Немецкий десант попадает в засаду. Спасается маленькая группа, укрывается в землянке, в лесу. Один из немцев уходит в лес хоронить умершего от тифа товарища. В землянке остается один больной и Курт Клаузевиц (я) – тоже больной, но не сильно. В землянку заходят русские. Обезоруживают меня, дают табак, хлеб и уходят к себе в часть, чтобы послать наряд за нами. По дороге немец убивает этих двух русаков. Я – дезертирую. Становлюсь пацифистом. И немецкий полевой суд меня за дезертирство расстреливает.
Вот и весь детективный сценарий. Но написан он неплохо, и фильм должен получиться. В сюжете не передашь замысла (вспомним сюжет «Горя от ума).
На днях пришло три-четыре фотографии пробных. Роль главная, сложная по внутренней жизни.
Завтра с утра снова съемки. Что получится – не знаю. Напишу.
В театре все обстоит более или менее нормально.
Папа! Я после того телефонного разговора страшно обрадовался за тебя – и что панфиловцев поднял[4], и что кирять перестал. Захотелось обнять тебя крепко – ведь можешь! Ведь и кирять можно, но в меру и для удовольствия.
Мамуля! Как Ваш многоуважаемый ишас? Ха-ха! Большущее спасибо за фото и марки. Приветы всем-всем. Крепко Вас целую и обнимаю.
Толя
15.08.65
Папуля, мама!
Вот уже у меня было пять съемочных дней[5]. Я уже видел себя на экране в течение 1 минуты – это начало. Собой пока недоволен. 25 мая приехала ко мне Лапа. Не выдержала. Она в Свердловске даже заболела от разлуки – врачи прописали ей встречу со мной – вот она и приехала. 6 июня она уезжает в Свердловск.
Успокоилась немножко – теперь поедет работать и готовиться к экзаменам в институт.
Сейчас пока простой: нет погоды – нужно солнце, а идет дождь. Играть в кино труднее, чем в театре.
Переучиваюсь на ходу. Вообще-то, мне совсем нелегко и не совсем сладко. Ну, не беда! Будем бодаться!
Толя
08.08.65
Папуля, мамуленька!
Пишу из деревни Сельцо. Это – глубинка. Почти никакой связи с «Большой землей». Кроме небольшого ларька с консервами и довоенной помадкой, здесь ничего нет. Все – как сто лет назад.
Снимаем языческую деревню. По-прежнему каждый кадр дается кровью и потом.
С мертвой точки театральности и зажатости я сдвинулся, но до кинопрофессионализма еще далеко. Работаю. Какой получится роль, не знает никто. Несколько раз видел свой материал на экране – кое-что получилось, кое-что нет. Все – в неизвестности.
Относятся ко мне хорошо. Многому учат. Короче – идет «черная» работа, которую я люблю.
Толя
12.10.65
Мама, папуля!
Во Владимире уже идет снег. Полгода жизни прошло в этом древнем городе. На днях едем во Псков.
Не было еще ни одной сцены, которая далась бы мне легко или просто. Трудно. Трудно от сознания, что от тебя зависит успех картины. Я не привык к такой ответственности. Меня в театре 8 лет принижали и вбивали в голову одну мысль – ты человек с ограниченными данными и не претендуй на большее, чем тебе дают. Выбили почти всю уверенность в себе, заставляли подчиняться штампам. Теперь все это надо вырезать из себя – значит учиться заново.
Основные сцены еще впереди – и как я их сделаю, не знает никто. И неизвестно, успею ли созреть до трудных сцен.
У меня во Владимире был Леша. Мы о многом говорили, многое вспомнили. Просто побыли вместе. Свозил его в Суздаль – поглядеть красоту русскую, древнюю. Уехал он в Калининград с желанием работать и пробивать свою книжку. Решили летом собраться все вместе во Фрунзе, а потом на Иссык-Куль!
Целую и обнимаю крепко-крепко.
Толя
30 ноября 1965. Москва
Мама, папуля!
Вот я уже и в Москве. Живу в гостинице «Бухарест» – это напротив Красной площади. Номер у меня одинарный, нормальный. А может быть, я уже привык к гостиничной жизни и мне все равно, какой он – только бы я был один, чтобы никто не мешал мне работать и чтобы было тихо.
Работа очень тяжело идет. Могу не справиться. Самые сильные и самые сложные сцены у меня в Москве. От этих сцен зависит успех или неуспех роли. Волнуюсь страшно. Многое не получается. Это не моя мнительность – меня этому не учили, а учиться сейчас, на ходу, очень тяжело. Выручают меня только нервы да еще воля.
Об одном прошу Бога – чтобы помог сыграть эту роль.
Ну, да все впереди, посмотрим.
Папуля!
Ты написал мне хорошее, настоящее письмо. Оно очень помогло мне. Ты прав – без философии нельзя. То есть без серьезной мысли, глубину которая дает.
Фотографию нашего предка я отдал увеличить и, как только будет готова, вышлю тебе увеличенный портрет летописца и иконописца нашего!!!
С Ларисой все хорошо. Видимся с ней два-три раза в неделю – встречаемся, как влюбленные, на улице, в общежитии у нее или у меня в гостинице. Смех. Ну, не беда!
