Отдельно стоит упомянуть верховного бога Кроноса (Сатурна). Когда ему предсказали, что его свергнет один из детей, он решил действовать и начал убивать (проглатывать) всякого родившегося младенца. Так продолжалось до тех пор, пока его жена Рея, беременная Зевсом, не решила поставить точку. Она пошла на обман и вместо новорожденного подсунула мужу камень. Когда Кронос понял, что его обманули, отправился искать Зевса. Продолжение истории в разных трактовках отличается, но в каждой из них Зевс одержал победу над отцом. Художники подошли к этому сюжету со всем присущим ему ужасом. Например, Франсиско Гойя в своей работе показал не просто момент, где бог глотает ребенка, а когда он чуть ли не сдирает с него кожу – все ради того, чтобы зритель мог почувствовать жестокость этой истории.
Поль Гоген. Желтый Христос. 1889 год
Именно Зевс, он же Юпитер, был, вероятно, самым любимым мифологическим персонажем у европейских художников. Чего только стоят любовные приключения, ради которых он мог перевоплотиться в кого угодно. Чтобы соблазнить свою сестру Деметру, Зевс стал змеей. В результате у пары родилась дочь Персефона. Превратившись в белого быка, Зевс похитил дочь финикийского царя Европу и увез ее на Крит. Перед Ледой Зевс предстал в облике лебедя. Все это было зафиксировано художниками.
Когда отцу прекрасной Данаи предсказали, что его убьет внук, он тут же приказал запереть дочь. Даная не сопротивлялась, так как не хотела, чтобы ее любимый отец пострадал от того, кого она родит. Никто не мог предположить, что под видом золотого дождя к девушке проберется Зевс, от которого она родит сына. Смысл этой истории прост – от судьбы не уйти, но не все художники подходили к нему с этой точки зрения. В средневековых произведениях искусства Данаю редко, но все же использовали как отсылку к непорочному зачатию. А в эпоху Возрождения у художников появилась возможность разгуляться. Они использовали такой сюжет не только как повод изобразить обнаженную натуру. Некоторые дословно следовали этой истории, другие видели в Данае грешницу, а в золотом дожде – деньги, ради которых она обнажилась.
Франсиско Гойя. Сатурн, пожирающий своего сына. 1819–1823 годы
Леонардо да Винчи. Леда и лебедь. 1515 год
Что касается славянской мифологии, то она до нас практически не дошла. Известно лишь, что ее классифицируют на высшую и низшую. В высшую входили такие персонажи, как бог-громовержец Перун, бог солнца Даждьбог, «скотий бог» Велес, бог ветра Стрибог и др. В низшую мифологию входила всевозможная нечисть: домовые, лешие и русалки, такие сказочные персонажи, как Баба-яга или Кощей. Если про последних героев кое-что известно, то высшая мифология доступна лишь благодаря героическому эпосу не о победе, а о поражении («Слово о полку Игореве»). Конечно, не стоит забывать про богатырей: Илью Муромца, Алешу Поповича, Добрыню Никитича. Все они отличались большой силой, совершали подвиги, а о них слагались истории.
Но это лишь слова, стоит обратить внимание на примеры. Поскольку данные истории начали активно распространяться лишь в середине XIX века, только с этого времени художники стали заимствовать их в свое творчество. Посмотрим, как это происходило. Начнем с работы Ильи Репина на сюжет былины о Садко под названием «Садко» (1876). Она о гусляре Садко, который разбогател благодаря советам морского царя. Однажды Садко играл на гуслях на пустом берегу и увидел, как из пучины вышел морской царь. Он так вдохновился игрой гусляра, что решил его отблагодарить, дав несколько наставлений. Наставления помогли: вскоре Садко стал торговцем и отправился в путь со своим товаром на кораблях. Все бы ничего, только вот встали его корабли в воде и не могли сдвинуться с места – морской царь начал требовать дань. Чтобы умилостивить морского владыку, Садко пожертвовал собой и спустился на дно. Корабли поплыли, а Садко, оставшемуся на дне, было велено выбрать жену в подводном царстве. Именно этот момент и показан на картине.
Тициан. Даная. 1545–1546 годы
Несмотря на то что по технике работа больше напоминает импрессионизм, а для ее создания художник тщательно изучал морскую флору и фауну в Берлине, Нормандии и Лондоне, на Парижском салоне полотно не оценили. Чего нельзя сказать о соотечественниках художника: за эту работу ему присудили звание академика, а ее покупателем стал будущий император Александр III. Вероятно, на это повлияла ненавязчиво прослеживающаяся идея патриотизма: среди самых красивых девушек Садко выбирает русскую девицу Чернаву.
Чуть позже за иллюстрацию славянской мифологии взялся Виктор Васнецов. Вдохновившись былиной «Илья Муромец и разбойники», художник написал своего «Витязя на распутье» (1882). Несмотря на то что работа предполагает некое рассуждение, например, куда пойти, оказавшись на распутье, художник не оставил выбора своему герою. За него все решил камень, который больше похож на некий камень судьбы. Единственный путь, по которому герой может пойти, – это путь борьбы со злом.
