такой вывод следует из письма, написанного Луначарским руководителям партии не позднее 18 февраля 1925 г., через несколько дней после первого заседания выбранной комиссии: «Ввиду тяжелого положения художественной литературы согласно моему с тов. Сталиным разговору, настоящим предлагаю устроить маленькое частное совещание в составе т. Сталина, Зиновьева, Бухарина, Каменева, Полонского, Воровского и меня для выслушания писателей и обсуждения мер к улучшению положения литературы. Очень прошу сообщить о согласии, а также о дне и часе, которыми вы располагаете, на основании чего я скомбинирую самое удобное время. Понадобится не более 1 1/2 часа»[367].
На письме сохранились пометки, кто согласился на встречу. Неизвестно, состоялась ли она, однако цвет партии и избранных писателей собирал именно Луначарский. Политбюро 18 июня 1925 г. утвердило проект резолюции «О политике партии в области художественной литературы» и поручило комиссии в составе Бухарина, Г. Лелевича и Луначарского подготовить окончательную редакцию постановления. Право ее созыва принадлежало Луначарскому. Сохранившиеся в его архиве «Тезисы о политике РКП в области художественной литературы» соответствуют положениям резолюции Политбюро. Кстати, и сам термин «попутчик», который соединял в себе, с одной стороны, лояльность, с другой стороны, «непринадлежность» того или иного писателя к пролетарским кругам, предложил именно Луначарский[368].
Принятая резолюция определила на долгие годы литературную политику в стране, и именно ей мы во многом обязаны тому, что в последующие годы в стране появилось огромное количество талантливых и ярких произведений, обогативших советскую литературу. Что же обусловило такой результат? Прежде всего общий тон и гибкость резолюции, в котором политика партии в области художественной литературы была определена исходя из следующих оснований: «Рост новой литературы — пролетарской и крестьянской в первую очередь»; «в классовом обществе нет и не может быть нейтрального искусства», хотя «классовая природа искусства вообще и литературы в частности выражается в формах, бесконечно более разнообразных, чем, например, в политике»; необходимость «ужиться с крестьянством и медленно переработать его… допустить известное сотрудничество с буржуазией и медленно вытеснять ее… поставить на службу революции техническую и всякую иную интеллигенцию и идеологически отвоевать ее у буржуазии»; «вместо разрушительной задачи ставится теперь задача положительного строительства, в которое под руководством пролетариата должны вовлекаться все более широкие слои общества»; «пролетариат не мог выработать своей художественной литературы, своей особой художественной формы».
Записка А. В. Луначарского с приглашением участия в совещании по вопросам литературы И. В. Сталина, Г. Е. Зиновьева, Н. И. Бухарина, Л. Б. Каменева, В. П. Полонского (Гусина) и А. К. Воронского. 1925.
[РГАСПИ]
На главный вопрос о соотношении между различными группами писателей резолюция ответила так: «Гегемонии пролетарских писателей еще нет, и партия должна помочь этим писателям заработать себе историческое право на эту гегемонию. Крестьянские писатели должны встречать дружеский прием и пользоваться нашей безусловной поддержкой. Задача состоит в том, чтобы переводить их растущие кадры на рельсы пролетарской идеологии, отнюдь, однако, не вытравляя из их творчества крестьянских литературно-художественных образов, которые и являются необходимой предпосылкой для влияния на крестьянство…
По отношению к „попутчикам“ необходимо иметь в виду: 1) их дифференцированность; 2) значение многих из них как квалифицированных „специалистов“ литературной техники; 3) наличность колебаний среди этого слоя писателей. Общей директивой должна здесь быть директива тактичного и бережного отношения к ним, т. е. такого подхода, который обеспечивал бы все условия для возможно более быстрого их перехода на сторону коммунистической идеологии. Отсеивая антипролетарские и антиреволюционные элементы (теперь крайне незначительные), борясь с формирующейся идеологией новой буржуазии среди части „попутчиков“ сменовеховского толка, партия должна терпимо относиться к промежуточным идеологическим формам».