Обнимаю, целую крепко-крепко.
Толька
А уж после съемок – точно во Фрунзе!
<Без даты>
Мамуля, папуля!
Живем отлично. Денег пока не надо. Иссык-Куль прекрасен. Палатка отличная. Столовая рядом. Магазин близко. Погода переменная. Жена пилит мало. Машем ручкой. Целуем, обнимаем. Привет всем от великого зав. турбазой КИРИМА.
Ваши Толя, Лара
27.10.1966
Мамуля, папка!
Хотел написать длинное письмо – обо всем, но кажется, можно обойтись и коротким. Все ясно, все просто.
Ильин переехал в Минск и срочно вызвал меня выручать спектакль – за один день я ввелся, довольно удачно. Думал, что отыграю ряд спектаклей, актер выздоровеет – и все, я снова вольный казак. Оказалось все сложнее. С приглашениями в кино никто не торопится – ленинградская проба откладывается до февраля – марта месяца, а есть я хочу каждый день. Короче, мне предложили работать в Минске. Обещают интересные роли, в марте – мае обещают дать квартиру. Я махнул рукой и согласился.
Получил роль Ярового в «Любови Яровой», буду играть в паре с главным любовником этого театра – очень хорошим актером.
Живу пока на частной квартире у довольно милых старичков.
И еще новость: Калининградское телевидение оплатило мне дорогу – я ездил в Калининград, повидал Лешу, его семью. У них все нормально вроде.
Целую Вас всех. Привет от Ад. Ал. и его Нелли.
Толя
28.12.1966
Мамуля, папка!
Лариса должна приехать на Новый год, тогда поговорим о переезде. Пока мы не разобрались – пока я не утвердился в театре. Роль сказочника у меня получается неудачной – доставил радость моим минским коллегам. Но не беда – будем бодаться.
Фильм хотят прикрыть – он сейчас в ЦК на обсуждении. Придираются к нему страшно, но и хвалят – короче, все в стадии решения.
Целую, обнимаю крепко-крепко.
Толя
Из писем брату
28.02.65 г. Свердловск
Малыш!
Я получил твое письмо.
Со дня на день жду официального отказа с объяснением. Большого худсовета еще не было, но закулисную жизнь я отлично знаю, мне передавали, что Тарковского переубеждают, приводят актеров и заставляют пробовать их.
Ну, не беда! Не повезло – так не повезло. Непробивные мы парни – это ты верно заметил. Поговорить бы с тобой очень хотелось обо всем. Нет все-таки лучшей дружбы, чем братство!!!
…Я тут неделю провалялся – похудел страшно. Торчит один нос. Долги не тают, а растут. Воровать, что ли, начать – иначе просто не прожить. Второй год не могу купить себе костюм! Житуха.
Целую.
Толька
<Без даты>
Малыш, привет!
Письма твои получил. Сейчас идет съемка языческой деревни. Живу в деревне Сельцо – это недалеко от Владимира.
…Чуть освоился. Работать все равно трудно. Многому научился. Недавно просматривали отснятый материал – финальную сцену с Бориской. Это – моя первая удача.
Сразу вздохнул свободней, сразу стал работать уверенней.
Но трудности еще впереди.
С Тарковским и Юсовым почти сработались. Но как сыграю роль в целом – никто не знает. Полный мрак.
Видимо, после съемок приеду к вам дней на 15–20.
Всех я вас крепко обнимаю, целую.
Толька
15.08.65 г. Сельцо
Леша!
Письмо тебе отправить не удалось – здесь, в Сельце, зарядили дожди и связь с почтой прервалась. Вот и пролежит оно еще дня три-четыре.
Со мной творятся удивительные, мне самому непонятные вещи. То ли мой неврастенический характер дает знать о себе, то ли нервы стали сдавать. А может быть, это неудовлетворенность той жизнью, которую я уже прожил? Я впервые понял цену времени. Мне скоро 31. Все реже и реже меня что-то удивляет, что-то заставляет радоваться. Все чаще грусть, все навязчивей беспокойные мысли. Иногда я очень сильно чувствую, что мои силы задавлены грузом лени и быта, задавлены обстоятельствами. Я не могу пожаловаться на отсутствие воли, даже составляю программы своих занятий, своих перспектив, но выполнить их почти невозможно: мешающих центров гораздо больше, чем помогающих. Последнее время у меня появилось желание написать одну вещицу – складывалась она у меня годами, абсолютно непроизвольно. Я не могу определить ее жанра, сюжета, идеи – я только знаю и верю в ее искренность и необычность. Но желание всегда строптиво и одиноко: живу я среди людей, в основном мешающих мне, – я с удовольствием бы ушел в поле, в лес и писал, но третий день идет дождь и связывает людей в своих каморках. Третий день нет съемок.
Видимо, странно – мысли мои не заняты Рублевым– сейчас более реальным, чем иллюзорные потуги писательских извилин. Но писать хочется, и ничего поделать с собой не могу…
Целую всех.
Толька
Снег, снег, снег…
Неспокойный…
Бросился в глаза, метнулся к губам
И умер на них.
…чудак…
Снег, снег, снег…