Средние века
Раннее Средневековье
Схематически история стилей в Средние века выглядит достаточно просто. Сначала под натиском варваров и под грузом экономических проблем вслед за самой империей зодчество Рима прекращает свое существование. На смену ему в Европе приходит раннехристианская архитектура. Позже, в «Темные века» и в эпоху Великого переселения народов, строительство в камне практически прекращается, чтобы на рубеже тысячелетий триумфально возродиться сначала в романских соборах, а несколько позже – в готике. Параллельно на Востоке существует Византия – государство, для кого подлое и искушенное в интригах, для кого святое и страдающее от коварства Запада. Это православная страна, создавшая особый тип искусства и архитектуры, прежде всего сакральной. Именно ее культурное наследие повлияло на облик храмов в Болгарии и Сербии, в Грузии и Армении, на Украине и в России.
Рис. 7.2.1. Раннесредневековая базилика Святого Петра в Риме в середине XV века. Реконструкция. Гравюра по рисунку Г. У. Брюэра. 1891 г.[229]
Однако в жизни все было сложнее. Раннехристианская архитектура появилась задолго до падения Римской империи. По-видимому, первыми памятниками этой эпохи можно считать храмы, построенные по повелению Константина Великого в начале IV века. Прежде всего это собор Святого Петра, первого епископа Рима, то есть главный храм западных христиан, и сложный комплекс построек над обретенным Гробом Господним в Иерусалиме. Тогда же сложились и основные типы сакральных зданий: один с осевой композицией (это классическая базилика) и несколько центрических в плане. Среди таких, вписывающихся в круг, были, во-первых, простые восьмигранные постройки, ставшие баптистериями, то есть отдельными помещениями с купелью, где проводился обряд крещения; во-вторых, здания в форме греческого (равноконечного) креста; в-третьих, так называемые центрические базилики, когда круглые барабаны второго яруса водружаются на колонны в центре больших многогранников. Это последнее, очень популярное в ту эпоху композиционное решение действительно напоминает обычную базилику, только свернутую в кольцо. Пространство внутри барабана, щедро освещенное прорезанными под самой крышей окнами, играет роль клеристория, а круговой обход пониженной части – боковых нефов.
Рис. 7.2.2. Базилика Санто-Стефано-Ротондо. Внутренний вид. Рим. V век[230]
Рис. 7.2.3. Санто-Стефано-Ротондо. Рим. V век. План. Чертеж Иоганна Готфрида Гутенсона и Иоганна Михаэля Кнаппа. Вторая четверть XIX века[231]
Применительно к раннехристианской эпохе преждевременно рассуждать о стиле. Довольно сложно представить и соответствующую стилизацию позднейших времен, даже выговорить трудно: «псевдораннехристианское» или «неораннехристианское» здание. Скорее, речь идет об общности конструкций (весьма простых, как мы знаем) и о типах композиции. В то же время если уж употреблять искусствоведческий термин «стиль», то скорее в сочетании со словом «интернациональный».
Рис. 7.2.4. Мавзолей Галлы Плацидии. Равенна, Италия. V век[232]
Рис. 7.2.5. Мавзолей Галлы Плацидии. План. Равенна, Италия. V век[233]
Например, отправившись в небольшое путешествие вдоль берегов Средиземного моря, от итальянской Равенны до хорватского городка Пореч, можно встретить множество близких по типу сооружений эпохи ранних христиан. Важно, однако, что, несмотря на обманчивое сходство, создавались они совершенно разными народами и в совершенно разных обстоятельствах.
В самой Равенне есть несколько выдающихся памятников: два христианских мавзолея (один принадлежит позднеримской эпохе, другой построен для короля варваров-остготов Теодориха); два баптистерия (ранний, так называемый «баптистерий православных», и более поздний – остготский – «баптистерий ариан»). Есть здесь и две базилики, удивляющие схожестью композиции, конструкции и даже названия (обе носят одно и то же имя), но одна из них – времен Теодориха, а другая – византийская, хотя не имеет ничего общего с привычными константинопольскими храмами с планом в форме греческого креста. С Византией связана и самая знаменитая из равеннских церквей – восьмигранная базилика с комплексом неподражаемых мозаик.
Рис. 7.2.6. Джвари. Мцхета, Грузия. Строительство началось в 585–587 или 604–605 гг.[234]
Рис. 7.2.7. Джвари. Мцхета, Грузия. План. Строительство началось в 585–587 или 604–605 гг.[235]
Минуем пока Венецию и остановимся севернее, в небольшом городке Градо. Здесь тоже есть постройки интересующего нас времени. И хотя выглядят эти базилики как обычно, ни с Римом, в том числе папским, ни с остготами, ни с Византией они не связаны. Их строили епископы так называемого Аквилейского патриархата, теологические убеждения которых привели к разрыву и с Константинополем, и с главой католического мира. Когда Аквилея пала под ударами вестготов, гуннов и лангобардов, кафедра была перенесена в этот маленький прибрежный городок, где и появились небольшие, но очень важные для истории архитектуры храмы, в которых недолгая автокефалия дожидалась, пока убедительные аргументы (отнюдь не философские) очередного лангобардского короля не привели к воссоединению с Матерью-Церковью.
