мнате, в которой жили шесть человек, работать было невыносимо трудно).
В доме Г. Д. Костаки работы брата увидели такие известные люди, как дирижёр И. Маркевич из Франции, Р. Фальк и многие знаменитости — знатоки искусства. Г. Д. Костаки говорил нашей маме: «Пелагея Никифоровна, о вашем сыне будут писать века».
В дни всемирного фестиваля 1957 года в Москве Толя, узнав о конкурсе художников в парке имени Горького, под видом рабочего принял в нём участие. Председатель жюри присудил ему высшую награду, но сделали так, будто и не существовало этого инцидента. Победа не принесла славы. Но друзья, ценители картин Анатолия, помогали устраивать его персональные выставки за границей. Костаки на протяжении многих лет поддерживал Анатолия.
Судьба свела Анатолия с Оксаной Михайловной Асеевой. Она стала ему второй матерью, другом, создавала Толе все условия для работы. Своей мастерской у Анатолия никогда не было: где рисовал картину, там оставлял.
В 1979 году умерла наша мама. Для нас всех это было большой утратой.
Смерть матери, а в последующем смерть О. М. Асеевой потрясли душевное состояние Анатолия. Здоровье резко ухудшилось… 9 декабря 1986 года его не стало.
ТЕОДОР ГЛАНЦПамяти Анатолия
Он был художником, но умер, как поэт.
Когда вдруг в зале вспыхивает свет,
Всех на мгновение охватывает страх.
Ведь окончание сеанса — в небесах,
Куда для зрителей пути покамест нет.
Он был художником, но прожил, как поэт.
Король подъездов, тамада больниц,
Пред Богом и вином склонённый ниц,
Вся жизнь, как полотно, размыта в сюре,
Вся жизнь, как полотно, сплошной абстракт.
И сотни ангелов, шутов и фурий
Собой украсили прощальный тракт.
Везёт не Конь, а Кот, но тоже блед.
Был человек, а умер, как поэт.
Киркой теперь по сомкнутым губам!
Растоптанный, он не услышит зова!
Когда внутри не тело, а судьба,
Когда снаружи краски, а не слово.
Когда живой рассвет стал мёртвым светом,
Художник мёртвый стал живым поэтом.
АНАТОЛИЙ ЗВЕРЕВ
Слово за слово цеплялось[5].
Мысль гнала и впутывала вновь,
И дрожала, жалко даже стало,
Где-то жалом странно льётся кровь.
Бровь подёргивалась где-то,
На лице — печать весны,
Всё хотелось бы поэту
Описания сосны, и куста,
Растущих вишен, что в саду цвели,
Цвели вокруг.
И зелёный весь заросший
Где-то тиной старый пруд.
Возле леса туман синий
Кинет взор и на узор
Близ лежащих двух песчаных
Синих с лилией озёр.
Слово за слово цеплялось,
То ли цепко — то ли так,
В тапках ночью всё писалось
Хорошо и кое-как.
нас воспитали и растили
а всё равно все-все умрём
конечно всё-всё умирает
ещё при жизни
эгоизм лишь только
пылкость порождает
и в заблужденьи убивает
тот признак нежности такой
что породилась в силу тленья
и лень мне было бы писать
но вот тетрадь
и вот бумага
калякать станешь
вспоминать
маленький
выпачканный
жалкий
слабый
и горбат
и тёмен
весь осморканный
запачканный
и вялый
изнурённый
голоден
больной
истощён
избит
и проклят
изнасилован
и туп
точно труп живой
что тень забора
забран
выброшен
измучен он
бродит
спит не спит
и хнычет что-то
тихо шевелит губа его
смотрит странно улыбаясь
алкоголиком зовут его
тенью слабою скользящей
мимо полных и изящных
мимо ящиков пустых
он проходит
Бог прости
Вне всяких сомнений
— Мне гений
Юрьевича нужен…
И вот, под — «ужин» —
Явился он со своею
«Дюжиной»
Стихов, —
Поэм и всяческих
«Стихий».
