<…> Феликс бывал во многих квартирах в своей парадной и говорит о том, что в их кв. 37 на 3-м этаже камин был единственным во всей парадной».
Если посмотреть на фамилии соседей, попадаются эстонцы и латыши. Что должен был чувствовать Мариенгоф в течение этих лет? Лучше всего это состояние, наверное, описано Шкловским: «Как живая чернобурка в меховом магазине»389.
Смерть сына
В начале марта 1940 года покончил с собой Кирилл Мариенгоф. Об этом страшном событии Борис Эйхенбаум писал своему знакомому:
«4 марта покончил с собой единственный сын Мариенгофа, мальчик 16 лет – ты видел его, вероятно, в Коктебеле. Это было неожиданно и страшно. Не знаю, как они переживут. Я до сих пор оглушён. Мальчик был талантливый и сложный».390
В таланте мальчика убеждают его удивительные дневники, которые частично вошли в отцовские мемуары. Вот несколько примеров:
«Будущее поэзии, если у неё вообще есть будущее, заключается в коротких лирических стихах, которые можно будет успеть прочитать, стоя в небольшой очереди за хлебом».
«Не надо употреблять слов “всегда” и “никогда”. За них мы не можем ручаться».
«Давно забытое свиданье,
Многоречивое прощанье
В нас вызывают лёгкий шум,
Приподнятую цельность дум,
Скептическое замечанье».
«Слово “грусть” вызывает у меня тошноту. Всякий дрянной поэтишка, недалёкий составитель романсов, глупый человечек стараются скрыть недостаток мыслей и чувств словом “грусть”».
«Когда ей исполнилось шестнадцать лет, какая-то чёртова сила потянула её к мужчине. Сначала ей нравилось разговаривать с ними, потом ей стало нравиться сидеть с ними рядом, потом она стала прижиматься к ним, а потом она уже захотела, чтобы её обнимали».
«Оставляя две копейки на стеклянной тарелочке кассы, они уходят с таким видом, будто подарили сто рублей».
«Очень часто героем романа является идея автора».
«Иметь дело с женщиной – иногда счастье, с двумя – сущее бедствие».
Тонкие замечания, чуткий взгляд – из Кирилла мог бы получиться хороший критик. Помимо прочего, он писал роман, баловался рассказами, стихами, сочинил драму «Робеспьер». Где это всё сейчас, бог знает… Среди текстов была и новелла – как раз о самоубийстве.
В разгаре советско-финская война. Анатолий Борисович вспоминал:
«Со двора раздаётся резкий дребезжащий свисток.
– Это, пожалуй, нам свистят, – говорит он. – Шторы плохо задёрнуты. В наш век мир предпочитает темноту.
И, задёрнув поплотней шторы, он добавляет:
– Мы потерянное поколение, папа.
– А уж это литературщина. Терпеть её не могу.
И добавляю:
– Бодрей, Кирюха, бодрей. Держи хвост пистолетом.
<…>
4 марта Кира сделал то же, что Есенин, его неудавшийся крёстный.
Родился Кира 10 июля 23-го года.
В 40-м, когда это случилось, он был в девятом классе.
На его письменном столе, среди блокнотов и записных книжек, я нашёл посмертное письмецо: “Дорогие папка и мамка! Я думал сделать это давно. Целую”».391
И дальше из тех мемуаров:
«Перед тем как это сделать, Кира позвонил ей по телефону. Они встретились на Кирочной, где мы жили, и долго ходили по затемнённой улице туда и обратно. И он сказал ей, что сейчас это сделает. А она, поверив, отпустила его одного. Только позвонила к его другу – к Рокфеллеру. Тот сразу прибежал. Но было уже поздно. Домработница Шура в это время собирала к ужину. А мы отправились “прошвырнуться”. “Прошвырнулись” до Невского. Думали повернуть обратно, но потом захотелось “ещё квартальчик”. Была звёздная безветренная ночь. Мороз не сильный. Этот “квартальчик” всё и решил. Мы тоже опоздали. Всего на несколько минут.
Многие спрашивали:
– Кира это сделал из-за той девчонки?
– Нет, нет!
Вообще, мне кажется, что человек не уходит самовольно из жизни из-за чего-то одного. Почти всегда существует страшный круг, смыкающийся постепенно».392
Мариенгоф умалчивает о некоторых деталях. Попробуем их воссоздать.
Александр Семёнович Ласкин успел пообщаться с Зоей Томашевской, дочерью известного филолога Бориса Томашевского. Они с Кириллом были одного возраста, немного общались, вращались в одной среде. Приведём разговор Александра Семёновича и Зои Борисовны:
«А.Л.: Этот мальчик постоянно удивлял взрослых…
З.Т.: И нас, детей, удивлял. Обаяние неотразимое. Остроумие, элегантность. Доброта, конечно. У нас были ещё детские интересы, а Кирка был как бы наравне со взрослыми. Учился идеально. Ему это просто ничего не стоило. Он был отродясь грамотен, писал сочинения за весь класс. Помню: очень смешное сочинение написал за нашего общего друга, Альку Таубера. Алька занимался в живописном кружке Дворца пионеров, и там ему поручили написать автобиографию. Алька немного растерялся, и Кирка взялся ему помочь. Выглядело это так: “В таком-то году по дороге из Амстердама родился великий живописец Питер Пауль Рубенс. Ровно через триста лет по дороге из Гомеля в Бердичев родился будущий великий живописец Александр-Мишель Таубер-Брунштейн…” Алька жил в том же доме на Кирочной, что Мариенгофы, и ему выпало вынимать Кирку из петли. Для него это навсегда стало огромной травмой.
