— Да, кстати, — говорит Габриель, — любопытное послание я получил от Розы. Похоже, что у них дома не совсем ладно.
Но Луи уже заинтригован, он тоже уходит, устремляется в холл, подымается по лестнице. Агата и Леон где-то здесь, бродят из комнаты в комнату — слышен скрип петель, хлопанье дверей. Но вот они спускаются.
— Если вы ищите брата, то он в зале, вместе с Одилью, — говорит Луи, обнимая их.
— Ги? — спрашивает Агата. — Но я его там не видела.
— Я говорю о Феликсе.
Агата недоуменно пожимает плечами.
— При чем тут он? — бросает она. — Мама вне себя. С утра Роза и Ги исчезли из дому.
Ее подозрительный вид показался бы смешным, если бы не было этого оскорбительного поведения, нахального копанья во всем доме и предвзятой убежденности в вине Луи. Значит, целью их прихода был обыск. Даже Леон, рассудительный Леон, и тот поддался, и гнев Луи быстро сменяется тревогой.
— Почему вы мне сразу не сообщили об этом? Если я не ошибся, вы пришли сюда с обыском?
— Это в твоих же интересах, — бормочет Леон, — мама намерена подавать жалобу.
Сыщики уже покидали дом. Луи открыл окно в своей комнате — дверцы шкафа в ней так и остались распахнутыми настежь — и увидел, как Агата и Леон пробежали через толпу гостей к ограде и дальше, к старому «ситроену», который стоял метрах в пятидесяти от дома, в двойной цепи автомобилей, принадлежавших гостям. В нем сидела Алина, ожидавшая свой боевой отряд, нетерпеливо глядя в окно.
Рефлекс первый — умиление, второй — досада. Они, а они — это на восемьдесят пять процентов Роза и на пятнадцать Ги — придумали все сами, никого не предупредили, не побоялись последствий и полусотни сплетников которые зубоскалят там, внизу. Но беспокойство у Луи возобладало над всем остальным: где же дети? Если, не желая ставить под угрозу отца, они решили удрать к дедушке и бабушке Давермель, то там заперт дом; если они остались дожидаться стариков у привратницы, то их мать может сообразить, где они находятся, нагрянуть на улицу Вано и забрать их домой. Для нее это был бы прекрасный повод, чтобы выполнить недавнюю угрозу. Если будете валять дурака, я вас отправлю в интернат
На какую-то секунду в душе Луи молодой муж победил отца: закрытое заведение упорядочило бы его встречи с детьми и ему было бы гораздо спокойней. Но его увлекла сама игра, желание взять реванш над Алиной. Она повержена, бывшая мадам Давермель, собственные дети ее осудили, она брошена ими, чрезмерно переусердствовала. Право опеки ею нарушено, кончилось время компромиссов. Роза и Ги не поймут, не простят никакого отступления.
Минуты две спустя на том же месте, откуда только что отъехал старый «ситроен», притормозил маленький «рено», весь заклеенный бумажными маргаритками; казалось, вот-вот из него выпорхнет какая-нибудь провинциальная пташка, а вместо нее вышел полный достоинства мсье Гордон. Бдительное око! И все сразу разъяснило! По счастью, среди гостей оказался адвокат Гранса (конечно, то была чистая случайность, он мог и не прийти, видимо, Роза на это рассчитывала). В одну секунду Луи проскользнув между гостями, предупредил Одиль и напуганных стариков, и в кухне уже собрался настоящий военный совет вокруг мсье Гордона, который все и рассказал:
— Роза и Ги у меня обедали. Приехали они в полдень До этого они часа два сидели в привокзальном буфете и писали письма: своей маме, дедушке и бабушке, в суд по делам детей, прокурору республики, директрисе лицея некоторым преподавателям. В письмах сообщалось: мы уезжаем, хотим жить у отца. Последнее время Роза уже многим знакомым писала, что в их жизни наступает перелом. Она отлично понимала, что если не удастся лично предстать перед судом во время разбора дела, эти письма будут зачитаны. Очень организованная девочка.
— Тем не менее она поставила нас в пренеприятнейшее положение, — сказал мэтр Гранса. — Ее мать имеет право привлечь нас к уголовному суду за похищение детей.
— Алина только что была на этой улице, — сказ Луи.
— Я это подозревал, — добавил мсье Гордон. — Потому решил не брать с собой детей. Возможно, мадам Ребюсто действительно пожалуется в суд, но, по моем мнению, жалоба будет необоснованной. Ведь мсье Давермель не может отвечать за этот побег — он к нему не подстрекал, ничего о нем не знал, а это вполне весомый аргумент. Вы же знаете, как судьи не любят возвращать к уже решенным делам. И понять их легко: пересуд: доносы — все это им давно осточертело. Чтобы они вторично вернулись к делу, требуется чрезвычайный случай и я — увы! — убедился на опыте, что иной раз они тянут пока не произойдет попытки самоубийства или же пока вконец избитого ребенка не заберут в больницу. У нас пока, слава тебе господи, ничего подобного не случилось, но чрезвычайный случай все же произошел. Сейчас, господин адвокат, дело за вами.
— Не будем чрезмерными оптимистами, — посоветовал Гранса. — Это может плохо обернуться.
— Все равно дело уже сделано, — сказал Луи.
— Надо найти способ выгородить тебя, — добавил старый Давермель.
