На самой границе между долиной и Ливийской пустыней Ахмед-Рамсес остановил автобус у знаменитых "поющих" колоссов Мемнона. Пустыня, ветры и время, основательно потрудившись над ними, превратили эти, некогда величественные статуи Аменхотепа III в уродливых инвалидов. Некоторые части тела отсутствовали. Лиц не осталось вовсе. Животы обоих были так изъедены, что казалось видны внутренности. Обнажились стыки каменных блоков, в щелях которых, видимо, и пел гуляка-ветер. Теперь Аменхотепы больше походили на жутких каменных монстров, стерегущих подходы к городу мертвых.
Клара поспешила вернуться в автобус. Но довольно скоро выйти все же пришлось, и не под сень тропических деревьев, а на раскаленные солнцем безжизненные, но фантастически живописные скалы Ливийской пустыни. Красно-коричнево-желтые, они походили на изваянные ветром округлые башни и стены старинной крепости, отвесно уходящей в небо. А у ее подножья десятки каменных лазов, перед которыми, как муравьи, сновали бесчисленные туристы со всего света.
Гид принялся вдохновенно рассказывать о том, как были обнаружены и вскрыты 64 замурованные и заваленные каменными глыбами гробницы правителей Нового Царства. Но все они, к сожалению, давно уже были разграблены, и не только заурядными искателями сокровищ, но и сильными мира сего, такими как Александр Македонский и Наполеон. За исключением одной...
Смешавшись с толпами туристов, они спускались по круто уходящим на стометровую глубину длинным каменным проходам к вырубленным в недрах скалы усыпальницам – Тутмоса III, Аменхотепа II, Сети I, Рамсеса III... Стены коридоров и погребальных камер были сплошь покрыты фресками, рассказывающими о жизни и подвигах покойного, и конечно о его последнем путешествии в загробный мир.
Рамсесоподобный Ахмед прекрасно справлялся со своей ролью, пересказывая давно выученные наизусть истории царей. И почему-то особое внимание уделял принесенным в жертву рабам-строителям гробниц и царским слугам, замурованным в соседних с усыпальницей помещениях.
- Рабов, как правило, обезглавливали, слуг же хоронили целиком, чтобы они могли прислуживать своему господину в загробном мире, – вещал он в гробнице Тутанхамона. – Вот за этой стеной было обнаружено всего 30 обезглавленных рабов...
Недослушав его, туристы спешили назад, к далекому выходу. Здесь, глубоко под землей, трудно дышалось. Клара последовала было за ними, но не обнаружив рядом Гроссе, вернулась.
Она нашла его перед стеной центральной камеры, сосредоточенно изучавшим сцены бальзамирования.
- Не мешай мне, – предостерег он Клару, не отрывая взгляда от фрески. – Поднимайся с группой наверх. Я догоню.
Недовольный и разочарованный, Гроссе присоединился к ней уже в гробнице Рамсеса VI. Клара догадалась, что он никак не может найти ответы на мучающие его вопросы.
- ...Здесь было найдено 80 обезглавленных рабов, – хладнокровно сообщал Ахмед. – А вот в гробнице Сети I все 150.
По-видимому число приносимых в жертву свидетельствовало о степени могущества и богатства данного фараона, что и стремился подчеркнуть гид.
- Сколько же можно! Боже мой, сколько можно!– не выдержала Клара.
- Ти-ше, – зашипел на нее Гроссе. – Не устраивай истерик.
Но она уже не могла остановиться, несмотря на удивленные взгляды, устремленные на нее.
- Эти кровожадные мумии и их боги-могильщики. Они повсюду преследуют меня. Не могу больше! Не хочу!... – Ее передернуло. – Скажите, "таинственный" ритуал мумифицирования! Ряженые "египетские боги" превращали своих высокородных покойников в фаршированные куклы. Сначала они измывались над ними, выковыривая мозги из ноздрей, глазниц или ушей, выдергивая внутренности и раскладывая их по разным посудинам, срезая ступни, разверзая рот и прочее. Потом заливали и запихивали в опустошенное тело и череп всякую гадость. Нашпиговывали их тряпками, смоченными в горячей смоле или битуме, и даже проталкивали эти тряпки под кожу. Недавно в животе одной мумии нашли разрозненные листки какой-то очень древней пьесы, считавшейся безвозвратно утерянной. По-моему, все это просто омерзительно. Мы пересекли пол земного шара, прилетели в другую страну, в другую культуру. Мы приехали развлекаться и отдыхать. Но и здесь, куда бы мы не пошли, одни лишь смерть, насилие, убийство.
Сомкнув железные пальцы на ее предплечье – будто наручник защелкнув, Гроссе почти насильно увлекал Клару по коридору к выходу, размышляя по дороге, что с ней делать, как ее усмирить. Длинный путь наверх дал ему время успокоиться.
- Что за нелепые выпады ты себе позволяешь на людях? – заговорил он тоном психиатра, прислонив ее к скале. – Смерть – явление закономерное. Естественное. Она неотделима от жизни, как ее логическое завершение.
- Даже если речь идет о сотнях обезглавленных трудяг, виновных лишь в том, что знали тайны ими же созданных гробниц?
- Разве этого мало? – искренне удивился Гроссе. – Или мотивация кажется тебе недостаточной? Смерть, как жертвоприношние во имя сохранения тайны. Как видишь, раньше это считалось явлением вполне закономерным. Я бы например чувствовал себя куда спокойнее и увереннее, если бы мне удалось избавиться от строителей моей Подземной клиники. Но, увы, я не фараон. Да и времена не те. Вся история развития человеческого сообщества буквально нашпигована подобными актами насилия, от древнего мира до наших дней, от частных случаев до массовых уничтожений людей – сотнями, тысячами, миллионами.