А.Л.: Израиль Моисеевич Меттер говорил мне, что в тот день, когда покончил жизнь самоубийством Кирилл, он встретил Эйхенбаума и они почти хором воскликнули: “Мы слишком много болтали”. У взрослых была защитная реакция, а на мальчика эти разговоры подействовали так, что он просто не смог жить дальше…
З.Т.: Может, и так. Хотя на кого-то это совсем не влияло. На Мишу Козакова, например… Он тоже рос среди взрослых. И тоже всё знал… Кирилл был мальчиком не только ранимым, но и очень твёрдым. Ведь как он завершил жизнь? Всё продумал и исполнил. Даже немного свой уход театрализовал. Оставил на столе том Достоевского, раскрытый на той странице, где описывается самоубийство Ставрогина… Я в это время знала только “Белые ночи” и “Неточку Незванову»”, а он прочёл Достоевского насквозь…
В комнате, в которой он повесился, стояло охотничье кресло. Помнится, даже украшенное какими-то рогами… На это кресло упали те книги, на которые он встал, прежде чем от них оттолкнуться. Это тоже были тома Достоевского… Кира, как известно, к этому времени уже сочинял, и свои рукописи оставил в абсолютном порядке. В этом тоже проявилась его воля… Анна Борисовна говорила, что задолго до того дня она видела верёвку у него в комнате, но не придала значения… Всё было решено давно, оставалось только подождать дополнительного повода… А повод оказался такой… В этот день, узнав о том, что его вызывают в школу, отец впервые в жизни дал Кирке пощёчину. В отчаянную минуту он сам об этом рассказал Тауберу… <…> Маловероятно, что в школу его вызывали из-за неуспеваемости. Скорее, тут что-то связанное с одним Киркиным увлечением… Он был влюблён в одноклассницу, делал ей подарки и посвящал стихи… Потом эту девочку мы увидели на похоронах».393
Однако есть и иное мнение. Много позже Ольга Эйхенбаум, делая ударение на намеренной резкости Мариенгофа, которая будто бы сыграла роковую роль в истории с сыном, рассказывала чуть иначе – в её версии девушка Кирилла тоже повесилась:
«Толя иногда раздражал своей нарочитой бесцеремонностью, грубостью. Его грубость в полной мере проявилась в страшной истории с сыном Кириллом: у него была любовь с девочкой из его класса, и он обратился к отцу за помощью. А тот сказал что-то вроде “вырастешь большой, тогда и решай свои вопросы. А сейчас отстань от меня”. И отправился “прошвырнуться” перед сном – Толя с Нюшей всегда по вечерам гуляли. На этот раз была хорошая погода, и родители гуляли долго, а когда вернулись домой, дверь из передней оказалась запертой. Толя её высадил, но и следующая, в коридор, тоже была заперта, как и дверь в комнату мальчика. Когда они, наконец, ворвались туда, то увидели, что Кирилл повесился. Они вынули его из петли, вызвали “скорую помощь” – врачи сказали: “Минут на двадцать раньше его спасли бы…” Мариенгофы позвонили моим родителям ночью по телефону, и папа с мамой пошли туда… Потом оказалось, что и подруга Киры повесилась у себя дома в это же самое время – видимо, Кирилл ей позвонил…»
Как подчёркивал сам Мариенгоф, наверное, было сразу несколько факторов. И эта любовь, и сама жизнь в безвоздушном пространстве сталинской эпохи. И советско-финская война. И ожидание Второй мировой. И возможное напряжение в отношениях родителей (не на пустом же месте возникли «Записки сорокалетнего мужчины»). Дмитрий Быков, ссылаясь на Юрия Нагибина, говорит, что девочка была беременной – и именно это сыграло решающую роль. Что ж, может быть и такое. Причин много. Они сгустились чёрной свинцовой тучей над головой Кирилла – и грянул гром…
Не неожиданно и не вдруг, а, как оказывается, вполне закономерно.
«– Муж с женой бранится, да под одну шубу ложится;
– Жена без грозы – хуже козы;
– Ты, земля, трясися, а мы за колышек держися;
– Кожу с ней снять да под себя постелить;
– Разорвись на двое – скажут, а что не на четыре;
– Лей на неё масло – скажет дёготь;
– Счастье пучит – беда крючит;
– Была бы постелька, а милый найдётся;
– Ласковое слово лучше мягкого пирога;
– Дай бабе волю, а она две возьмёт;