В это же время Виктор Васнецов начал двадцатилетнюю работу над полотном «Богатыри» (1881–1898), в центре которого расположился Илья Муромец, слева от него – Алеша Попович, а справа – Добрыня Никитич. Куда они держат путь? Вероятно, туда же, куда и витязь с прошлой картины. Но интересно в ней кое-что другое. Иван Билибин, увидев работу на выставке, воскликнул: «Сам не свой, ошеломленный ходил я после этой выставки. Я увидел у Васнецова то, к чему смутно рвалась и о чем тосковала моя душа». После этого художник уехал в глубинку и начал изучать русскую древность, которая легла в основу его творчества. Так по горячим следам были созданы иллюстрации к «Сказке об Иване-царевиче, Жар-птице и о Сером волке» и «Царевне-лягушке».
Иван Билибин. Иван-царевич и Жар-птица. 1899 год
Пора переходить от классических трактовок мифов или религиозных сюжетов к чему-то современному. Начать стоит с Ивана Крамского и его работы «Христос в пустыне» (1872). Глядя на дату создания, можно подумать, что в этой работе нет ничего современного, ведь картины того же Васнецова были созданы на десять лет позже, а современными не назывались. Однако в данном случае дело в другом. В своей работе художник обратился к канонической истории, поднятой в современном контексте общечеловеческих проблем. Он понимал, что его идея вызовет осуждение, и писал: «Да, дорогой мой, кончил или почти кончил “Христа”. И потащат его на всенародный суд, и все слюнявые мартышки будут тыкать пальцем в него и критику свою разводить». Несмотря на иллюстрацию достаточно известной сцены – Христос ушел в пустыню на 40 дней, где держал пост, а дьявол его искушал, – зритель видит момент нравственного выбора, который может мучить как Божьего Сына, так и простого человека.
«Мадонна» Эдварда Мунка тоже вызвала широкий общественный резонанс, так как не имела ничего общего с Девой Марией. Обнаженная, с распущенными волосами, с нимбом красного цвета над головой – до библейского персонажа ей далеко.
В 1998 году российский художник Авдей Тер-Оганьян затронул в своем творчестве тему продажности церкви. Правда, сделал это так, что вначале его акцию прервали охранники, которых вызвали возмущенные зрители, а после на него завели уголовное дело за возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды. Он осуществил перформанс под названием «Юный безбожник»: пришел на чужую выставку в Манеж и развесил иконы с прейскурантом, согласно которому каждый желающий мог осквернить их за некую сумму. Таковых не нашлось, и Тер-Оганьян стал сам разрубать их топором.
Эдвард Мунк. Мадонна. 1902 год
Маурицио Каттелан. La Nona Ora (Девятый час). 1999 год
В 1999 году Маурицио Каттелан также поступил провокационно, создав работу La Nona Ora («Девятый час»). Она представляла собой придавленную метеоритом огромную скульптуру папы римского Иоанна Павла II, лежащую на красной ковровой дорожке. Несмотря на то что эта работа отсылает к смерти Христа на кресте «около девятого часа», она больше похожа на кадр из современного фильма. Сам художник не комментирует, что имел в виду, а оставляет зрителю возможность подумать.
В современном художественном дискурсе тема религии поднимается в ином контексте. Теперь художники реже создают работы о религии как о некой общепризнанной системе взглядов и верований с целью донесения до публики определенных ее основ, но чаще говорят о чем-то возвышенном или о духовности. Порой такие вещи не имеют ничего общего с религией, иногда частично заимствуют ее основы или же носят крайне субъективный характер, доступный к пониманию только для самого автора. Такой подход позволил художникам обращаться не только, например, к христианам, поскольку лишь им понятен выбранный автором художественный язык, а к большому количеству зрителей.
Возьмем, к примеру, Билла Виола – американского представителя видеоарта. В 2014 году в лондонском соборе Святого Павла он продемонстрировал зрителям семиминутную видеоинсталляцию «Мученики». Она представляла собой четыре экрана, на каждом из которых демонстрировались четыре стихии – земля, воздух, огонь и вода. В схватку с ними вступали герои работы, воплощающие идею мученичества (например, на экране с огнем в огне горит человек). Но не все так однозначно. Несмотря на то что понятие «мученичество» есть во многих культурах, здесь оно почти не считывается. Если бы зрители о нем не знали, вряд ли увидели бы в работе религиозный подтекст. Тем не менее «Мученики» не выглядят поверхностной работой, поскольку при более детальном изучении идеи автора в ней можно найти более глубокий контекст.
Чувства и эмоции
Считается, что во все времена люди испытывают одни и те же базовые эмоции – страх, радость, грусть, злость, удивление. Но все это слишком просто для искусства. Злость можно испытать, когда событие, изображенное на картине, не будет вписываться в личные рамки дозволенности смотрящего, а радость – как от пейзажей импрессионистов, так и от портретов знатных дам, поскольку эти примеры в равной степени субъективны и зависят от состояния зрителя в конкретный момент.