Своих всех повестей:
«Вадим» — (ну, погодим)
— Блондин —
— Брюнет —
— (Сонет ли это, нет?)
— ПОЭТ!..
«Герой нашего времени» —
И я «забеременел»
Поэзией
Сразу, —
«с-глазу-на-глаз»
— И враз: —
Быстро, страстно
И откровенно —
И «верно» —
До степени —
Веры в торжество
Господа — Бога!..
Серо-сиреневый
Тёмный и грустный
Знает Лермонтова
Поэзию устно
И в кустах сирени
Тёмные очи гадалки
Глядели…
Что греет живописца, когда в крови —
пожар,
Хотя порою бледен, и бедный, худ,
поджар?
Поджаренной котлетой, аль чаем чуть —
с огня,
Аль солнышко не чает: греть спину
возле пня?
Аль рюмка близ поллитры
Теплит мечту о том, что стоном
Вдруг с палитры сорвётся новый
тон…
…Не утрируя есть искусство.
Оно разно и флаг его всяк.
И пустяк, что так всё безобразно.
Голос смелых ещё не иссяк.
Солнце тёмное
Солнце ясное
Возле тучки пригрелось
Напрасно я
Плачу
Льётся слеза из глаз.
Дух уходит от нас.
Мрачна, печальна и туманна…
От манны от небесной отошла…
Встречается ей на пути вдруг друг гуманный,
К которому не сразу подошла.
Ничтожеством всё кажет свет ей: —
Замужество, любовь… — всё суета!
В искусстве живописи нравится лишь Сутин,
Да Модильяни иногда…
Что соловей поёт,
Что дрозд, что канарейка…
А на плечах — простая телогрейка.
И не всегда заботлива о внешности своей.
Болтлива иногда;…
Страстна;…
Иль — вялая, что травушка весна.
И длинны ночи напролёт,
Когда зима свирепа, люта,
Когда все спят, — она поёт…
И лунный свет её есть часть уюта.
Настроена на тень….
На этот тон луны….
Что струны сердца вечной красоты:
У высоты берёз,
У хаоса сей жизни;
У «вечности заложности» — она
«Всегда»
В сей час….
Для нас…
А днём дремота, зевота на мир….
На всё вокруг, её что окружает…
И кажется всё время ей,
Что норовит всяк улучить момент,
Чтоб боль ей причинить….
И в чём-то обвинить, ужалить,
(А жаль).
Во — взоре — зорь озёр в узоре…
Всегда порою с кем-то в ссоре…
А на просторе, где одна, —
Печаль, тоска и грусть, — что прежде
Всегда замечена, да и видна.
Ужасно всё тогда: —
В любые дни — года тоскует….
Надломленна…. и дома не сидится….
Волнуется и мечется, и горячится,
Что в клетке зоопарковой
В день жаркий иногда и душный —
— дикая лисица.
Печалит взор её и то,
Что в хлад осенний, или зимний
«Ты тоже, тоже без пальто»
И вновь слагает стих и гимны.
То полная и тучная,
Что туча над холмами.
Тончайшая, — что
Струны Паганини
Перед вами: —
То светлая такая, голубая…
А если радость на щеках,
Во взоре каре-синего,
В улыбке тоже… Ещё как
Увидишь в ней ты сильного…
Теперь ты с грустью и тоскою
Алёнушкою смотришь
На цветик света Божий…
О, осторожней, существо набожное: —
О, в платье белоснежном!
О, нежная…
О, песня лебединая…
Единственная и незабвенная
Ты птицей откровенною
Вскрываешь вены на лоне-лон
Воды солёной….
Где в камни брега
Пены волн влюблённые…
И разбивается волна.
В волнении — Луна…
Да, вы узнаете их: —
Это — она!
Неужели хоронят умную?..
Нашу хорошую и прекрасную, —
В день этот ясный…
В свет солнца напрасный
И яркий
К уничтоженью?
В каком положенье
Движение?
О, нет!.. Свет…. свет…
Снег ярок…
Не трогает, быть может.
В этот час…. ничто