Варочкина работала в маленькой комнате, заваленной разным хламом. Здесь был архив и одновременно склад всего ненужного. Пахло клеем и пылью, как в заброшенном космическом корабле. Эх, я, оказывается, соскучился по своему НЛО! Сейчас бы залезть в мой нелинейно-линейный облётчик и залинеить нелинейно куда подальше от этих людей! Ну чего им вечно не хватает? Чего они от меня хотят? Постоянно отвлекают меня от моей теоремы!
– Жалобу можно прочитать? – спросил я у паспортистки. – Что там написано-то?
– Она у Качинского, нашего юриста, – ответила женщина участливо и по-матерински стала журить меня: – Небось набедокурил? С соседями поругался?
Я не знал, что ответить Варочкиной, так как совершенно не понимал, о чём она говорила. В моём словаре не было ни слова «жалоба», ни слова «набедокурить».
В два часа, как меня попросили, я зашёл на кухню. Все заинтересованные стороны были в сборе. Правда, я хоть убей меня, никак не мог понять, в чём же были заинтересованы эти стороны!
Председатель товарищеского суда Качинский, сухопарый пожилой мужчина, юрист из домоуправления, занимал место у окна. По обе стороны от него на старомодных стульях, любезно предложенных тётей Машей, сидели Варочкина и Ческина – члены товарищеского суда. Две дочери старухи, Нина и Фаина, расположились в углу, возле плиты, принадлежащей соседям. Сама старуха заняла центральное место между двумя столами. А Геннадий, как атлант, вписался в косяк кухонной двери.
Качинский порылся в своём потрёпанном портфеле, извлёк оттуда «жалобу» – несколько листков бумаги в клеточку – и стал медленно читать, внимательно посматривая поверх очков на собравшихся.
И только тут я понял, что такое жалоба! Но так и не смог сообразить, для чего она нужна. Жалоба, это когда одни люди выдумывают про других людей всякие гадости. Но вот для чего они это делают, для меня так и осталось загадкой.
Соседка Нина писала:
«…В первый же день он напился и в пьяном виде стал приставать ко мне и требовать ласки. Мою мать, пожилую женщину, которая давно находится на заслуженном отдыхе, он заставлял жениться и сказал ей, чтобы она подала заявление в загс по этому поводу. Получив отказ, он стал требовать от неё, чтобы она устроилась на работу…
…он ворвался ко мне в комнату, набросился на меня и избил. Угрожал нам с мужем расправой. Разве можно жить в такой обстановке?..
…он отказывается убирать в коридоре, загадил весь туалет так, что туда невозможно зайти. А если и зайдёшь, то невозможно выйти! Заставляет мою мать мыть полы и убирать за ним…
Просим исполком помочь нам поставить распоясавшегося квартиранта на место или выселить его из квартиры».
Качинский снял очки, протёр их платком и положил на стол.
– В моей практике ещё не было случая, чтобы из двух или трёх семей, проживающих совместно в квартире, во всём была бы виновата только одна сторона, – высказал своё мнение юрист. – Дело житейское. Нам надо разобраться: почему соседи написали жалобу? Кто прав, а кто виноват? Наша задача – помочь людям наладить свои отношения…
«Наладить отношения, – подумал я. – А для чего их налаживают? Вот, например, я делал наладку своих приборов на НЛО, чтобы они хорошо работали. А зачем налаживать отношения? У меня с Олегом хорошие отношения и их незачем налаживать. А с соседями у меня совсем нет никаких отношений. И как можно наладить то, чего нет?»
Я сказал это вслух и Нина тут же закричала:
– Вот! Вы видите? И как с таким наладишь отношения? Да он же сам не желает! Да он трезвым никогда не бывает. На ногах прямо не стоит, всё время шатается. Его уже два раза милиция забирала прямо с улицы, так он теперь боится туда показываться, только по задворкам и ходит… А ещё он в психушке был!
– Нина, помолчи! – прикрикнула старуха на младшую дочь. – Дай людям подумать. Решать что-то надо. Я уже старая, не могу всё время за вами, молодыми, убирать, – повернулась ко мне и мягко укорила: – А ты, и вправду, не так со мной разговариваешь. Мы вместе живём. В одну неделю ты моешь полы, а в другую – наша семья. Всё поровну, как у людей. А ты уже вторую неделю здеся, и ни разу тряпку в руки не взял, после того как переехал сюда. Дружков своих водишь. Кому это понравится?
Все посмотрели на меня. Я ничего не понял и промолчал. Зачем полы мыть? Для чего?
– Смотрите-ка, разговаривать не хочет с нами, – обрадовалась Нина. – Да он нас за людей не считает…
Я очень удивился этим словам и спросил:
– Кто же вы тогда, если не люди? А я и не знал, что нужно что-то мыть! Мне никто ничего не говорил!
– Эх, вы, – сказал вдруг Качинский. – Ничего человеку не объяснили и сразу жаловаться!
– Нам не надо такого квартиранта, – подала свой голос Фаина, старшая дочь тёти Маши.
– Не встревай! – властно осадила её мать. – Ты здеся не живёшь. А у человека ордер на руках. Его на улицу не выгонишь.
– У него ещё где-то квартира имеется, – сказал Геннадий.
– Ты чего молчишь? – спросила меня Варочкина. – Скажи хоть слово в своё оправдание.
– Я не могу понять моих соседей, – признался я паспортистке. – Пусть они скажут, чего им надо от меня. Полы мыть? Как их мыть? Не умею я!
