Сво-бо-да. Джимми все еще не верил в нее. Произнеся несколько раз нараспев это магическое слово, он внимательно вслушался в его звучание. И вдруг заторопился. Схватил ключи от машины, метнулся к воротам. На полпути остановился, усмехнувшись своей нерадивости.
Медальон-дистанционник приятно позвякивал на груди. Автомобиль – его собственный автомобиль! – казалось, с нетерпением поджидал своего хозяина. Лицо Джимми снова помрачнело.
Вот она – щедрая плата за жизнь мальчика, вынянченного и выращенного вот этими самыми руками... Но как мог он позволить увезти его?!
Тошнотворной волной к горлу подступила боль. Он с трудом поборол желание сорвать с груди медальон и запустить им в машину. Джимми ненавидел себя за то, что предал дорогое существо, целых два десятка лет бывшее ему сыном, братом и другом, за то, что стал невольным соучастником второго преступления.
Слишком поздно он догадался о коварной сущности своего благодетеля. Конечно ему и в голову не могло бы прийти, что никакой пересадки чужих органов в сущности и не было, что никто не поплатился из-за него своей жизнью. Но зато он понял, что Гроссе пошел на риск вовсе не ради спасения какого-то санитара, а чтобы заполучить в его лице верного слугу и сообщника для осуществления своих темных замыслов.
Он должен был сесть в машину и помчаться за ними в догонку? Или сообщить в полицию. Их отыскали бы и задержали в два счета. Вопрос в другом – что он сказал бы полиции? Кто он такой, где до сих пор был. И какова его роль во всей этой истории.
Почему, почему он не рассказал все Гроэру!? У него было для этого так много времени и возможности!.. А что, собственно, он мог рассказать? Что конкретно он знал сам? Одни лишь догадки да предположения. А если он ошибается, и все не так безнадежно плохо? Эта женщина – Клара, она производит впечатление человека совестливого, не злого. Она не допустит, чтобы свершилось что-то дурное. Она защитит его мальчика.
Волоча ноги, Джимми направился к дому. Сейчас, со стороны, его можно было принять за древнего старика. Тим, словно все без слов понимая, озабоченно семенил следом, почти касаясь носом его пяток. Подаренный Гроссе костюм много лет дожидался этого знаменательного дня во тьме стенного шкафа. Он был цвета хаки в тонкую коричневую полоску. Из своего скудного гардероба Джимми подобрал к нему желтую бумажную сорочку и коричневый галстук. Но о туфлях с носками даже думать не желал. Его ноги давно отвыкли от тесной городской обуви.
Костюм с трудом влез на его раздавшиеся от физического труда плечи и не желал сходиться на округлившемся за последние годы животе. Придется держать пиджак расстегнутым. Ничего, такого добра у него теперь будет в избытке.
Поскольку на вилле не было зеркал, Джимми не мог видеть, как до смешного нелепо он выглядит – небритый, растерянный, жалкий человек с распухшими от слез глазами, в костюме не своего размера и в сабо на босу ногу.
- Да вы здесь совсем одичали, сэ-эр, – сказал он себе с издевкой. – Светская одежда раздражает вас. Воротничок врезается в загривок, галстук душит, а пиджак вот-вот разойдется по швам... Ничего не поделаешь. Придется все начинать сызнова. В конце-концов дела не так уж и плохи, если вас засадили в эту комфортабельную клетку нищим, а выпускают состоятельным джентельменом. Выходит, кое-чего в жизни вы все-таки добились.
Повертев в руках расческу, он отбросил ее в сторону. В общем-то расчесывать уже было нечего – обширная, покрытая бронзовым загаром лысина вытеснила с головы почти все волосы.
Спустившись в сад, Джимми остановился в раздумье посреди аллеи, озираясь по сторонам. А может и не надо ему никуда уезжать? Этот дом, этот сад, все это натуральное хозяйство, способное годами его кормить, этот привычный, устоявшийся уклад жизни... Разве там, в Большом Мире, его ждет что-то лучшее? Чего ему не хватает? Детей? Жены? О’кей. Он может разузнать, где находится ближайший город, и наведываться туда до тех пор, пока не познакомится с достойной, скромной женщиной, а потом привезет ее сюда, и они станут жить вместе...
- Э-э, приятель, да у тебя, как я погляжу, тот же синдром, что и у несчастного мальчика, – присвистнул Джимми. – Синдром зверя в клетке. До тебя никак не доходит, что клетка больше не заперта и путь свободен. Ты не хочешь признаться себе, что попросту боишься обрушившейся на тебя свободы. Все! С этим надо кончать. И потом, меня ведь никто отсюда не гонит. Покатаюсь на машине, разведаю окрестности, а еще лучше – раздобуду где-нибудь на бензоколонке карту графства и вернусь. Будем осуществлять возвращение в человеческое общество постепенно.