Рис. 7.2.8. Мавзолей Теодориха Великого. Равенна, Италия. 520 г.[236]
Далее, обогнув северное побережье Адриатического моря, мы попадем на полуостров Истрия (сейчас это Хорватия), где, помимо прочих достопримечательностей, стоит посетить город Пореч, основанный римлянами как курортное поселение военных ветеранов. В нем в VI веке епископом Евфразием была построена и неплохо сохранилась до наших дней раннехристианская базилика, опять-таки связанная с Византией. Таким образом, под понятие «раннехристианская базилика» попадают здания разных веков и разных народов.
Однако как памятники Византийской империи оказались на Апеннинском полуострове или вблизи него? Ведь, говоря об этой стране, мы, прежде всего, имеем в виду Царьград, а чтобы попасть в него – прибить щит на врата, продать драгоценные меха или призвать оттуда учителя веры, – нужно следовать путем варягов, а не фрязин. Даже в самом слове «Византия» есть что-то витиеватое, пряное, будто за ним прячутся лицемерные сладкие речи, медоточивые улыбки и непревзойденное коварство. Оно годится для Азии, но никак не для сердца Европы.
И это верно. Слово, произведенное от прежнего названия города – Византий, который Константин сделал новой столицей империи, было «приклеено» к стране позже, после падения Константинополя в 1453 г.
Рис. 7.2.9. Сант-Аполлинаре-Нуово. Равенна, Италия. Рубеж V–VI веков.[237]
Рис. 7.2.10. Сант-Аполлинаре-ин-Классе. Равенна, Италия. VI век[238]
Рис. 7.2.11. Базилика Сан-Витале. Равенна, Италия. 527–548 гг.[239]
Рис. 7.2.12. Базилика Сан-Витале. План. Равенна, Италия. 527–548 гг.[240]
Сами же византийцы были уверены, что продолжают жить в Римской империи, в ее восточной части. Они и называли себя римлянами – «ромеями» по-гречески. Более того, в VI веке уже знакомый нам император Юстиниан («соперник» Соломона) предпринял небезуспешную попытку вернуть утраченные территории. Замкнуть, как прежде, кольцо вокруг Средиземного моря ему не удалось, но север Африки, вся Италия и юг Испании вновь оказались под властью единого государства. Тогда-то и родился особенный феномен – архитектура Юстиниана. Явление это включало не только здания, подобные Святой Софии, возведенные в восточной части империи, но и трехнефные базилики и центрические постройки (потомки византийских гробниц-мартириумов), предназначенные для вновь колонизируемых западных территорий.
Рис. 7.2.13. Собор Святой Евфимии. Градо, Италия. V век[241]
Юстиниан был выдающейся фигурой. Правда, на начало его правления пришлось восстание «Ника», когда городские низы не вынесли непосильных налогов. Молодой император утопил город в крови, на улицах Константинополя осталось более 30 тысяч трупов. Однако Юстиниан жил в эпоху, когда грандиозные злодейства еще можно было совмещать с великими делами, и, оказавшись на троне (совершенно случайно, благодаря безвольному дяде), достойно обустроил государство, прежде всего восстановив систему римского права во всей ее логической целостности. Потом он расширил границы и построил в их пределах множество прекрасных зданий. Себя этот монарх видел прямым наследником римских цезарей, а не просто главой новой православной державы, хотя вмешиваться в дела церкви нисколько не стеснялся. Две ипостаси этого властителя – церковную и светскую – хорошо отражают его портреты. На фресках и мозаиках в храмах его изображали в приличествующих случаю длиннополых одеждах, в византийской короне. Зато в скульптуре он запечатлен как римский полководец, в боевом облачении: на коне, в шлеме с плюмажем, в доспехах и, соответственно, без штанов.
Рис. 7.2.14. Император Юстиниан со свитой и с епископом Максимианом. Базилика Сан-Витале. Мозаика. 546–547 гг. Равенна, Италия[242]
Рис. 7.2.15. Кириак Пиццеколли (Кириак из Анконы). Конная статуя Юстиниана в Константинополе. Рисунок. 1430 г. Библиотека Будапештского университета[243]
События, последовавшие за крушением Западной Римской империи, обычно представляются делом темным (некоторые энтузиасты из числа воинствующих дилетантов даже утверждают, что первого тысячелетия нашей эры вообще никогда не было). В самом деле, для Европы настали нелегкие и скудные времена. Множество далеких от цивилизации племен, больше не сдерживаемых римскими легионами, вышли из дремучих лесов и бескрайних степей и отправились на поиски новой родины или просто легкой добычи. Как всегда бывает в подобных ситуациях, умение рубить мечом или махать палицей стало цениться значительно выше, чем эрудиция и способности к аналитическому мышлению. Не на высоте были и трудовые навыки переселенцев. В сельском хозяйстве происходило все примерно так, как описано в школьном учебнике: орудиями труда были примитивный плуг без отвала и борона-суковатка. Урожаи выходили соответствующие, с прибавкой в полтора-два раза от посеянного. Строительное искусство также пришло в упадок: не только крестьянам, но и знати вполне хватало простых деревянных пос троек. Однако историкам архитектуры есть чем заняться, обращаясь даже к «Темным векам». «Кризис» вовсе не означает «застой». Исторические процессы после развала Империи были весьма интенсивными. Как будто что-то бурлило под крышкой, дабы в начале следующего тысячелетия раскрыться в новом, прекрасном облике.
