— Мы полетим на воздушном шаре?
Он когда-нибудь прекратит меня шокировать? По-моему, по причине зашкаливающей частоты удивительных событий и моей неконтролируемой реакции на них, у меня на лбу образовалась пара морщин, которым там совсем не место. Если я продолжу так же часто морщить от удивления лоб — то через пару лет буду похожа на скукоженную тыкву.
— Именно! — Рэй слегка шлепнул меня по заднице и подтолкнул в направлении виллы, до которой от пляжа было не более пяти минут пешего шага — нужно было только обогнуть ту скалу, которую я увидела на рассвете за нашим домом. — Быстро домой, переодеваться! — скомандовал он, и я повиновалась.
И куда только подевалась своенравная бунтарка Линда? Почему я позволяю этому мужчине лупить меня по попе, когда ему вздумается, и указывать, что мне следует делать? Возможно, потому что последствия у всех его приказов весьма приятны. Наверное, именно так приручают диких кошек, награждая после каждой выполненной команды чем-то восхитительным, от чего те не могут отказаться, несмотря на всю свою строптивую сущность.
Я подняла с песка свое полотенце, которое служило мне лежаком, и направилась в сторону особняка, наблюдая боковым зрением, как парочка молодых греков устанавливает гондолу и начинают накачивать купол холодным воздухом с помощью мощного вентилятора. Рэй шел сзади, периодически собирая в руку воду с волос и сбрызгивая мне спину. Он вел себя, как ребенок, подзадоривая меня и заставляя взвизгивать каждый раз, когда холодные капли падали на мою разогретую солнцем спину. Он заразительно смеялся, заставив в итоге и меня впасть в детство — в один прекрасный момент я сорвалась с места, подбежала к кромке моря, зачерпнула полную ладонь холодной воды и запустила ей в Рэя. Мы отпустили на волю все свои взрослые стереотипы и модели поведения, и просто резвились, как будто нам снова стало по десять лет. Эти минуты пути до виллы я, наверное, тоже запишу в папку «Счастье».
Дома я переоделась в легкую, почти прозрачную шифоновую блузку и ярко-синие хлопковые шорты, собрала волосы в конский хвост, нацепила на голову солнечные очки и вышла в гостиную, чтобы дождаться Рэя. Я слышала его пение из душа на втором этаже и невольно улыбалась. В отличие от омерзительных завываний Дерека, у моего мужа был прекрасный слух и приятный тембр голоса. Он напевал песню Френка Синатры «Killing me softly» и я начала покачивать головой ему в такт.
У меня было примерно пятнадцать минут, и я решила осмотреть гостиную на первом этаже и холл. На рассвете мы так стремительно сбросили с себя одежды, и после пятиминутного душа, опрокинув по чашке кофе, бросились на пляж, что я практически не успела толком ничего разглядеть.
Внутри вилла была не менее прекрасна, чем снаружи. Никакого пафоса, отделки золотом или мрамором, как любят наши богачи. Все просто и со вкусом. Все те же бело-голубые стены, аккуратные окна в синих рамах и с цветами на подоконниках, низкие диваны, обтянутые серой тканью, похожей на мешковину, декоративные подушки в пастельных серо-бирюзовых тонах, морская тема в декоре. На стенах было множество панно с ракушками и песком — черным, золотистым, бордовым. В холле на полках были расставлены акварели с видами островных деревушек, рыбаков и их стареньких лодок, натюрморты с морскими обитателями и виноградом, который в огромном количестве произрастает на острове. На полу, в углах комнат, стояли стеклянные керосиновые фонари и декоративные бутылки с вином под старину, как будто их достали из сундука пиратов.
Я вышла на террасу, которая располагалась прямо на центральном крыльце и уселась в деревянное кресло-качалку на мягкую подушку. Всего таких кресел здесь было четыре — по два с каждой стороны.
Все в этом место сулило безмятежность и комфорт. Все дышало негой, веяло наслаждением и источало умиротворение. Романтичнее места я в своей жизни не видела.
За этими мыслями я не заметила, как скрипнула дверь, и на пороге появился Рэй — в светлых брюках, коричневых сандалиях на ремешке и майке — поло от «Lacoste» ярко-зеленого цвета с неизменной эмблемой в виде крокодильчика. В руках у него был теплый плед.
— Боишься замерзнуть? Помнится, ты говорил, что слишком горячий, чтобы бояться холода — съязвила я.
— Это для тебя, милая. — Он улыбнулся и подмигнул мне. — Идем.
— Какой внимательный у меня супруг! — улыбнулась я ему в ответ.
На пляже аэростат был полностью готов к полету. Купол принял привычную форму огромного яйца, размером с высотный дом, разукрашенный во все цвета радуги, а воздухоплаватели заканчивали привязывать к бортикам гондолы мешочки с песком.
Мы подошли к воздушному шару молча, держась за руки и слушая, как хрустит под ногами вулканический песок.
— Kaló̱s í̱rthate! [1]— Произнес один из мужчин, широко улыбнувшись. Его загорелое лицо источало доброжелательность и радость, и почему-то вселило в меня уверенность, что эти двое знают свое дело и мне нечего опасаться.