- Иногда мне кажется, Эрих, что в истории ты ищешь оправдание себе, своей жестокости и эгоизму. Не для того ли ты привез меня сюда – в страну гробниц, всесильных тиранов и их истлевающих мумий?
- Ты дура, Клара. Неблагодарная дура. Я не нуждаюсь в самооправ-дании, поскольку ни в чем себя не виню. Запомни это.
Чтобы вывести Гроссе из мрачной молчаливости, уже на обратном пути она спросила:
- Сколько времени требовалось на весь процесс бальзамирования?
- Сорок дней. И тридцать на пеленание мумии, – не задумываясь, ответил он. – Это очень сложный и трудоемкий процесс, требующий огромного мастерства.
- И что же, он так и остается неразгаданным?
Гроссе тотчас оживился. Существовало всего несколько тем, которые включали его мозг и эмоции мгновенно – мечты о славе и известности, идеи нацизма, хирургия и все, что так или иначе было связано с проблемами бессмертия.
- В 1994 году я, к сожалению слишком поздно, узнал об уникальном эксперименте, который осуществили в Университете Военно-медицинской школы Балтимора два американских ученых, Ронн Вэйд и Боб Бриер. Они полностью воспроизвели весь процесс бальзамирования и пеленания мумии на специально отобранном для этой цели трупе пожилого мужчины – представляешь, впервые за последние 2000 лет. Все, что было необходимо для данного ритуала, они привезли из Египта: льняные полотна; сухую концентрированную нильскую соль для обезвоживания тканей – 600 фунтов окиси натрия; пять видов масел: ладан , мирру, пальмовое, лотоса и кедровое; пальмовое вино, природные смолы. Руководствуясь записями Геродота, сделанными две с половиной тысячи лет назад, они за 35 дней успешно справились с этой задачей и, назвав свою мумию Mumab, выставили ее на всеобщее обозрение в сан-диегском Музее Человека. Пока живы Ронн и Боб, они будут сами наблюдать за нею, обеспечивая все необходимые условия для ее содержания и сохранности. В дальнейшем о ней будут заботиться, если пожелают конечно, следующие поколения.
- Ну вот и прекрасно. Значит тайна раскрыта и уже добрую дюжину лет "прописана" у нас, в Штатах. Тогда в чем же твоя проблема?
- Проблема есть. И немалая. Древние египтяне и их американские последователи стремились сохранить навечно мертвое тело. Забавный парадокс, не правда ли? Я же ищу, как ты знаешь, пути сохранения тела до того, как им завладеет Смерть.
- А тебе не кажется, что ты не там ищешь? При чем тут мумии? Ведь они уже мертвы.
- Эти мумии, нарушая законы Природы, сохраняются тысячелетиями. Древние бальзаматоры знали, как предотвратить разложение тканей с помощью специально подобранных натуральных веществ, вызывающих коагуляцию белковых молекул. Но если можно законсервировать мертвое тело, значит аналогичными методами можно остановить процесс дряхления в живом организме.
Клара посмотрела на него с сомнением:
- Не уверена.
- А зря. В человеческом организме есть, к примеру, такой ген, который на определенном этапе жизни программирует его на медленное затухание всех жизненных функций, иными словами – на смерть. Обязанности другого гена – обеспечение ускоренного процесса распада всей клеточной структуры организма после смерти. Если эти гены заблаговременно вывести из игры, блокировать, может возникнуть очень интересная ситуация.
- Какая именно?
- Помнишь недавнюю шумиху вокруг мумии 75-летнего бурятского буддиста? В 1927 году он сел в позу лотоса, попрощался со своими учениками, наказав им извлечь его из могилы через 75 лет, и, погрузившись в глубокую медитацию, ушел в загробный мир. В той же позе монахи поместили его в кедровый ящик, засыпали доверху солью и закопали на кладбище.
- Пандита Хамбо-лама! Конечно помню. Когда через 75 лет ящик вскрыли, его тело не только ничуть не изменилось, но и распространяло благоухание. Медэксперты признали тогда, что все эти годы лама не был мертв, в общепринятом смысле слова, а пребывал в состоянии своеобразного анабиоза.
- Вот-вот! Живые белковые соединения в его теле не разрушились. Ткани не консолидировались за счет неорганики, как при мумифицировании. А кровь в его жилах лишь слегка загустела. Белковые фракции клеток имели прижизненные характеристики!
- И ты приписываешь это только тому, что у Пандита Хамбо-ламы не сработал ген смерти? – усмехнулась Клара.
- А что тут смешного? Погружаясь в самадхи, он мог внушить своему организму программу неразложения, и те самые гены, о которых мы говорили, приняли ее.
- Этот человек был святым. Он обладал высокой духовностью. С такими людьми случаются иногда метаморфозы. Маргарита Савойская, святая, остается нетленной с XV века. Я читала, что последнее время она уже выглядит не так блистательно, но верующие ходят к ней по сей день. А где-то под Ханоем вот уже 300 лет сидит во дворе храма, в позе лотоса, монах Ву Кхак Миня. Правда, в отличие от Хамбо-ламы, он основательно усох, но все внутренности при нем, и в жарком влажном климате Вьетнама ему никто не создавал особых, искусственных условий. Мне кажется, что души этих святых взяли на себя контроль и опеку над оставленными телами, и, уходя, не оборвали с ними связь. Что все дело именно в душе. А не в генах и клетках.