Рис. 7.2.16. Церковь Святой Ирины. 548 г., перестроена после землетрясения 740 г. Интерьер. Стамбул, Турция[244]
Рис. 7.2.17. Церковь Святой Ирины. 548 г., перестроена после землетрясения 740 г. Интерьер. План. Чертеж Августа фон Эссенвайна. Середина XIX века. Стамбул, Турция[245]
С падением Рима на европейской исторической (а значит, и культурной) арене начали действовать по крайней мере четыре фактора.
Первый состоял в том, что формально Империя никуда не исчезла, она была тут же, рядом, в лице иногда могущественного, а иногда лишь из последних сил защищающегося от многочисленных врагов государства, которое мы теперь называем Византией. Именно в ее столицу варвар Одоакр отослал императорские регалии, отобранные у низложенного Ромула, признавая тем самым за Константинополем право считаться наследником Рима. В отличие от Западной, Восточная Римская империя еще много столетий хранила античное наследие, в том числе традиции учености и, что особенно важно для нас, традиции зодчества. Когда неискушенным в профессии архитектора соседям нужно было соорудить что-нибудь большое и каменное, они прежде всего обращались к византийскому опыту. Так поступили арабы, когда возводили на месте Храма Соломона круглую базилику Купола Скалы, то же сделал и Карл Великий, когда решил построить столичный комплекс в Ахене. При этом Карлу не понадобилось обращаться в Константинополь: и технологии, и даже готовые колонны можно было найти гораздо ближе, на севере Апеннинского полуострова, например в Равенне – недавней византийской провинции. Империя ромеев имела в Европе и на севере Африки свои «филиалы» – экзархаты, или наместничества. Даже после отторжения этих провинций от метрополии памятники византийского зодчества оставались на своем месте и могли служить в качестве образцов. Кроме того, один великолепный город сохранялся, пусть номинально, под властью Константинополя и тогда, когда все окрестные земли отошли во владения папы. Это, конечно, Венеция, с ее каналами вместо улиц, в сердце которой стоит непревзойденный образец восточнохристианской архитектуры – храм, перекрытый куполами на парусах и украшенный таинственным мерцанием золотофонных мозаик. Византийцам дорого обошлось владычество над этим городом. В 1204 г. именно корабли венецианцев доставили на берега Босфора крестоносцев, участников Четвертого похода. Уже напавшие до этого на христианский Задар и даже отлученные за такое преступление от церкви, рыцари так и не собрались в поход на Иерусалим, зато взяли штурмом и разграбили Константинополь. Многочисленные трофеи получила Венеция, в частности знаменитых бронзовых коней, украсивших фасад собора Святого Марка. Впрочем, вырвавшись из-под власти Восточной империи, венецианцы приобрели не только торговые преимущества, но и проблемы. Вскоре им пришлось самостоятельно «решать вопросы» с другим грозным соседом – с Османской империей.
Рис. 7.2.18. Собор Святой Софии. Первая половина XI века. Киев, Украина[246]
Второй фактор, имеющий как политическую, так и культурную природу, лучше всего освещен в учебниках по истории раннего Средневековья. Имеется в виду возникновение и становление новых европейских государств. Большинство из них, те, что были созданы в раннее время, не сохранились. Сформировавшиеся позже существуют и сегодня, с близкими названиями, но с иным контуром границ. В целом процесс этот почти всегда проходил по одному и тому же сценарию: сначала варварское племя занимало новую территорию; затем самый удачливый из вождей объявлял, что он уже вовсе не вождь, а король, цивилизованный глава государства, и вскоре начинал понимать, что для сплочения народа нужно почитание Единого Бога, крестился сам и принуждал принять христианство остальных. Далее у истории имелись варианты. Часто на те же земли приходило следующее варварское племя или другое стремящееся к расширению своих границ государство, чтобы вытеснить предшественников. Но иногда страна сохранялась, и тогда в ней появлялись первые королевские династии. Они приближали к себе лучших воинов, щедро дарили им земли (ибо другого способа прокормить армию между боевыми действиями не было) и тем самым делили Европу на множество феодальных владений, из которых, как из политического конструктора, в будущем складывались новые державы. Лесов тогда еще сохранилось много, так что архитектура, как уже говорилось, была в основном деревянной, хотя возводились и каменные постройки, обычно храмовые. Они не могут похвастать изяществом, но вполне прочны и добротны. Чувствуются традиции античного Рима, тем более что потомки граждан Империи никуда не исчезли, продолжая жить не только на территории современной Италии, но и, например, в Галлии, то есть там, где сегодня находится Франция.
