Об ужасном положении Штюрмера знал и тогдашний министр юстиции, Керенский, и последующие за ним министры того же ведомства, и все вообще "начальствующие лица" из бывших подпольных проходимцев: родственники и друзья заключенных осаждали их всех просьбами умилостивиться и оказать содействие к облегчению страданий их жертв злобного торжества... на все просьбы они отвечали злорадными отговорками, а то и прямо насмешками.
Но все приедается быстро: развлечение, доставленное глумлением и издевательством над умиравшим, находившимся в полной их власти стариком, на которого сыпались площадные ругательства, толчки, пинки и побои (его много били по щекам), все это удовольствие надоело — хотелось чего-либо более пикантного... И вот люди, одетые в мундиры бывших доблестных русских воинов, но волей, работой и стараниями друзей и единомышленников, возглавителей революционной рвани, превращенные в "сознательных товарищей", "спасающих революцию", придумали новый способ развлечения: поочередно, "справа по одному", они стали подходить к Штюрмеру и мочиться на его лицо. Когда он был уже в агонии и умирал, жена и другие хотели войти в комнату, их задержали караульные и объявили, что никого не пропустят. "Никого не пропустим! Пускай околевает при нас и только при нас. Много чести ему прощаться еще с родственниками!"{464}
И есть еще весьма "полупочтенные" субъекты, которые лепечут что-то о "светлых, радостных днях февраля"!
А Царская Семья по воле Керенского была переведена в Тобольск. Еще в начале пребывания Царской Семьи в Царском Селе Бьюкенен передал Временному правительству сообщение своего правительства, что оно больше "не настаивает" на приезде Царской Семьи в Англию. Это был, конечно, отказ. Как мы увидим позже, правительство Вильгельма II тоже не спасло Царской Семьи, хотя имело к этому полную возможность. Таким образом, и Англия, и Германия ответственны так же, как и многие другие, за смерть Государя и его Семьи.
В Тобольске положение Царственных Узников все время ухудшалось. Соколов пишет:
«Когда Керенский отправлял Семью в Тобольск, он говорил Кобылинскому: "Не забывайте, что это бывший Император. Его Семья ни в чем не должна нуждаться".
Почему же слово его разошлось с делом?..
В показании Кобылинского значится: "...Все эти истории были мне тяжелы. Это была не жизнь, а сущий ад. Нервы были натянуты до последней крайности. Тяжело ведь было искать и выпрашивать деньги для содержания Царской Семьи. И вот, когда солдаты вынесли постановление о снятии нами, офицерами, погонов, я не выдержал. Я понял, что больше нет у меня власти, и почувствовал полное свое безсилие. Я пошел в дом и попросил Теглеву доложить Государю, что мне нужно его видеть. Государь принял меня в ее комнате. Я сказал Ему: "Ваше Величество, власть выскальзывает из моих рук. С нас сняли погоны. Я не могу больше Вам быть полезным. Если Вы мне разрешите, я хочу уйти. Нервы у меня совершенно растрепались. Я больше не могу". Государь обнял меня одной рукой. На глазах у Него навернулись слезы. Он сказал мне: "Евгений Степанович, от Себя, жены и детей Я вас прошу остаться. Вы видите, что мы все терпим (выделено мною — В.К.). Надо и вам потерпеть". Потом Он обнял меня, и мы поцеловались. Я остался и решил терпеть».{465}
Государь и Его Святая Семья шли по своему крестному пути.
Ограничения и ухудшения положения в Тобольске продолжались. 1-го марта 1918 года пришла телеграмма:
"Николай Романов и его семья должны быть зачислены на солдатский паек".{466}
Солдатский комитет постановил разрушить ледяную гору, которую построили для развлечения детей Жильяр и Долгоруков. Жильяр в своем дневнике отмечает:
«4/17 марта. Дерзость солдат превосходит всякое воображение. Те, которые уехали, заменены молодежью, отвратительной внешности.
Их Величества, несмотря на увеличивающееся со дня на день уныние, надеются, что среди верных Им людей все же найдется несколько человек, которые постараются их освободить.
6/19 марта. После завтрака говорили о Брест-Литовском договоре, который только что подписан. Государь был несказанно огорчен этим обстоятельством.