В резолюции ставилась задача «предупреждать всеми средствами проявление комчванства» среди пролетарских писателей как «самого губительного явления», «всячески бороться против легкомысленного и пренебрежительного отношения к старому культурному наследству», а равно и к специалистам художественного слова, «бороться против попыток чисто оранжерейной „пролетарской“ литературы». Литературная критика должна была «обнаруживать величайший такт, осторожность, терпимость по отношению ко всем тем литературным прослойкам, которые могут пойти с пролетариатом и пойдут с ним». Ей следовало «изгнать из своего обихода тон литературной команды».
Относительно разных групп и группировок в литературном процессе резолюция однозначно утверждала, что партия «в целом отнюдь не может связать себя приверженностью к какому-либо направлению в области литературной формы. Руководя литературой в целом, партия так же мало может поддерживать какую-либо одну фракцию литературы… Поэтому партия должна высказываться за свободное соревнование различных группировок и течений в данной области. Всякое иное решение вопроса было бы казенно-бюрократическим псевдорешением. Точно так же недопустима декретом или партийным постановлением легализованная монополия на литературно-издательское дело какой-либо группы или литературной организации. Поддерживая материально и морально пролетарскую и пролетарско-крестьянскую литературу, помогая „попутчикам“ и т. д., партия не может предоставить монополии какой-либо из групп, даже самой пролетарской по своему идейному содержанию: это значило бы загубить пролетарскую литературу прежде всего».
Завершалась резолюция, содержавшая 16 пунктов, тезисом о необходимости «всемерно искоренять попытки самодельного и некомпетентного административного вмешательства в литературные дела», тщательно подбирать кадры на этом направлении и стремиться к «созданию художественной литературы, рассчитанной на действительно массового читателя, рабочего и крестьянского»[369].
Главное значение резолюции, в которую заметную лепту внес Луначарский, состояло в акценте на свободное соревнование писателей разных групп, в том числе «попутчиков», которые объединяли цвет литературы той поры и получили возможность, хотя и не без проблем и притеснений, продолжать творчество. «Примиренческий характер» резолюции, по словам наркома, показывал ее основную политическую тенденцию — «не отбрасывать от себя сразу инакомыслящих, не действовать военно-коммунистическим путем приказов, силою власти, а согласовывать свои действия со всем целым нашей общественности»[370]. Конечно, попытки организаций типа ЛЕФа, РАППа и ВАППа диктовать свои условия будут еще продолжаться, однако монополию им захватить не удастся, и их самих ждет в начале 1930-х гг., накануне создания Союза советских писателей, полное затухание.
Резолюция 1925 г. имела отношение и к другим видам искусства: театру, изобразительному искусству, музыке. Можно привести десятки примеров литературно-театральной жизни второй половины 1920-х гг., которые свидетельствовали, что именно установки этой резолюции помогали многим авторам отстаивать свои произведения от запретов и шельмования. Показательна в этом смысле хотя бы статья Луначарского «Два спектакля», опубликованная в марте 1927 г. и отстоявшая от нападок и запрета такие разные постановки, как «Дни Турбиных» Булгакова в МХАТе и «Любовь Яровая» Тренева в Малом театре: «Надо усвоить себе ту истину, что искусство идет многими путями и должно идти ими. Я могу с уверенностью сказать, что никогда Советская власть не позволит никаким мономахам объявить законной только одну группу художников, а остальные отвергнуть. Против этого в свое время с достаточной определенностью высказался и ЦК в своей резолюции по вопросам литературы»[371].
Кстати, пьесу «Дни Турбиных» Луначарскому и коллегии Наркомпроса приходилось отстаивать от нападок ГПУ еще в 1926 году. Сначала коллегия с участием Реперткома и сотрудников ГПУ разрешила ставить пьесу Булгакова «только одному Художественному театру и только на этот сезон», причем с купюрами. После этого «ГПУ известило Наркомпрос, что оно запрещает пьесу». Луначарский потребовал «рассмотреть этот вопрос в высшей инстанции либо подтвердить решение коллегии Наркомпроса, ставшее уже известным. Отмена решения коллегии Наркомпроса ГПУ является крайне нежелательной и даже сканд