Рис. 7.2.19. Сан-Педроде-ла-Наве. Эль-Кампильо, Испания. VIII век[247]
Третьим фактором, важным экономически и политически, стал в Средневековье аспект веры, то есть христианство. Современный человек если и придерживается религиозных взглядов, то, как правило, монотеистических. Встретить искреннего язычника, всерьез полагающего, что ему поможет Юпитер, Тор или Даждьбог, сегодня довольно трудно. Однако до первого миллениума все было иначе. Практически целое тысячелетие ушло на то, чтобы убедить будущее прогрессивное человечество, что Творец на всех один и что Единосущный Сын Его уже приходил в этот мир, чтобы искупить первородный грех и дать шанс людям. Варваров интенсивно приобщали к христианству, чаще насильственно, но иногда и силой убеждения. Разумеется, храмовая архитектура, умеющая производить впечатление на простодушных выходцев из лесов и степей, играла в этом деле не последнюю роль.
Впрочем, не меньшее значение, чем сама вера, в Средние века имела посредница между нею и людьми, то есть церковь. Теперь это была уже не та полуподпольная организация, которая в первые века новой эры приобщала к Христу в катакомбах и в частных жилищах. В отличие от автокефальных («сам себе голова» по-гречески) конфессий Востока, западная ветвь христианства сохранила единство и единоначалие. Во главе ее, как и сейчас, стоял прямой преемник апостола Петра, папа римский, человек, имевший огромную власть. Прежде всего, у пап было свое настоящее государство, которое они неустанно стремились расширить, побуждая желавших церковной поддержки монархов отвоевывать и дарить им все новые и новые территории. Район в центре Рима, где сегодня находится Ватикан, лишь крошечная часть того, что когда-то называлось Папской областью. Однако реальная власть папы могла простираться гораздо дальше официальных границ теократического государства, практически на всю Европу.
Любой монарх должен был считаться с главой католиков, поскольку формально ни одно серьезное предприятие не могло быть начато без благословения папы. Отлучение короля или императора от церкви автоматически приводило к тому, что он в мгновение ока оставался без армии и придворных – воины и царедворцы освобождались в этом случае от клятвы верности суверену. Самый известный из таких случаев – это история противостояния императора Священной Римской империи Генриха IV и папы Григория VII (1077 г.). Выступивший против понтифика властитель вынужден был трое суток босым и раздетым простоять под стенами папской резиденции (в тот момент она находилась в тосканской крепости Каносса), чтобы вымолить себе прощение. Впрочем, такое могущество папы не было гарантированным. Тот же Генрих IV через несколько лет низложил Григория VII и возвел на престол собственного ставленника. Правда, память об унижении монарха все равно навсегда осталась в истории…
Политическое могущество пап в отдаленных частях Европы опиралось не только на право благословлять или отлучать от церкви. В каждом регионе имелся наместник – епископ, представлявший Вселенскую церковь, и целая армия его подчиненных, монахов и клириков, в свою очередь имевших огромное влияние на массы простых прихожан. В руках епископов сосредотачивались огромные богатства, прежде всего земли. Как и сегодня, церковь считалась юридическим лицом и выступала в роли могущественного феодала. Кроме того, в вопросах веры короли охотно делились с церковью и судебной властью. Такая ситуация сложилась не сразу. До конца первого тысячелетия епископы, как и папы, находились в большой зависимости от светских правителей. Однако постепенно церковь становилась все более и более могущественным институтом. Это привело к ожесточенной борьбе за право назначать архиереев на местах – к знаменитой борьбе за инвеституру, разгоревшейся между понтификами и монархами. Ни одна из сторон не желала уступать другой столь серьезный политический козырь. Недаром в английском языке шахматная фигура, известная в России как «слон», называется bishop (епископ). Это напоминание о том, что в Средние века церковный иерарх был серьезной «боевой» единицей.
Рис. 7.2.20. Собор Святого Креста. IX век. Нин, Хорватия[248]
Разумеется, церковная «армия», как и любая другая, состояла из разных «частей и подразделений». От уже знакомого нам латинского корня ordo (воинский строй, порядок) образовалось не только слово «ордер», но и «орден», рыцарский или монашеский. Рыцари, прежде всего участники Крестовых походов, вступали в особые духовные организации, становились монахами-воинами, готовыми воевать с иноверцами за Святую землю. Как мы уже видели на примере тамплиеров, это были очень могущественные объединения с развитой межгосударственной инфраструктурой, строгой иерархией и впечатляющими материальными ресурсами. Плюс к этому рыцари умели здорово драться.
Наконец, в подчинении у папского престола была еще одна сила, чье могущество заметно выросло к рубежу тысячелетий: монастыри и возглавлявшие их настоятели, такие как уже знакомые нам аббаты Сугерий из Сен-Дени и святой Бернар из Клерво. Всякая обитель являлась крупным землевладельцем; в монахи, как правило, не принимали без серьезных пожертвований. Именно монастырь, освобождая некоторых насельников от повседневного физического труда, становился центром религиозной и ученой жизни, причем не только для жителей окрестных городов и сел, но и для паломников из далеких областей. Даже в самые темные годы «Темных веков» грамотные иноки в стенах отдаленных аббатств (например, в Ирландии) не прекращали научных занятий, исправно переписывая древние книги и храня традиции философских и теологических споров. К моменту, когда к концу первого тысячелетия Европа начала выходить из экономического и политического кризиса, именно монастыри оказались серьезными заказчиками и потребителями новых величественных архитектурных сооружений.