– Смотрите-ка на него: мы все тут виноватые, только он один чистенький сидит! – снова зашумела Нина. Она встала со своего места. – Праведник выискался. Чего глаза таращишь? – неожиданно накинулась она на меня. – Думаешь, я тебя боюсь? Я тебя быстро научу полы мыть! В армии был? Не научили, что ли?
Я пожал плечами.
– А что такое армия?
– Нет, ты меня до истерики доведёшь! – закричала Нина.
– Сядь счас же! – прикрикнула старуха на свою дочь.
– Нина, не волнуйся! – стала успокаивать сестру Фаина. – Надо спокойно поговорить обо всём.
– Нервы не выдерживают, – ответила Нина, пуская слезу. – Сил моих больше нету…
Качинский взял в руки жалобу и спросил у Нины:
– Вы вот пишете, что сосед ворвался к вам в комнату и избил вас. Это что, было на самом деле?
– Раз написано – значит, было, – ответила женщина. – Муж подтвердит.
Качинский с удивлением посмотрел на Геннадия.
– Как же так, товарищ Махиня? На ваших глазах хулиган избивает вашу жену, а вы даже не подумали заступиться за неё? Почему?
Махиня показал пудовые кулаки:
– До драки дело не дошло, а то я бы вышвырнул его из квартиры, как котёнка.
Качинский пристально посмотрел на него:
– Значит, ваша жена неправду пишет? Тут, кстати, в заявлении и ваша стоит подпись. Не было драки? Ложные показания, знаете ли…
– Они ругались, а я не вмешивался: не мужское это дело, – нехотя ответил Махиня. – Может, в коридоре и подрались, не видел я!
– А вы, Мария Петровна, – обратился юрист к старухе, – почему не заступились?
– Я отдыхала у себя в комнате.
С минуту помолчав, Качинский снова спросил у Нины:
– Кто ещё, кроме членов вашей семьи, видел вашего квартиранта пьяным?
– Все наши соседи видели, – обрадовалась вопросу Махиня.
– Пригласите кого-нибудь из них!
Минуты через две Нина привела на кухню женщину неопределённых лет с мужскими чертами лица. Геннадий уступил ей своё место в дверном проёме.
– Вы хорошо знаете этого товарища? – кивнул головой юрист в мою сторону.
– Знаю, конечно, – ответила женщина прокуренным голосом, – это новый квартирант моих соседей.
– Когда вы его видели пьяным в последний раз?
– Да он почти каждый день приходит домой в нетрезвом виде. Всё время его заносит из стороны в сторону… Ещё и пришельцем себя называет, как перепьёт.
– Он в это время буянит или скандалит? – спросил Качинский.
Женщина подумала и ответила:
– Да нет. Он сразу же юркнет к себе в комнату, чтобы никто не мог догадаться, что он пьяный вдрызг.
– А вы что, заглядывали к нему в комнату?
– Нет, не приходилось. Да и что я там потеряла? А вдруг он маньяк?
Качинский повернулся ко мне и спросил:
– Вы знаете эту женщину?
– Впервые вижу, – ответил я.
– Можете идти, – отпустил юрист свидетельницу и снова обратился с вопросом к Махине: – Вы вот пишете, что ваш сосед устроил оргии в своей комнате. Кто может подтвердить этот случай?
– Бухгалтер Ковалёва, – с готовностью ответила Нина. – Если она дома, то я позову её.
У второй свидетельницы Качинский спросил:
– Где вы живёте?
– На втором этаже, вот под ним, – показала Ковалёва на меня рукой.
– Значит, знаете его?
– Кто же не знает этого бандита? – ответила бухгалтер с усмешкой. – Живёт в доме не больше недели, а уже успел прославиться.
– Вы видели его пьяным?
– Да каждый день, – заученно ответила женщина. – На днях в час ночи я вышла на балкон и посмотрела наверх. В комнате у него, – снова показала рукой в мою сторону, – ярко горел свет и играла музыка. Там были пляски. Полуголые люди носились по комнате…
– Как же вы все это рассмотрели через балкон-то? – спросила Варочкина бухгалтера, удивив собравшихся на кухне людей своей сообразительностью.
– Я слышала пьяные крики, – с заминкой ответил Ковалёва. – А потом я выходила во двор, чтобы подышать свежим воздухом.
– В час-то ночи? – засомневалась Варочкина.
– Захотела и вышла на улицу, что тут особенного? – напористо ответила женщина. – Никто пока не запрещает.
– Спасибо, мы вас больше не задерживаем, – поблагодарил Ковалёву председатель товарищеского суда.
Сначала я не понимал смысл происходящего, но постепенно стал догадываться, что такое суд. Махини не нашли со мной общий язык и поэтому написали жалобу в исполком. Им нужна была посторонняя помощь, чтобы выселить меня из квартиры. Это такая система, когда ты не можешь найти с кем-то общий язык, то надо написать жалобу и подговорить соседей, чтобы они подтвердили.
«Что стало бы с жалобой моих соседей, если бы она нечаянно попала на планету Омега-Центавра? – подумал я. – Омегане и центаврики, народ, состоящий из братьев-близнецов и сестёр, думающих только правыми или левыми полушариями мозга, никогда не смог бы правильно расшифровать это послание. А если бы и расшифровали, то всё равно бы ничего не поняли! Тут и земляне себя не всегда понимают».