Алексеев,
2 марта 1917 года, 10 часов 15 минут. 1872".{390}
Николай Николаевич отвечает: .
"Генерал-адъютант Алексеев сообщает мне создавшуюся небывало роковую обстановку и просит меня поддержать его мнение, что победоносный конец воины, столь необходимый для блага и будущности России, и спасение Династии, вызывает принятие сверхмеры.
Я как верноподданный (? — В.К.) считаю по долгу присяги и по духу присяги (? — В.К.) необходимым коленопреклоненно молить Ваше Императорское Величество спасти Россию и Вашего Наследника, зная чувство святой любви Вашей к России и к нему.
Осенив себя крестным знамением, передайте Ему — Ваше наследие. Другого выхода нет. Как никогда в жизни, с особо горячей молитвой молю Бога подкрепить и направить Вас.
Генерал-адъютант Николай".
Я не буду приводить текст ответных телеграмм других Главнокомандующих. Они всем известны. Я привел текст только ответа Николая Николаевича, Эта телеграмма Николая Николаевича, все, что я писал раньше о членах Императорской Фамилии и что еще будет сказано в дальнейшем, выносило смертный приговор Династии. Без Государя Императора все они становились никому не нужными.
А вот телеграмма генерал-адъютанта Хан-Нахичеванского, которая не была доложена Государю;
"До нас дошли сведения о крупных событиях. Прошу Вас не отказать повергнуть к стопам Его Величества безграничную преданность гвардейской кавалерии и готовность умереть за своего обожаемого Монарха.
Генерал-адъютант Хан-Нахичеванский.
2370. 3 марта 1917 г."
Сейчас будет сказано еще о рыцарски честном и преданном Государю военачальнике.
«Уговаривая столь зависимых от Ставки Главнокомандующих воздействовать на Государя с целью добиться "добровольного" отречения, генерал Алексеев пытался привлечь к этому воздействию и начальника Морского штаба при Ставке адмирала Русина, непоколебимого в верности и честности человека, которого очень ценил и уважал Государь.
Не будучи подчинен Алексееву, Русин держал себя в Ставке очень достойно, независимо и самостоятельно.
Утром адмирал Русин был приглашен к генералу Алексееву. Алексеев рассказал, что Государь задержан в пути, находится во Пскове и Ему из Петрограда предъявлены требования.
— Что же требуют? Ответственного Министерства? — спросил адмирал.
— Нет. Больше. Требуют отречения, — ответил Алексеев.
— Какой ужас, какое несчастье! — воскликнул Русин.
Алексеев спокойно и невозмутимо молчал. Разговор оборвался. Собеседники поняли друг друга. Русин встал, попрощался и вышел из кабинета, даже не спросив, для чего, собственно, его приглашал Алексеев.
Так рассказывал об этой сцене автору сам адмирал Русин.
Пришел, наконец, и столь желанный ответ от Великого Князя Николая Николаевича. Стали редактировать общую телеграмму от генерала Алексеева Государю Императору, которая и была передана во Псков в 14 часов 30 минут дня.
Перед отправкой телеграммы под ней предложили подписаться и адмиралу Русину, от чего адмирал Русин с негодованием отказался, считая обращение с подобной просьбой изменой Государю Императору».{391}
Теперь мы увидим, как реагировал на это Алексеев. Мелочный и злопамятный, он, конечно, понял, что Русин считает и его, и Николая Николаевича, и других Главнокомандующих изменниками. Что, конечно, и было. Не забудем, что Алексеев был на "ты" с Николаем Николаевичем. Это было сразу доложено Николаю Николаевичу, когда тот прибыл, думая, что он будет Верховным. Этого, как известно, не случилось. Так вот, еще не зная об этом, Николай Николаевич "указал сместить адмирала Русина с должности Начальника Морского Штаба Верховного Главнокомандующего."{392}
Это смещение не имело силы — Николай Николаевич не был допущен к занятию поста Верховного. Но Русин сам не пожелал служить врагам России и добровольно подал в отставку. Не то, что другие генералы, которые так стремились угодить новому начальству, вплоть до большевиков (Брусилов, Поливанов, Клембовский, Бонч-Бруевич, Балтийский, Гатовский, Сытин, Болдырев и т.д. и тд. и т.д.).
В 10 часов утра в Пскове Рузский был принят Государем, Рузский доложил о разговоре с Родзянко и "стиснув зубы", как говорил позже, положил перед Государем ленту разговора, наклеенную на листах. Государь внимательно прочел все листы. Затем встал, встал и Рузский. Затем сел и предложил сесть генералу. Государь начал говорить об отречении. Он сказал, что уже вчера понял, что манифест о даровании ответственного министерства не поможет.
"Если надо, чтобы я отошел в сторону, для блага России, я готов, но я опасаюсь, что народ этого не поймет. Мне не простят старообрядцы, что я изменил своей клятве в день священного коронования. Меня обвинят казаки, что я бросил фронт. Рузский предлагал подождать мнения Алексеева, хотя и предупредил о разговоре, который вел Лукомский.