Существовал и еще один, четвертый фактор, очень важный для понимания как политической истории, так и истории искусства, – это Западная Римская империя, официально прекратившая существование в 476 г., но и много веков спустя сохранявшая свое влияние. Европейцам, по крайней мере их значительной части, все время казалось, что империя должна быть, что независимое существование мелких государств – это неправильно, это лишь временное недоразумение, которое непременно надо исправить. Как только появлялась сильная королевская династия, объединявшая под своей властью значительные территории, сразу вставал вопрос, не возрождение ли это Рима? Первые из таких властителей – правившие на территории современной Франции Меровинги – еще никак не проявляли императорских амбиций. Это неудивительно, ведь основатели рода пришли к власти, когда настоящая Империя еще существовала.
Зато Карл Великий, второй король династии Каролингов, давший ей свое имя и объединивший в единое государство всю Европу, в 800 г. был коронован папой Львом III как император. Правда, то, над чем он властвовал, еще не осмеливались прямо назвать Римской империей, то есть так же, как ее великую предшественницу. Попытка сделать это вызвала громкий дипломатический скандал: вмешалась Византия, полагавшая себя единственной наследницей выдающейся державы прошлого. Впрочем, искусство и архитектура ясно показывают, что подданные нового императора чувствовали себя законными хранителями античных традиций. Есть даже специальный искусствоведческий термин – «Каролингский ренессанс», подчеркивающий наличие в произведениях той эпохи черт древнегреческого и древнеримского искусства.
Наконец, в 962 г. представитель саксонской династии Оттон I Великий стал главой государственного образования, получившего название Священная Римская империя. Это было довольно рыхлое тело, состоявшее из множества мелких государств, объединенных под властью выборного монарха. Поначалу в границы данного образования входила часть современной Италии, позже остались только немецкие земли, что в конце концов отразилось в измененном названии – Священная Римская империя германской нации (с 1512 г.). Несмотря на часто лишь номинальную власть, до 1648 г., то есть до Вестфальского мирного договора, титул императора считался более почетным, чем звание короля.
Рис. 7.2.21. Капелла Карла Великого (Палатинская капелла). Интерьер. Архитектор Одон Мецский. Ахен, Германия. Строительство началось в 796 г.[249]
Рис. 7.2.22. Капелла Карла Великого (Палатинская капелла). План. Архитектор Одон Мецский. Строительство началось в 796 г. Ахен, Германия[250]
Рис. 7.2.23. Надвратная капелла (Кёнигсхалле) аббатства Лорш. Начало X века. Германия[251]
Священная Римская империя прекратила свое существование в 1806 г., но идея не угасла. В принципе всякая европейская страна, назвавшись империей, видит себя продолжательницей славных свершений Древнего Рима. Даже в далекой России царственные особы часто полагали себя подобными властителям Вечного города. Это нетрудно заметить на многих парадных портретах, но яснее всего видно в памятнике Петру Великому работы скульптора Фальконе, где монарх на вздыбленном коне предстает в полуантичных одеяниях, в римских сандалиях, в лавровом венке и с особым жестом – адлокуцио (adlocutio), которым приветствовали войска римские полководцы. Позже строители еще одной «тысячелетней империи» превратили этот жест в прямолинейный нацистский «зиг». Третий рейх вообще во многом ориентировался на Священную Римскую империю. Именно от нее велся отсчет: Древним, или Первым, рейхом считалась Священная Римская империя, а Вторым – кайзеровская Германия, объединенная в единое государство при канцлере Отто фон Бисмарке. Многие понятия, знакомые нам по кинофильмам о Великой Отечественной войне («рейхстаг», «имперская канцелярия», «рейхсканцлер»), изобретены вовсе не нацистами. Они известны либо со времен оттоновских династий, либо из административной практики кайзеровской Германии второй половины XIX века.
Романский стиль
Стремление возродить на рубеже тысячелетий Римскую империю послужило причиной возникновения стиля, в XIX веке названного романским (от лат. romanus – римский). Он быстро распространился по Европе, а потом и дальше, вплоть до Святой земли, Закавказья и Владимиро-Суздальского княжества. Романика легко узнаваема в зданиях разных типов, от монастырей до крепостей и замков. Однако, как всегда в архитектуре, имеются и особо яркие примеры – «идеальные образцы», можно сказать. Прежде всего это так называемые имперские соборы, построенные кайзерами в нескольких городах в долине Рейна. Мы уже встречались с ними, когда рассматривали эволюцию типа базиликальных зданий. Речь идет как раз о храмах, в которых после долгого перерыва возродились циркульные своды и, соответственно, «связанная» система в планах. Необходимо добавить, что возвращение к каменным перекрытиям было вызвано не только улучшением экономических и технологических возможностей, но и прямым стремлением подражать античным постройкам. Вообще, похоже, что в эту эпоху арка как конструктивный элемент стала ассоциироваться с Римом даже в большей степени, чем того заслуживала. По сути, вся романика – это гимн арке и ее производным. Вопреки исторической правде (а римляне избегали арочных конструкций при строительстве культовых зданий) циркульная форма полностью вытесняет плоский антаблемент, уравнивается с ним в тектонических правах. Появляются легко узнаваемые «романские» стилевые решения, например сдвоенные окна с колонной вместо простенка или колоннады, в которых спаренные круглые опоры расположены вдоль оси, перпендикулярной плоскости фасада (они как бы «уходят в глубину», поддерживая миниатюрные своды). При этом арки подчеркнуто опираются непосредственно на колонны, без посредничества архитравных балок. Любой декор, зрительно облегчающий массивные стены романских построек, также имеет арочную природу. Это и характерные карнизы, и пространственно развитые карликовые галереи, как правило украшающие массивные апсиды, и непременные аркатурные и аркатурно-колончатые пояса, так полюбившиеся русским зодчим.