"Это такой позор для России, — сказал Он, — это позор, равносильный самоубийству. Я никогда бы не поверил, что Император Вильгельм и германское правительство могут унизиться до того, чтобы пожать руку этим мерзавцам, которые предали свою страну. Но Я убежден, что это не принесет им счастья: не это поможет им спастись от разгрома!»{467}
Как прав был Государь! Уже через 8 месяцев трусливый и жалкий Вильгельм, этот "фельдфебель на троне", убежал в Голландию, оставив Германию на произвол судьбы. Германия, которая так виновата перед Россией, получила то, что она заслужила. Это Германия, не понимая, куда ее толкает международный Заговор, начала войну, оплачивала всех проходимцев в России, готовивших революцию, снабдила Ленина миллионами и пропустила в запломбированном вагоне в Россию, поддерживала большевиков, заключила "похабный" мир в Брест-Литовске, устроила "германскую" авантюру на Украине, не спасла Царской Семьи, имея к этому полную возможность, нарушила все нравственные законы и... развалилась, как карточный домик. И уже через четверть века другой властитель Германии имел полную возможность уничтожить большевизм, прийдя на помощь русскому народу; но он предпочел раздел, грабеж, безчеловечное отношение к пленным, издевательство над населением и полное пренебрежение к нравственным законам. Результат — тот же. Раздел Германии, перманентная оккупация и, несмотря на "Wirtschaftswunder", переход на положение вассала, в одной части СССР, а в другой США.
Скажу несколько слов по поводу диссертации П. Германа, которую он озаглавил "Положение Русской Эмиграции". В этой работе он приводит слова Керенского:
"Русская эмиграция мертва, она перестала существовать".
И сам добавляет:
"К этому вряд ли можно что-либо прибавить".
О Русской Эмиграции я буду говорить в своем послесловии, теперь же задам вопрос только, как этот П. Герман назвал бы настоящее положение Германии? Не назовет ли он Германию "бывшей Великой Державой"? Не назовет ли он Германию (вернее две Германии) зависимой от других Держав страной? Я думаю, что к этому действительно "вряд ли можно что-либо прибавить".{468}
Все, что лишено нравственного начала, раньше или позже получит свое возмездие. В мире, в котором Зло старается завладеть и душой и телом человека, идет видимый всеми процесс технического "прогресса" и явный провал всех нравственных законов. Бог попустил Злу за безконечные грехи человечества. Но... дьявол платит черепками.
От того же числа (6/19 марта) Жильяр пишет:
«Когда князь Долгоруков несколько позже сказал, что в газетах появилось сведение о требовании Германии выдать ей Царскую Семью целой и невредимой, Государь воскликнул:
"Если это не маневр, чтобы Меня дискредитировать, то, во всяком случае, это оскорбление, которое Мне наносят!"
А Императрица вполголоса прибавила:
"После того, что они сделали с Государем, Я предпочитаю умереть в России, чем быть спасенной немцами!"»
3/16 апреля:
"Полковник Кобылинский, офицер охраны и несколько солдат пришли сделать обыск в доме. У Государя отняли кинжал, который Он носил при черкеске".
12/25 апреля:
"За несколько минут до 3-х часов я встретил двух человек прислуги, которые рыдали. Они сказали мне, что Яковлев пришел объявить Государю, что он его увозит".
Далее Жильяр пишет, что его вызвала к себе Императрица. Она сказала, что поедет вместе с Государем. В то время Алексей Николаевич был сильно болен — у Него опять был сильный припадок гемофилии.
«Заметно было, как Императрица мучилась и страдала от своей нерешительности. Она ходила по комнате, Она продолжала говорить, обращаясь скорее сама к себе, чем к нам. В конце концов Она подошла ко мне и сказала:
"Да, так лучше, Я поеду с Государем, поручаю вам Алексея..."
Вся Семья провела день после полудня около постели Алексея Николаевича».{469}
Государь, Государыня и Великая Княжна Мария Николаевна уехали.
20 апреля/3 мая:
"Полковник Кобылинский получил телеграмму, что Их Величества остановили в Екатеринбурге. Что же случилось?"
24 апреля:
"Дети, наконец, получили письмо из Екатеринбурга о том, что все здоровы, но без объяснения причин, почему Они остановились в этом городе. Сколько тревоги чувствуется между строк!"
28 апреля:
"Полковник Кобылинский устранен от должности, и мы зависим теперь от Тобольского Совета".
6/19 мая:
"День рождения Государя... Наш отъезд назначен на завтра. Комиссар отказывается разрешить приход священника; он запрещает Великим Княжнам запирать на ночь свою дверь".
10/23 мая:
"Утром мы прибываем в Тюмень и, несколько часов спустя, уезжаем по железной дороге в Екатеринбург..."{470}
Я хочу привести выдержки из писем Государыни к Вырубовой. Я хочу показать, как эта необыкновенная женщина, на которую было возведено столько ужасных обвинений, клеветы, как эта подлинная Царица и по внешнему виду и по своим внутренним переживаниям переносила все ужасы своего заключения, какой подлинной христианкой Она была, прощая все и готовясь перейти в лучший мир.
21 октября 1917 г. Тобольск:
"...Бог милостив и долготерпелив и Своих не забудет... Чем больше здесь страданья, тем ярче будет там на том светлом берегу, где так много дорогих нас ждут... Мы надеемся завтра приобщиться Святых Таин — сегодня и вчера не позволили быть в Церкви... последнее время не выхожу, так как сердце себя нехорошо ведет. Сколько утешений в чтении Библии".