В это время Рузскому подали циркулярную телеграмму Алексеева. Рузский прочел ее вслух. После этого было решено узнать о том, что скажут Главнокомандующие.
Рузский должен был явиться после завтрака. Рузский просил разрешения придти с Даниловым и Савичем. Воейкову Государь повелел переговорить с Рузским на платформе. Рузский говорил о Временном Правительстве, об аресте министров и сказал, что телеграмму Государя об ответственном Министерстве он не послал, так как сейчас "единственный выход из положения — отречение. Это мнение всех Главнокомандующих". Рузский это говорил до получения ответов Главнокомандующих. Они уже знали, все эти "верноподданные", что будут солидарны друг с другом при покровительстве своего шефа Алексеева.
"Когда я вернулся к Его Величеству,— писал позже Воейков,— меня поразило изменение (...) в выражении его лица. Казалось, что Он после громадных переживаний отдался течению и покорился своей тяжелой судьбе."{393}
Государь понимал, что Он попал в ловушку, из которой не было выхода. Но Он страдал не за себя, Он страдал за Россию, понимая, что новые хозяева поведут ее по пути безславия и приведут к гибели.
После завтрака Рузский вновь явился к Государю с докладом. На этот раз он привел с собой Данилова и Саввича.
Данилов, очевидец того, что произошло, пишет следующее:
"Император Николай встретил нас в том же зеленом салоне своего вагона — столовой. Он казался спокойным, но был несколько бледнее обыкновенного: видно было, что Он провел большую часть ночи без сна. Одет он был в той же темно-серой черкеске, с кинжалом в серебряных ножнах на поясе.
Усевшись у небольшого четыреугольного стола, Государь стал внимательно слушать Н.В. Рузского. Последний, сидя против Императора, медленным голосом стал докладывать о всем происшедшем за истекшие часы и, дойдя до телеграммы генерала Алексеева с ответными ходатайствами старших войсковых начальников, просил Государя лично ознакомиться с их содержанием.
Затем Н.В. Рузский, отчеканивая каждое слово, стал излагать свое собственное мнение, клонившееся к выводу о невозможности для Государя принять какое-либо иное решение, кроме того, которое подсказывалось советами запрошенных лиц. В конце своего доклада главнокомандующий просил выслушать и наше мнение.
Мы с генералом Савичем, оставшиеся во все время этой сцены стоя, подтвердили в общем мнение, намеченное председателем Государственной Думы и поддержанное старшими начальниками Действующей Армии.
Наступило гробовое молчание.
Государь, видимо, волновался. Несколько раз Он безсознательно взглядывал в плотно завешанное окно вагона. Затем, встав и быстро повернувшись в нашу сторону, перекрестился широким крестом и произнес:
"Я решился... Я решил отказаться от Престола в пользу своего сына Алексея!.. — Благодарю вас всех за доблестную и верную службу. Надеюсь, что она будет продолжаться и при моем сыне"...
Точно камень, давивший нас, свалился с плеч. Минута была глубоко торжественная. Поведение отрекшегося Императора было достойно всякого поклонения".{394}
Вы заметили, что "Он безсознательно взглядывал в плотно завешанное окно вагона". Государь понимал, что это западня, из которой выхода нет.
"Он, соединявший в себе двойную и могущественную власть Самодержца и Верховного Главнокомандующего, ясно сознавал, что генерал Рузский не подчинится его приказу, если Он велит подавить мятеж, бушующий в столице. Он чувствовал, что тайная измена опутывала его, как липкая паутина..."{395}
А что значит — "отчеканивая каждое слово, стал излагать свое собственное мнение", — я сейчас поясню.
«Как потом выяснилось, своей настойчивостью в Пскове генерал-адъютант Рузский заставил деликатного, обожавшего Россию Государя отречься от Престола. Он позволил себе даже дерзко говорить: "Ну, решайтесь!"
Эти слова, после отречения, Государь передавал в Ставке Императрице Марии Феодоровне, Которая в Дании рассказывала мне об этом. Источник осведомления безусловно достоверный».{396}
Вот все — самое главное. В эти часы совершалась история перелома России. В эту минуту решилась судьба России и кончилась война. Государь обращает свой взор на армию — в лице второго после себя вождя-Алексеева... Государь видит, что и здесь этот его ближайший помощник — за общество и за Петроградский сброд улицы; узнает, что он против Него и что без его ведома посылаются за мнением Родзянки телеграммы... Без Него — генералы и Дума соглашаются, что продолжать с Ним войны нельзя... Без повеления Царя, без вопроса и приказа Вождя — Главнокомандующие заглазно указывают выход, берутся решать судьбу России. В ночь 2-го марта заговором попрано было все... Командующие, как и депутаты, презирая присягу, дисциплину, историю, боевую славу — смеют вместе с обществом не только судить своего Государя и Вождя, но... советовать, требовать, просить... не все ли равно... отречься и освободить свой Престол и пост, и обезглавить Россию... И за что? — на каких основаниях?..