У имперских соборов есть еще одна характерная черта, красноречиво повествующая о политических амбициях их создателей. В отличие от традиционных базилик, как предыдущих, так и последующих времен, у таких соборов очень развита западная сторона, иногда почти симметрично повторяющая восточную часть композиции. С двух сторон в таких храмах обычно ставились и парные башни колоколен. Эта симметрия – отражение идеи гармоничного сосуществования церковных и светских властей и божественного происхождения власти императора. Хор на востоке отводился клирикам, а вестверк (пристройка к нефу с запада, часто повторяющая форму алтарной части) строился для земного властителя: «Богу – богово, кесарю – кесарево».
Рис. 7.2.24. Храм Святого Михаила. 1010–1033 гг. Хильдесхайм, Германия[252]
Рис. 7.2.25. Храм Святого Михаила. Хильдесхайм, Германия. 1010–1033 гг. План Георга Дегио и Густава фон Бецольда. Вторая половина XIX века[253]
Рис. 7.2.26. Кафедральный собор Святого Петра и Святого Георгия. 1004–1237 гг. Бамберг, Германия[254]
Рис. 7.2.27. Нотр-Дам-ля-Гранд (Большая церковь Богоматери). Башня над средокрестием. XI век. Храм освящен в 1086 г. Пуатье, Франция[255]
Готика
Романское искусство еще не проявляло никаких признаков упадка, когда зародилось новое направление. Ценители архитектуры поначалу приписывали авторство германским народам и даже ругали их за это. Термин «готический» долгое время имел уничижительный оттенок, поскольку подразумевал, что высокое античное искусство было испорчено нашествием варваров-готов. В Италии его так и называли – maniera tedesca (то есть буквально «немецкая манера»), в противовес культуре цивилизованных средиземноморских народов – maniera greca («в греческой манере»). Немцы и сами поверили в это и в конце XVIII века сделали готику предметом национальной гордости. Первым восторженным почитателем стал выдающийся поэт Гёте. Не меньшую роль в прославлении готики как проявления немецкого гения сыграл и один из идеологов романтизма Фридрих Шлегель. Каково же было разочарование германских патриотов, когда в середине XIX века историки неоспоримо доказали, что честь изобретения этого стиля принадлежит французам, извечным соперникам немецкой нации. Они, как и их исторические предшественники галлы, никогда не увлекались идеей империи. Скорее наоборот, изо всех сил ей противостояли. В Средние века Франция вообще оказалась главным политическим противовесом Священной Римской империи. Тот же аббат Сугерий был, конечно, хорошим человеком, но при этом ярым шовинистом, по крайней мере, немцев он очень не любил. Сугерий даже поучаствовал в походе против империи, который, правда, окончился лишь мелкими пограничными стычками (именно в этот момент привезенная им орифламма – запрестольная хоругвь аббатства с изображением золотого пламени на красном фоне – превратилась в боевое знамя французской армии).
Соответственно, и готическая архитектура оставалась абсолютно индифферентной к имперским идеям. Гораздо больше, как мы уже видели, ее интересовали проблемы отношений с Высшим правителем; по крайней мере, возможность демонстрации художественными средствами Его непосредственного присутствия в мире. Как это часто бывает с историей зодчества, искусствоведам достаточно точно известно «главное здание», ставшее первым сооружением нового стиля. Это уже знакомый нам храм аббатства Сен-Дени в Париже.
Возможно, готическая архитектура выглядела бы совсем иначе, если бы не давняя путаница с именами, точнее, с обладателями одного и того же имени. В Новом Завете (книга «Деяния святых апостолов») среди верных последователей Христа упоминается Дионисий, тезка веселого античного бога. Заслуженно, за выдающиеся умственные способности, этот человек был избран членом ареопага, афинского верховного суда. Позже судьба свела будущего святого с апостолом Павлом, очаровавшим его своими речами. Бывший законник последовал за новым учителем, принял христианство, а через три года был избран первым епископом славных Афин.
Еще один прекрасный город – Париж – также связан с именем Дионисия, однако жившего двумя веками позже. Этот христианский проповедник служил сначала в Риме, в Испании и Германии, а затем с той же миссией его послали в Галлию, то есть во Францию. Местные язычники, чьи религиозные чувства были, естественно, оскорблены, схватили этого подвижника и вместе со спутниками обезглавили на Монмартре, то есть на «горе мучеников». Казненный еще сумел взять отрубленную голову в руки и пройти с ней примерно пять километров до места своего будущего погребения. Там, над его могилой, и было построено знаменитое аббатство Сен-Дени.
