сохранять нейтралитет в любом межгосударственном конфликте и побудить воюющие государства полностью соблюдать права нейтральных граждан. «Законы войны» были разработаны для того, чтобы максимально ограничить вторжение воюющих государств в права гражданского населения соответствующих воюющих стран. Как выразился британский юрист Ф. Дж. П. Вил:
«Основополагающим принципом этого кодекса было то, что военные действия между цивилизованными народами должны ограничиваться реально задействованными вооруженными силами. ‹…› Он проводил различие между комбатантами и некомбатантами, утверждая, что единственным делом комбатантов является борьба друг с другом, и, следовательно, некомбатанты должны быть исключены из сферы военных действий»[63].
В измененной форме запрета бомбардировок всех городов, не находящихся на линии фронта, это правило действовало в западноевропейских войнах последних столетий, пока Великобритания не начала стратегические бомбардировки мирного населения во Второй мировой войне. Конечно, сейчас об этой концепции почти не вспоминают, поскольку сама природа ядерной войны основана на уничтожении мирного населения.
Осуждая все войны независимо от мотивов, либертарианец понимает, что государства могут быть в разной степени виновны в любой конкретной войне. Но главным для либертарианца является осуждение любого участия государства в войне. Поэтому его политика заключается в оказании давления на все государства, чтобы они не начинали войну, прекращали начатую и сокращали масштабы любой продолжающейся войны в причинении вреда гражданскому населению как одной, так и другой стороны.
Игнорируемым следствием либертарианской политики мирного сосуществования государств является строгий отказ от любой иностранной помощи; то есть политика невмешательства между государствами (= «изоляционизм» = «нейтрализм»). Ибо любая помощь государства А государству Б (1) усиливает налоговую агрессию против народа страны А и (2) усугубляет подавление государством Б своего собственного народа. Если в стране Б есть революционные группы, то иностранная помощь еще больше усиливает это подавление. Даже иностранная помощь революционной группе в стране Б – более оправданная, поскольку направлена на добровольную группу, противостоящую государству, а не на государство, угнетающее народ, – должна быть осуждена как (по крайней мере) усугубляющая налоговую агрессию внутри страны.
Давайте посмотрим, как либертарианская теория применима к проблеме империализма, который можно определить как агрессию государства А против народа страны Б и последующее поддержание этого иностранного правления. Революция народа Б против имперского правления А, безусловно, оправданна при условии, что революционный огонь будет направлен только против правителей. Часто утверждается – даже либертарианцами – что западный империализм в неразвитых странах следует поддерживать как более заботящийся о правах собственности, чем любое сменяющее его местное правительство. Первый ответ заключается в том, что судить о том, что последует за статус-кво, можно только чисто умозрительно, в то время как существующее империалистическое правление слишком реально и преступно. Более того, либертарианец начинает фокусировать свое внимание не на том, на чем следует, – на предполагаемых преимуществах империализма для туземцев. Напротив, он должен сосредоточиться прежде всего на западном налогоплательщике, которого обременяют оплатой завоевательных войн, а затем и содержанием имперской бюрократии. Уже на этом основании либертарианец должен осудить империализм[64].
Во-вторых, еще один миф гласит, что «дипломатия канонерок» рубежа [XIX—ХХ] веков была героической либертарианской акцией в защиту прав собственности западных инвесторов в отсталых странах. Если не принимать во внимание наши упомянутые выше ограничения выхода за пределы монополизированной территории любого государства, то можно упустить из виду, что основная часть канонерок была направлена не на защиту частных инвестиций, а на защиту западных держателей государственных облигаций. Западные державы принуждали небольшие правительства к усилению налоговой агрессии против собственного народа, чтобы расплатиться с иностранными держателями облигаций. Ни в коем случае это не было действиями во имя частной собственности – верно совершенно обратное.
Означает ли неприятие любой войны, что либертарианец никогда не сможет смириться с переменами – что он обрекает мир на постоянное замораживание несправедливых режимов? Конечно же, нет. Предположим, например, что гипотетическое государство «Вальдавия» напало на «Руританию» и аннексировало западную часть страны. Теперь западные руританцы жаждут воссоединиться со своими руританскими собратьями. Как этого добиться? Конечно, есть путь мирных переговоров между двумя державами, но предположим, что вальдавские империалисты окажутся непреклонны. Или же либертарианцы-вальдавийцы могут оказать давление на свое правительство, чтобы оно отказалось от завоеваний во имя справедливости. Но предположим, что и это не сработает. Что тогда? По-прежнему следует поддерживать незаконность развязывания Руританией войны против Вальдавии. Законными путями являются (1) революционные восстания угнетенного западного руританского народа и (2) помощь частных руританских групп (или, если на то пошло, друзей руританского дела в других странах) западным повстанцам – либо в виде оборудования, либо в виде добровольцев[65].
