От этого не умаляется никак Монархическая Государственность. Идея подлинной Монархии, Монархии Самодержавной (каковая была только в России, и не надо ни в коем случае смешивать два совершенно разных вида Монархии — Самодержавие и Абсолютизм) заключается прежде всего в ее религиозной основе. Самодержцем Монарх становится через Помазание и ответственен перед Богом. Власть — бремя, которое со смирением несет Монарх. И Идея это вечная и не зависит ни от династий, ни от "мятежного человеческого хотения".
Необходимо сказать несколько слов о том режиме, который был установлен в Александровском Дворце в Царском Селе сперва "инструкцией" Корнилова, а затем правилами "самого" Керенского. Вот некоторые параграфы инструкции Корнилова:
"4. Допускать выход отрекшегося Императора и бывшей Императрицы на большой балкон дворца и в часть парка, непосредственно прилегающую к дворцу, в часы по их желанию, в промежутках между 8 часами утра и 6 часами вечера. В означенные часы дежурному офицеру находиться при отрекшемся Императоре и бывшей Императрице и распоряжением караульного начальника усиливать внешнюю охрану дворца.
5. Все лица бывшей свиты, означенные в прилагаемом списке и пожелавшие по своей воле временно остаться в Александровском Дворце, не имеют права выхода из дворца, подчиняясь в отношении выхода в парк правилам, установленным настоящей инструкцией.
6. Без разрешения моего никаких свиданий с лицами, содержащимися в Александровском Дворце, не допускать.
7. Письменные сношения со всеми лицами, находящимися во дворце, допускать только через штаб-ротмистра Коцебу, которому надлежит подвергать строгому просмотру все письма, записки и телеграммы, пропуская из них самостоятельно необходимые сношения хозяйственного характера и сообщения о здоровье, медицинской помощи и т.п. Все остальное подлежит представлению в штаб.
8. Телефон, находящийся во внутренних покоях дворца, снять, телефонные сношения допускать только по телефону в комнате дежурного офицера в присутствии последнего или штаб-ротмистра Коцебу.
9. В случае необходимости вызова врача — специалиста из Царского Села и Петрограда таковых следует допускать во дворец при постоянном сопровождении дежурного офицера.
10. Все продукты, доставляемые во дворец, должны быть передаваемы оставшейся во дворце прислуге в присутствии дежурного офицера и штаб-ротмистра Коцебу, на обязанности которых является не допускать никаких разговоров относительно внутренних лиц дворца".
Как видим, Корнилов установил тюремный режим для Государя, Царской Семьи и всех преданных людей, оставшихся во дворце.
Часто говорят и пишут, что генералы, мол, должны были это делать, так как все, включая воинские части, были "настроены враждебно к Царю и монархии вообще". Это ложь. По корниловской инструкции караул во дворце впредь должны были занимать по очереди все запасные полки и батальоны гарнизона. От бывшего Собственного Конвоя должны были назначаться только конные дозоры для охраны Царского Села и его ближайших окрестностей, посты от дворцовой полиции немедленно снимались.
«Это распоряжение, по-видимому, прошло не совсем гладко, так как представитель Исполнительного Комитета, совершивший через день вооруженный рейд в Царское Село, рассказал в воспоминаниях, со слов царскосельских стрелков, что они "чуть не с боя заняли караул", так как "сводный гвардейский полк ни за что не хотел сменяться". Кологривов рассказывал, что "сводный батальон готовился встретить ожидавшегося Царя с подобающими почестями, но был сменен за четыре часа до приезда Государя". "Батальон, — рассказывал Кологривов, — как один человек, отказался впустить их (новую охрану, назначенную Корниловым — В.К.) за решетку дворца и... выкатил пулеметы. Но Царица попросила к себе полковника Лазарева (сменившего арестованного генерала Рескина) и... пришлось преклониться перед судьбой: "Не повторяйте климата французской революции, защищая мраморную лестницу дворца...»{446}
О придирках и безобразном поведении Керенского, этого "наилучезарнейшего" из Временного правительства, пишет Жильяр:
«25 марта. После обедни Керенский объявляет Государю, что он принужден разлучить его с Императрицей, что Он должен будет жить отдельно и может видеть Императрицу лишь во время завтрака и обеда, при условии, чтобы разговор велся исключительно по-русски. Чай Они тоже могут пить вместе, но в присутствии офицера, так как в это время нет прислуги.
