Вопрос. Режиссер Лариса Шепитько – очень красивая и женственная. Удивительно, как она сняла такую картину, как «Восхождение». Ваш Портнов так удачен, что просто отталкивает зрителя. Это ваша заслуга или Шепитько? Или вместе взятых?
Ответ. Тот, кто следит за творчеством Ларисы Шепитько, не удивился ее успеху. Это вдумчивый, очень серьезный художник, который от фильма к фильму набирает высоту. У нее был замечательный фильм «Крылья». А теперь вот – «Восхождение».
Конечно, это большая редкость, что женщина – режиссер, да еще такого масштаба, да еще красивая. Но ведь любой талант – это редкость, уникальность. И ее пример вовсе не означает, что завтра у нас появится десять новых красавиц режиссеров. Слава Богу, что есть Лариса Шепитько, и будем гордиться ею.
В создании образа Портнова, конечно, ее заслуга прежде всего. Теперь о том, что «Портнов так удачен, что отталкивает зрителя». У него, у зрителя, часто существует стереотип по отношению к актеру. Часто зритель отождествляет актера и его роль.
И если актер играет Штирлица, к примеру, то негодяев ему играть возбраняется.
Нет, в том-то и дело, что актер должен уметь играть все.
В этом как раз и состоит особенность его профессии – уметь играть. Если я буду играть только героев, то я быстро заштампуюсь, и мне как актеру придет конец. Вы можете спросить: а как же быть с амплуа? Отвечу: в кино актер должен уметь расширить свой диапазон как можно шире, вот и будет амплуа – киноактер.
А если я буду нести зрителю только свое лицо и свой характер, то я, конечно, могу считать себя актером, но только каким? На мой взгляд – плохим. Посмотрите, например, что происходит с Аленом Делоном. Его талант, внешние данные – уникальны. Но что происходит? Кого бы он ни играл – убийцу или, наоборот, полицейского, используется один и тот же набор средств. Получается кино для девочек, которые пришли посмотреть на Алена Делона. Это коммерческое кино, которое никакого отношения к киноискусству не имеет. А вспомним, что мог Делон: «Рокко и его братья», «Затмение». Вот к чему может привести безжалостная эксплуатация внешних данных. На мой взгляд, сильно напортила нам, актерам, мода, пришедшая с Запада, – играть «со своим лицом». Мол, играть ничего не надо, надо нести свою «личность», как Габен, например, вот и все. При этом как-то забывается, что такая глыба, как Габен, мог себе позволить оставаться внешне как бы одним и тем же, меняя при этом характеры своих персонажей.
Но, однако, положа руку на сердце, скажу, что даже Габен при этой манере играть без грима часто повторялся. А его Жан Вальжан в «Отверженных» – на мой взгляд, просто неудача…
Вопрос. Что вы более всего цените в партнере? С кем наиболее интересно играть?
Ответ. Ценю я преданность делу, надежность, тактичность.
Актеров, которых я полюбил, я уже называл. Теперь к ним прибавились Александр Кайдановский, Маргарита Терехова, Юрий Богатырев. Актеры, которые оказали на меня влияние, – это Николай Мордвинов, Николай Симонов, Василий Ванин. Уникальным актером был Евгений Урбанский. Из зарубежных актеров на меня повлияли Чарльз Лоутон, Тосиро Мифунэ – особенно люблю его в роли Красной Бороды.
Вопрос. Вы не собираетесь стать режиссером, как это модно сейчас?
Ответ. Нет. Я люблю свою профессию и никогда ей не изменю. Можно, конечно, стать режиссером, заставить о себе говорить… Только зачем? Вспомним Пастернака:
Цель творчества – самоотдача,
А не шумиха, не успех,
Позорно, ничего не знача,
Быть притчей на устах у всех…
Из поездок он летел в свою люберецкую комнатушку как на крыльях. Скорее к жене, сыну… Туда, где цветет в окне старая герань.
«Человек есть тайна…»
Мы стояли на кухне, у открытой форточки. Это было единственное место в квартире, где разрешалось покурить.
Анатолий глубоко затягивался, выпуская дым в форточку, – для этого ему приходилось задирать голову и чуть привставать на цыпочки. Точно такие же движения проделывал и я.
– Представляешь, играть Достоевского! – глаза его блестели с лихорадочной решимостью. – Да тут свихнуться можно в два счета. От чувства ответственности. Но сценарий, Леша, сценарий… Ничего не буду говорить, сейчас сам прочтешь… А я пока займусь ужином.
Я вернулся в комнату, сел в кресло, за прекрасный письменный стол (первая семейная покупка) и раскрыл сценарий. Он назывался «26 дней из жизни Достоевского».
Сидеть за столом удобно. У стола полированная поверхность с инкрустацией, ножки гнутые, с бронзовыми нашлепками. Кресло в меру комфортное, в меру рабочее. Светит лампа с конусообразным шелковым абажуром теплого желтого цвета. На стол ложится мягкий световой круг.