На протяжении всего нашего обсуждения было видно, что в любой современной либертарианской программе мира решающее значение имеет ликвидация современных методов массового уничтожения. Это оружие, против которого не может быть защиты, обеспечивает максимальную агрессию против гражданского населения в любом конфликте с явной перспективой уничтожения цивилизации и даже самого рода человеческого. Поэтому высшим приоритетом любой либертарианской повестки дня должно быть давление на все государства, чтобы они согласились на всеобщее и полное разоружение вплоть до полицейского уровня, с особым акцентом на ядерное разоружение. Короче говоря, если использовать стратегический разум, необходимо прийти к выводу, что ликвидация величайшей угрозы, когда-либо стоявшей на пути жизни и свободы рода человеческого, действительно гораздо важнее, чем демуниципализация службы уборки мусора.
Нельзя оставить эту тему, не сказав хотя бы пару слов о внутренней тирании, которая является неизбежным сопровождением войны. Великий Рэндольф Борн понимал, что «война – это здоровье государства»[66]. Именно во время войны государство по-настоящему показывает свою суть: набирает силу, численность, гордыню, абсолютное господство над экономикой и обществом. Общество превращается в стадо, стремящееся убивать своих предполагаемых врагов, выкорчевывать и подавлять любое несогласие с официальными военными действиями, с радостью предавать правду ради предполагаемых общественных интересов. Общество превращается в вооруженный лагерь с ценностями и моралью, как однажды выразился Альберт Джей Нок, «армии на марше».
Коренной миф, позволяющий государству наживаться на войне, – это утверждение, что война – это защита государством своих подданных. Факты, разумеется, говорят об обратном. Ведь если война – это здоровье государства, то она же является и его величайшей опасностью. Государство может «умереть» только в результате поражения в войне или революции. Поэтому во время войны государство неистово мобилизует народ на борьбу с другим государством под предлогом, что оно борется за него. Но все это не должно удивлять: мы видим это и в других сферах жизни. За какие категории преступлений государство преследует и наказывает наиболее интенсивно – за преступления против частных лиц или против самого себя? Самые тяжкие преступления в лексиконе государства – это почти всегда не посягательства на личность и собственность, а угрозы его собственному благополучию: например, государственная измена, дезертирство солдата на сторону врага, неявка на призывной пункт, заговор с целью свержения правительства. Убийство преследуется небрежно, если только его жертвой не является полицейский или, Gott zoll hüten [не дай бог], глава государства; неуплата частного долга почти поощряется, но уклонение от уплаты подоходного налога карается со всей строгостью; подделка государственных денег преследуется гораздо более неумолимо, чем подделка частных чеков, и т. д. Все это свидетельствует о том, что государство гораздо больше заинтересовано в сохранении собственной власти, чем в защите прав частных граждан.
И последнее слово о воинской повинности: из всех способов, которыми война возвеличивает государство, этот, пожалуй, самый вопиющий и самый деспотичный. Но самый поразительный факт о воинской повинности – это абсурдность аргументов, выдвигаемых в ее защиту. Человек должен быть призван в армию, чтобы защитить свою (или чужую?) свободу от злобного государства за пределами страны. Защищать свою свободу? Каким образом? Принуждением к службе в армии, смысл существования которой заключается в уничтожении свободы, попрании всех свобод личности, расчетливой и жестокой дегуманизации солдата и превращении его в эффективную машину для убийств по прихоти «командира»?[67] Может ли какое-либо мыслимое иностранное государство сделать с ним что-то худшее, чем то, что сейчас делает «его» армия для его предполагаемого блага? Кто, Господи, защитит его от его «защитников»?
Смысл слова «Революция»
В своей крайне важной статье по этому вопросу[68] Карл Хесс правильно называет подлинное либертарианское движение «революционным». В связи с этим возникает вопрос о том, что очень немногие американцы понимают истинное значение слова «революция».