Рис. 7.2.28. Казнь святого Дионисия. Люнет северного портала собора Сен-Дени. XII век. Париж, Франция[256]
Еще через пару столетий, в V веке, неизвестный почитатель Платона написал несколько богословских сочинений, в которых страстно и убедительно соединил представления великого академика о Творце, о Едином, о Добре и его умопостигаемом свете с христианскими представлениями о Едином Боге. Очевидно, чтобы сделать тексты более авторитетными, либо сам автор, либо почитатели его труда назвали их создателем Дионисия из Афин – Ареопагита. И сегодня нет точных сведений, кто на самом деле создал «Ареопагитики» – так с тех пор называются эти труды. Имеется несколько вероятных имен, в том числе существует приятная грузинам версия, что этим богословом был Петр Ивер – грузинский царевич, посланный в качестве заложника в Константинополь, где получил блестящее философское образование, а потом принял постриг, основал монастырь в Вифлееме и стал епископом Маюмы, что близ Газы. Пока же, поскольку истина не ясна, автора выдающихся текстов, оказавших огромное влияние на развитие христианского богословия (в том числе и русского), несколько неловко, хотя уже привычно называют Псевдо-Дионисием Ареопагитом.
Но это только часть путаницы. Как нередко бывало в Средние века, все Дионисии сплавились в традиции в единый образ. Так что для монахов обители Сен-Дени обобщенный Ареопагит сначала встретился со святым Павлом, потом написал труды «О мистическом богословии», «О небесной иерархии» и другие знаменитые сочинения, а потом пронес по улицам Лютеции (так тогда именовался Париж) собственную отрубленную голову. Эти иноки, кстати, очень обиделись, когда гонимый Бернардом Клервоским и получивший убежище в их монастыре Пьер Абеляр выяснил, что Дионисии были разные и из-под пера того, который упокоился на их территории, ничего выдающегося не выходило.
Чему же учил этот знаменитый, но остающийся пока неизвестным автор? Одной из важнейших доктрин, волнующих христиан всех конфессий, а особенно мистиков, стала теория Божественного света. В обыденном сознании Бог представляется контролирующим мир, то есть собственное Творение, как бы со стороны. Он может вмешаться, если что-то пойдет не так, поощрить или наказать. Но может и разрешить человеку, как подросшему ребенку, какое-то время действовать самостоятельно. В общем, образ бородатого старика на облаке, следящего за жизнью откуда-то сверху, прочно вошел в наши представления. С точки зрения создателя «Ареопагитик» и его последователей, это очень далеко от истины. Мир, по их мнению, ни на мгновение не остается и не может существовать без божественного влияния. Более всего это похоже на то, как сияние солнца снабжает энергией жизнь на нашей планете. Собственно, это и есть главная метафора в учении о Божественном свете. Как наше дневное светило не может прекратить посылать нам свои лучи без того, чтобы жизнь тут же не прекратилась, так и Бог непрестанно питает все созданное им потоками Божественной благодати. Последователи античных философов называют это эманацией. Творец, согласно данному учению, абсолютен и вмещает в себя всю полноту бытия, но даже этого непредставимого «объема» оказывается недостаточно, чтобы заключить всю неиссякаемую энергию Блага. Она неисчерпаема, как солнечный свет, из года в год согревающий землю (тогда еще не знали ни того, что Солнце – лишь одна из звезд, ни того, что и ему суждено когда-нибудь погаснуть). Лучи Божественного света всегда избыточны и преодолевают бесконечные границы Божественной сферы, стекают, как влага с краев переполненной чаши, питая мир Добром и теплом самой жизни.
Ибо как солнце в нашем мире, не рассуждая, не выбирая, но просто существуя, освещает все, что по своим свойствам способно воспринимать его свет, так и превосходящее солнце Добро, своего рода запредельный, пребывающий выше своего неясного отпечатка архетип, в силу лишь собственного существования сообщает соразмерно всему сущему лучи всецелой Благости.
Дионисий (или тот, кто скрывается под этим именем), однако, предостерегал, что не всякому дано воспринять этот Божественный свет: всегда находятся не причастные ему, не способные впитать энергию Добра, которой в принципе хватает на всех. Очевидно, именно желание показать этот Свет как можно большему числу людей толкнуло настоятеля монастыря Сен-Дени на поиски новых, доселе невиданных форм архитектуры. Аббат Сугерий был, несомненно, хорошо знаком с трудами того, кого считал небесным заступником своей обители. Греческая рукопись «Ареопагитик» хранилась в Сен-Дени с IX века, тогда же «отец схоластики» Иоанн Скот Эриугена перевел этот текст на латынь. К счастью для нас, Сугерий охотно писал и сам, многие его труды, в частности автобиографические заметки об истории строительства собора, сохранились, так что о том, что двигало великим настоятелем, мы можем судить по его собственным словам.