Императрица, очень взволнованная, подходит несколько позднее ко мне и говорит: "Поступать таким образом в отношении Государя, сделать Ему эту гадость, после того как Он пожертвовал собой и отрекся от Престола, дабы избежать гражданской войны, как это мелочно, как это низко! Государь не хотел, чтобы капля крови, хотя бы единого Русского, была пролита из-за Него. Он всегда был готов отказаться от всего, если был убежден, что это было на благо России". Несколько минут спустя, Она прибавила: "По-видимому, придется перенести и эту ужасную обиду"».{447}
О визитах Керенского в Царское пишет Соколов. Он допрашивал некоторых лиц, окружавших Царскую Семью. Теглева (няня Цесаревича — В.К.) показала:
«Я видела лицо Керенского, когда он один шел к Их Величествам: препротивное лицо: бледно-зеленое, надменное, голос искусственный, металлический. Государь ему сказал первый: "Вот моя семья. Вот мой сын и две старшие дочери. Остальные больны: в постели. Если Вы хотите, их можно видеть". Керенский ответил: "Нет, нет. Я не хочу безпокоить"... Я видела лицо Керенского, когда он уходил: важности нет, сконфуженный, красный; он шел и вытирал пот с лица... Он приезжал потом. Дети высказывали мне Их общее впечатление о приездах Керенского. Они говорили, что Керенский изменился в обращении с Ними».
А сам Соколов пишет:
«Сам Керенский показал:
"Я заявляю, что с того момента, когда Государь отдал Себя и свою Семью под покровительство Временного Правительства, я считал себя обязанным по долгу чести перед Временным Правительством оградить неприкосновенность Семьи и гарантировать Ей в обращении с Ней черты джентльменства".
Найдена ли истина?
Я бы охотно поверил в джентльменство Керенского — ведь об этом говорит не только сам он, но и свидетели — если бы не существовало иных фактов.
С гордо поднятой головой вошел в жилище Царя Керенский. Он нес в себе уверенность в виновности Царя перед Россией. Ею проникнута та инструкция, которую он сам лично составил для Царственных узников. Керенский вдавался в ней в большие и совершенно излишние подробности. Указывая, какие блюда может кушать семья, он требовал, чтобы заключенный Царь был скромен, чтобы его семья впредь "воздерживалась употреблять горячие закуски"...
Своей инструкцией, чуждой, конечно, и тени джентльменства, начал Керенский общение с Царем.
Как он его закончил?..
Не подлежит сомнению, что, будучи любезным и внимательным к Царю, как о том говорят (...) свидетели, Керенский ни на одну минуту не был искренен с Ним».{448}
А вот как вела себя "охрана", поставленная Корниловым и Керенским.
"Один из офицеров, студент университета, неизвестный мне по фамилии, особенно старался проявить свою бдительность по охране и обыкновенно ни на шаг не отходил от семьи во время прогулок в парке. Идя однажды сзади Государя, он буквально стал наступать Ему на пятки. Взмахом трости назад Государь был вынужден охладить пыл революционера-охранника.
Подобное поведение некоторых офицеров, а иногда и прямая агитация, (...) развращали солдат. Они также старались проявить собственную инициативу в деле охраны и переходили границы всякой пристойности. Во время прогулок они не отходили от Семьи, подсаживались к Императрице, разваливались в непринужденных позах, курили и вели неприятные для Нее речи".{449}
Генералы, министры Временного правительства, офицеры и солдаты, все старались перещеголять друг друга в желании как можно больнее оскорбить, унизить, ввести тюремный режим для Государя и его Семьи. Хамами были все — от генералов до солдат.
А что же делал в это время генерал Алексеев? Нам поможет в этом Деникин в своих воспоминаниях. Начинает Деникин очень самоуверенно:
"...В Петрограде, в Царском Селе ткалась липкая паутина грязи, распутства, преступлений. Правда, переплетенная с вымыслом, проникала в самые отдаленные уголки страны и армии, вызывая где боль, где злорадство".{450}
Это Деникин пишет о Царской Семье, пишет по слухам и той клевете, которая ловко распространялась теми, кому это было нужно. На эти фразы, совершенно безответственные, хорошо отвечает Мордвинов, флигель-адъютант Государя, хорошо знавший всю Семью Государя.
«Если бы генерал Деникин и другие, совсем не знавшие Государя, побывали действительно лично сами и не раз в том "Царском Селе", где, по их утверждению, "плелась липкая паутина грязи, распутства и преступлений", он, наверно, взял бы и эти свои слова назад и заменил бы их фразой, более подходившей к тогдашней действительности: "Вокруг чистого, безпредельно преданного России Царского Села плелась эта липкая паутина грязи, распутства, преступлений, предательства".
В настоящем, а не воображаемом Царском Селе царствовала лишь чистая, строгая, почти монашеская жизнь, полная глубокой любви к родине и горячих стремлений к человечности, к счастью всего народа».{451}
Мордвинов, этот скромный, честный и верный долгу офицер дал достойную отповедь генералу, который после революции стал начальником штаба у первого революционного Главковерха генерала Алексеева.
Деникин пишет, что был назначен на свой пост Временным правительством без предупреждения об этом Алексеева.