— Еf̱charistíes, [2] — ответил ему Рэй и первым запрыгнул внутрь корзины.
Я не поняла ни слова, но догадалась, что молодой грек приглашал нас внутрь, а Рэй поблагодарил его.
Мой муж протянул мне руку и помог вскарабкаться вслед за ним. Второй грек в это время начал что-то бегло рассказывать Рэю, показывая рукой то на какие-то рычажки горелки, то подергивая веревки. Рэй кивал головой и отвечал одно и то же слово — «safí̱s»[3]. Я немного напряглась. Меня раздражало, что я ни черта не понимаю, и пугал тот факт, что мужчины, судя по всему, собирались остаться на пляже.
— Что происходит, Рэй? — я слегка коснулась рукой его предплечья.
— В принципе, ничего особенного. Арес объясняет мне, как управлять аэростатом. — С напускным равнодушием ответил мой муж.
— Что? Мы полетим вдвоем? Но ведь ты никогда раньше не управлял воздушным шаром?
У меня от ужаса встали волоски на коже, и я инстинктивно попятилась к бортику корзины, намереваясь совершить побег. Вместо ответа он рассмеялся, чем привел меня в еще большее замешательство.
— Кто тебе сказал, что я никогда не управлял воздушным шаром?
— Но, ты никогда не говорил, что умеешь это делать!
— Детка, мы знакомы чуть больше месяца, я многое тебе еще не рассказывал.
— Ты хочешь сказать, что умеешь управляться с этой махиной?
— Именно.
— Тогда почему этот мужчина ведет себя с тобой, как опытный педагог с нерадивым учеником?
— Это новая модель, модифицированная. В ней несколько отличается конструкция горелки и
механизм регулирования высоты от тех моделей, к которым я привык. Вот и все.
Я все еще с недоверием смотрела на улыбающегося грека, но паника постепенно отступала.
— Доверься мне, Ли! — сказал Рэй и прижал меня к себе.
Его губы коснулись моего виска, лишив меня последних остатков страха. Разве может этот мужчина позволить мне умереть, разбившись на воздушном шаре? В его объятиях я чувствую себя настолько защищенной, насколько я, наверное, чувствовала себя в утробе матери.
— Хорошо… — прошептала я и крепко вцепилась в его ладонь.
Мужчины отошли от бортиков корзины на безопасное расстояние и принялись радостно махать нам руками.
Рэй потянул за какой-то рычаг на горелке, и она начала выпускать под купол языки пламени. Холодный воздух, которым была заполнена оболочка, постепенно нагревался и отрывал нас от земли. Мы медленно стали подниматься вверх.
Машущие нам на прощание греки становились все меньше и меньше, а открывающийся вид впечатлял все больше.
Рэй оказался прав — чем выше мы поднимались, тем ниже становилась температура. Я укуталась в плед и вцепилась руками в бортики гондолы, с восхищением рассматривая очертания острова с высоты птичьего полета.
Восточное побережье Санторини, откуда начался наш полет, представляло собой по большей части степь, с длинной полоской черного вулканического пляжа и скалами по линии моря. Попутный ветер гнал наш аэростат через пустынные поля с редкими зданиями таверн и домов на противоположную часть острова, и с каждой минутой виды становились все более великолепными. Через полчаса на горизонте появилась скалистая кальдера, застроенная кикладскими белыми и песочными домами в традиционном стиле, низкими церквушками с голубыми куполами и утопающими в цветущих растениях узкими улочками из вулканического камня.
Белоснежные дома, буквально нависали над скалистым обрывом, впереди виднелось лазурное море, а над головой сияло синее небо без единого облачка. Солнце светило так ярко, что у меня на глаза навернулись слезы. От его сияния не спасали даже солнцезащитные очки.
— Это Фира, столица острова. — Сказал Рэй.
— Это великолепно — пробормотала я, глотая слезы, которые ручьем бежали по моим щекам.
В этот момент я не могла с уверенностью сказать, что плачу только потому, что солнце слепит мне глаза. Эгейское лазурное море, и синее небо, и Фира, похожая с высоты полета на произведение искусства, и Рэй, управляющий воздушным шаром — все это вызывало во мне бурю эмоций, как после приема наркотика. Мое сердце трепетало и щемило, крылья порхающих бабочек щекотали изнутри мою кожу, голова кружилась от переизбытка кислорода и нахлынувших чувств. Совсем рядом от нас с криками пронеслось несколько чаек. И в эту секунду я поняла, что человек может испытывать оргазм не только во время занятий любовью. Внутри меня произошел настоящий взрыв в моей кладовой удовольствий, и необычайно приятные, волшебные ощущения накрыли меня с головой. Мне казалось, я могу свернуть эти горы и переплыть это море, могу взлететь, как птица, и парить над землей. Я повернулась к мужу и поцеловала его, вложив в этот поцелуй все те эмоции, которые переполняли меня. Он с жаром ответил на мои прикосновения, прижав меня к себе так сильно, что у меня перехватило дыхание. Ветер гнал нас все ближе и ближе к кальдере, а мы продолжали целоваться, обезумев от эйфории полета и чистейшего воздуха с мельчайшими каплями соленой воды. Разве можно умереть от удовольствия? В ту секунду я однозначно ответила бы «да».