Рис. 7.2.29. Аббат Сугерий. Изображение на витраже собора Сен-Дени. Ок. 1081–1151 гг. Париж, Франция[257]
Для аббата не было сомнений в том, что обычный свет – это данный нам в ощущениях символ умопостигаемого (то есть чувственно не ощутимого) света Божественного, что, попадая под лучи солнца, мы получаем и шанс оказаться в струях Небесного блага. Однако храм не пляж, просто солнечных лучей здесь мало. Энергию светила, чтобы воздействовать на прихожан, надо преобразовать и концентрировать. Прежде всего, для этого как нельзя лучше подходят золото и драгоценные камни, не зря же из них выложены стены Небесного Иерусалима. Сугерий упорно защищал право храма на роскошь, столь яростно оспариваемое святым Бернаром, сторонником идеи обязательного отказа от богатства в монастырях. При аббате Сугерии в Сен-Дени ювелирам всегда находилась работа. Алтарь, распятие на алтаре – все, по мысли настоятеля, должно было сверкать, отражать и излучать, заполнять пространство радостным светом, давая знать о присутствии тут же иных, незримых излучений. И вовсе не о личном богатстве думал этот монах, когда, пригласив к совместной молитве очередного аристократа, с показным благочестием снимал с руки и жертвовал на украшение храма драгоценный перстень, побуждая состоятельного гостя поступить также: учение Дионисия о Божественном свете, в том числе отражаемом блеском ювелирных изделий, явно не давало ему покоя еще со времен службы в монастырской библиотеке.
Однако даже всей площади золота и драгоценных камней алтаря было недостаточно, чтобы храм по-настоящему купался в свете, и у амбициозного аббата родился фантастический замысел: заменить каменные стены панелями из света. Технологии уже существовали. Где-то умели варить цветные стекла, где-то применялись стрельчатые арки, а в романских соборах использовались нервюрные своды. Оставалось найти мастеров, способных соединить все это вместе. Так в перестроенной алтарной части собора Сен-Дени появились конструкции, где вместо стен разместились грандиозные картины из стекла – витражи. Впрочем, называть их картинами не совсем справедливо. Главное было не в том, что изображено, а в обильных потоках света, льющихся сквозь прозрачные преграды, принимающих формы священных сюжетов и свидетельствующих о вечно присутствующем здесь же Божественном благе, Истинном свете, к которому можно прийти, воспарив душой, мистически поднявшись по спущенному с Небес лучу.
Рис. 7.2.30. Святая капелла (Сент-Шапель). Витраж. 1242–1248 гг. Париж, Франция[258]
Portarum quisquis attollere quaeris honorem,
Aurum nec sumptus, operis mirare laborem,
Nobile claret opus, sed opus quod nobile claret
Clarifi cet mentes ut eant per lumina vera
Ad verum lumen, ubi Christus janua vera.
Quale sit intus in his determinat aurea porta.
Mens hebes ad verum per materialia surgit,
Et demersa prius hac visa luce resurgit.
Все вы, кто восторженно славит ворота,
Чудо не в золоте,
Ценность в искусной работе.
Благородство сей труд осеняет,
Но, благородно сияя,
Работа должна и умы просветлять,
Проводя через свет к Истине, – это ответ.
Христос там истинный портал.
Блеск золотых ворот тому порукой стал.
Ум тусклый к правде сквозь материю бредёт,
Его на крыльях вознесет,
Лишь Свет блеснет.
Стало быть, благодаря тому, что тексты неизвестного христианинанео платоника, так красиво и убедительно рассказавшего о незримом Божественном свете, подписали именем святого Дионисия, а настоятель аббатства Святого Дионисия, оказавшись человеком очень образованным и обладающим незаурядной энергией и выдающимися организаторскими способностями, увлекся этой теологической доктриной, новый стиль обрел столь узнаваемые ныне черты.
Рис. 7.2.31. Амброджо Лоренцетти. Принесение во храм. Дерево, темпера. 1342 г. Галерея Уффици, Флоренция[259]
Рис. 7.2.32. Джозеф Мюррей Инс. Капелла королевского колледжа. Кембридж, Великобритания. Бумага, акварель, смешанная техника. 1843 г. Музей Фицуильяма, Кембридж[260]
Рис. 7.2.33. Собор Сент-Этьен. Южный фасад трансепта. 1490–1515 гг. Санс, Франция[261]
Как и искусство античной Греции, готика легко делится на раннюю, высокую и позднюю. Эта последняя подарила нам еще несколько специальных терминов. Например, есть «интернациональная готика». О ней, как правило, говорят только применительно к живописи. Зато словосочетание «перпендикулярная готика» относится исключительно к архитектуре. Речь идет об английских постройках, планы, фасады и – особенно – оконные переплеты которых избегали, насколько это возможно в изысканную эпоху позднего Средневековья, сложных кривых линий и более или менее точно укладывались в прямоугольные «матрицы» (что вовсе не мешало существованию в тех же помещениях веерных сводов с феерическим переплетением уже ничего не поддерживающих нервюр). Французы же через несколько столетий после аббата Сугерия создали готику «пламенеющую». Название пошло от характерных деталей декора в окнах-розах, напоминающих колеблемое ветром пламя свечи.