— Само собой разумеется, — сказал мсье Гордон.
Он вынул из кармана конверт и протянул его Гранса, но тот принял неохотно. У профессионалов любители всегда вызывают раздражение: солдатам не нравятся скауты, корпорациям — благотворительные общества, оправданием которых не может стать даже их успех.
— Моя роль окончена, — сказал мсье Гордон, — если только вы, мэтр, не сочтете необходимым вызвать меня в качестве свидетеля. Но как бы то ни было, я уже заходил в комиссариат полиции моего квартала и оставил у них заявление. Даю вам копию. На мой взгляд, мсье Давермелю нельзя терять ни минуты. Ему также следует немедленно заявить местным полицейским властям, что он поставлен перед свершившимся фактом и хочет, чтобы над детьми был учрежден прокурорский надзор.
— Отлично! — сказал Гранса, наконец сдаваясь, чтобы покрепче все взять в свои руки. — Но было бы еще лучше, если б Роза и Ги могли пойти вместе с отцом и подтвердить его показания.
В глазах мсье Гордона мелькнула хитрая искорка, но он тут же постарался погасить ее и скромно сказал:
— Они ждут вас в караульном зале. До того как прийти сюда, я поручил их одному из полицейских.
— Я иду вместе с вами, — предложил дедушка.
— Нет, — сказал Гранса, — это покажется нарочитым. Но завтра же я отправлю Алине вызов в суд: вся эта возня займет не менее пяти-шести дней, а пока мне хотелось бы, чтобы никто не знал, где дети. Пусть они побудут у кого-то из посторонних. Устройтесь как-нибудь. Я не хочу знать у кого.
— Хорошо! — хором ответили Луи и его отец.
— Отправляйся! — сказала Одиль. — Гостями я займусь сама.
Она устало ссутулилась: одно дело принять на себя тяжелую ношу, другое — вдруг ощутить, с какой силой она давит на твои плечи. В семейной жизни эта разница чувствуется так же, как в тяжелой атлетике.
Комиссариат полиции находится по крайней мере в трехстах метрах от дома, и так как движение по улице одностороннее, то проще пройти пешком. Но Гранса этому воспротивился: Вдруг здесь бродит Алина? Если она опередит тебя и выяснит, где дети, то полицейскому придется передать их ей; для этого ей достаточно предъявить справку о праве опеки. Единственный шанс для тебя — постараться помешать ей что-либо выведать до самого вызова в суд. Нам нужно выиграть время… приятно думать, что оно работает на нас. Но он вовсе не выглядел веселым и был явно обеспокоен; адвокат сел в свой «таунус», по его мнению менее истрепанный, чем «ситроен» Луи Давермеля, и поехал вслед за Гордоном, втянув голову в плечи, искоса поглядывая через стекло на тротуар, словно боясь увидеть там самого старшину адвокатского сословия, мстительно готовящего западню, чтобы ему, Гранса, пришлось потом предстать перед Дисциплинарным советом. Он снова начал брюзжать:
— Все эти «деятели» из Комитета надзора часто бывают неблагоразумны. Хотите помочь нам — браво! Не ведь в суде необходимо соблюдать формальности. Правда, в данном случае нам просто повезло, что они вмешались — это всегда производит впечатление. Показаниями папаши Гордона я, конечно, воспользуюсь!
Папаша Гордон, затормозив перед зданием с флагом, привычно въехал во двор, бесцеремонно поставил свою машину рядом с двумя полицейскими фургонами, дружески кивнул часовому и, спокойно ткнув пальцем в свободное место, зарезервированное для служебных машин, как и то, которое он уже занял, сказал:
— Начальника сегодня нет, ведь день воскресный. — Потом тихо добавил: — Он мне нравится. Хотя бывает чересчур педантичен. А вот постоянный секретарь — тот только и думает, как бы поскорее отбыть повинность и смыться.
Все было предусмотрено, как в хорошем сценарии. Появились Роза и Ги, они пытались улыбаться, но были немного напуганы и ошарашены мельканием форменных мундиров, запахом сукна, кожи и табака — запахом, в котором им пришлось мариноваться, пока они ждали отца, за которого теперь и уцепились, наконец-то почувствовав себя в безопасности
— Представьте себе, — сказала Роза, — до восьми часов мы еще ничего окончательно не могли решить. Все из-за мамы, она заперла телефон висячим замком.
— Ты это нам потом все расскажешь, — сказал Гранса. — Пошли! Я жду вас в машине.
В качестве троюродного брата он мог бы, конечно, пойти с ними вместе, но адвокату не полагается быть ни свидетелем, ни участником, а потому возглавил операцию мсье Гордон: ему совсем не обязательно считаться с судебными правилами.
— Предоставьте все мне, — шепнул он, — сделайте вид, будто вы ошарашены.
Двадцать две ступеньки. На площадке три двери. Та, которая им нужна, находится в центре, но обращаться, оказывается, надо не к тому, что сидит за первым столом, а к тому, что за вторым, к толстому великану, который сразу протянул Гордону пухлую лапу и воскликнул:
— Уже три месяца, как вы к нам не заходили!
— Я бы предпочел вас вообще не беспокоить, — ответил мсье Гордон.
И он начал излагать дело: разъяснил ситуацию, представил отца, детей, отметил добрую волю этих граждан, которые уважают решения суда и впред