Здесь, на каких-то четырех-пяти метрах, «держава» Анатолия: сидя в кресле, он разучивает роли, размышляет, читает… Не один раз, лежа на тахте, я видел, как он это делает, как меняется его лицо, как он шепчет слова роли, как входит в образ, совершенно забыв про меня… Не то что в юности, когда он выгонял меня из комнаты и закрывал дверь…
В противоположном углу комнаты прекращает тарахтеть холодильник. Он трясется, вздрагивает и замолкает на какой-то промежуток времени. Как пес, который вылезает на берег из воды и шумно отряхивается. Читаю я быстро, и скоро перевернута последняя страница сценария.
Я помнил эту историю из жизни Федора Михайловича Достоевского. После смерти первой жены, Марии, в пору отчаянной, горькой любви к Аполлинарии Сусловой, поклоннице его таланта, решительной, порой сумасбродной женщине, Достоевский оказался по уши в долгах. В это время умер его любимый брат Михаил, и заботы об осиротевшей семье Федор Михайлович взял на себя. На себя взял он и долги по журналу, который они вели вместе с братом. Когда он кинулся за границу, вдогонку за Аполлинарией Сусловой, его настигло еще одно горе – страсть к рулетке…
Вот в какой ситуации Федор Михайлович берет у издателя Стелловского деньги, заключая с ним кабальный договор, по которому обязуется дать роман в десять листов. Если же к концу месяца рукопись он не представил бы, то все написанные произведения – и настоящие, и будущие – передавались бы в безвозмездное пользование Стелловскому. На что тот и рассчитывал.
Чтобы выпутаться из этого ужасного положения, Достоевский попросил Ольхина, известного петербургского профессора, прислать к нему хорошую стенографистку: Федор Михайлович надеялся диктовкой ускорить работу над романом.
Ольхин прислал лучшую свою ученицу – двадцатилетнюю Анну Сниткину.
За 26 дней Достоевский продиктовал свой знаменитый роман «Игрок». Эти же 26 дней были началом любви Федора Михайловича и Анны Григорьевны, любви, которую оба пронесли до последней секунды жизни.
Таков был «материал», как любят говорить кинематографисты. Сама жизнь писателя, эти его 26 дней давали прекрасный, точно рукой первоклассного сценариста построенный сюжет для фильма.
К сожалению, сценаристы упустили ряд очень существенных моментов судьбы Достоевского, увлеклись «параллельным монтажом» – изображением самой повести «Игрок» и злоключениями героя романа Алексея Ивановича. В фильме эти эпизоды оказались самыми слабыми.
Но об этом позже, а сейчас вернемся в маленькую люберецкую комнатку. Светлана увела Алешку к родителям, и у нас с братом появилась возможность обо всем всласть поговорить.
В люберецком «шалаше» был, конечно, рай, но больно тесный. Да еще двое соседей – где тут поработать над ролью, обрести покой и тишину? Надо было устраиваться на работу, в штат, чтобы получить жилье. И тут его вызвал генеральный директор «Мосфильма» Н. Т. Сизов и предложил работать в Театре-студии киноактера. Артисты этого театра снимаются на «Мосфильме» по первому требованию любого штатного режиссера. Отказываться от роли можно лишь в исключительных случаях.
Анатолий понимал, что теперь придется играть всякие роли, но в штат пошел, потому что в обозримом будущем появилась возможность получить квартиру.
Не прошло и недели, как Н. Т. Сизов снова вызвал Анатолия и попросил помочь группе «26 дней из жизни Достоевского» – из этой группы ушел исполнитель главной роли народный артист СССР Олег Борисов. Была снята почти половина фильма, но творческие установки режиссера и актера, разные в самом начале работы, теперь окончательно разошлись…
Просьбу генерального директора, который проявил к артисту и внимание, и заботу, просьбу режиссера, в фильмах которого снимались любимые с детских лет артисты, Анатолий отклонить не мог.
Анатолий знал, что картина будет сниматься в жесткие сроки – план есть план, кино – это еще и производство. А ему как актеру всегда нужен был разгон, время для того, чтобы освоиться с ролью… Во многом не устраивал Анатолия и сценарий.
Но ведь речь-то все-таки велась о Достоевском! Не было писателя, которого Анатолий любил бы больше. Да и как актер он начался именно с Достоевского, с «Униженных и оскорбленных».
За всю историю кино Достоевский изображался лишь один раз – в немом фильме «Мертвый дом» (режиссер В. Федоров).
Сценарий написал Виктор Шкловский. Достоевского сыграл прославленный мхатовец Николай Хмелев. Еще сохранились фотопробы Василия Шукшина в гриме Достоевского…
Картина снималась к юбилею – 1981 год по решению ЮНЕСКО объявлялся годом Достоевского (160 лет со дня рождения писателя, 100 лет со дня смерти). И это накладывало дополнительную ответственность на исполнителя главной роли…
А творческий контакт с режиссером? Если он не получился у такого первоклассного актера, как О. Борисов, то что будет у него, Анатолия?
Сомнения были мучительны, но все же Анатолий приступил к работе – верх взяли любовь к Достоевскому, чувство благодарности к людям, которые помогли ему, поверили в него.
– Пока ничего путного не получилось, – говорил Анатолий. – Мне не хватает времени… Сегодня я здесь лишь на день – Алешку приехал повидать. А так живу в гостинице, напротив «Мосфильма». Лупим по две сцены подряд… Вечно эта гонка, а почему? Да, как ты думаешь, какая сцена, по-твоему, центральная?