Джимми направился к выходу. Подумал было, не выпить ли для храбрости, но вовремя вспомнил, что за рулем положено быть трезвым. Остановившись перед воротами, он выпятил грудь, будто это могло усилить действие медальона – ворота услужливо разъехались. Как только взору его открылось бескрайнее, расцвеченное осенними красками плато, Джимми заторопился. Волнующее, радостное нетерпение овладело им.
Ему бы броситься туда, где необъятные просторы океана сливались с безграничностью земли и неба. Но он вспомнил про машину. Без нее далеко не уйдешь.
Джимми поспешно открыл дверцу, поудобнее устроился на сиденьи, изучая приборную панель. Интересно, не разучился ли он водить? Ведь столько лет прошло. Не влететь бы с непривычки в ворота или в ствол дерева. Потянувшись к ручке дверцы, чтобы захлопнуть ее, он заметил на самом краю аллеи Тима. Пес сидел собравшись в комочек, не сводя с хозяина напряженного взгляда, и мелко дрожал.
- Ты чего, приятель? – ласково окликнул его Джимми. – Боишься, что я тебя брошу здесь одного? Да как ты мог такое подумать! Ладно, так и быть, залезай. Поедем на разведку вместе. И мне веселее будет. Все не один.
Он хлопнул ладонью по сиденью, приглашая Тима занять место рядом с ним. Но пес вдруг тоненько заскулил и со всех ног бросился прочь от хозяина, исчезнув в кустарнике.
- Чего это с ним? – озадаченно пробормотал Джимми. – Просто удивительно, как животные все чувствуют. – Ну как хочешь, приятель! – крикнул он в никуда. – Только ты зря так переживаешь. Я обязательно вернусь. Даю тебе слово. Ведь это теперь моя вилла.
Так как ворота за это время успели закрыться, он снова показал им медальон. Надо было поторопиться проехать сквозь них, пока они остаются открытыми. Джимми вставил ключ в зажигание и... повернул его.
Оглушительный взрыв разорвал тишину. Стройные ряды фруктовых деревьев озарились ярким пламенем, окутались едким дымом и мгновенно почернели...
Ворота бесшумно сомкнулись. На сей раз навсегда.
ГЛАВА 40
Джек, менеджер Нижней Клиники, накануне получил от босса распоряжение подготовить все необходимое для ночной операции. В целом для персонала в этом не было ничего необычного, поскольку все операции здесь проводились исключительно после того, как замирала жизнь в Верхней Клинике, не говоря уже о том, что понятия дня и ночи для них вообще не существовало.
Но странность ситуации заключалась в том, что было абсолютно неясно, кто должен стать донором и кто – реципиентом. Ведь и того и другого, как правило, готовили заранее, а все палаты Нижней Клиники на данный момент оставались пустыми.
Тем, кто не имел непосредственного отношения к таинственной операции, было строжайше предписано не покидать жилой блок до особого распоряжения. И уже одно это будоражило воображение людей, привыкших жить в постоянном страхе и напряжении. Особенно после учиненной боссом расправы. Все терялись в догадках, что замыслил он на сей раз.
Наготове, по приказу Гроссе, должны быть только те, без кого во время операции нельзя обойтись: Джек, оператор Роджер, доктор Хилл со своим ассистентом, хирургические сестры Элизабет и Милдред, патолого-анатом да совсем дряхлый старик Батлер – хирург-практик, чья карьера в медицине начиналась "с благословения" Макса Отто, а заканчивалась в подземельях Эриха Гроссе, поскольку пути наверх ему не было.
- Ничего не понимаю, – проворчал доктор Хилл. – С кем мы должны работать? Нет даже Клары.
- Став «миссис Гроссе», она сменила операционный халат на кухонный, – зло съязвила Милдред.
- Неспроста шеф вызвал Батлера, – предположил Роджер. – Если кто из нас и может заменить ее, так только он.
- Клару не заменит никто. Шеф доверяет ей одной. – В голосе доктора Хилла проскользнула недобрая зависть. – Она его правая рука, левая нога и... так далее.
Глухой рокот мотора в шахте подъемника возвестил о том, что ожиданию приходит конец. Раздвинулись и сомкнулись двери лифта. Звук от шагов ударился о своды коридоров, рассыпаясь и множась, дробя тишину.
- Идут, – облегченно выдохнул Адриан, ассистент доктора Хилла – молодой человек с бледным, землистого цвета лицом и беспокойно бегающими глазками.
- Судя по шагам, их не меньше трех, – шепотом предположила Элизабет. – Кто же третий?
- Наверное тот инкогнито-реципиент,из-за которого нагнали столько таинственности.
- А почему не донор?
- Доноров шеф обычно за ручку не водит.
Отдаленные шаги в коридоре оборвались. Ординаторскую снова облепила тишина.
- Кажется, они прошли в его кабинет, – почему-то шепотом сказал Роджер. – Мы все так волнуемся, будто донором собираются сделать одного из нас.
Мрачный юмор скелетоподобного оператора еще больше сгустил напряжение.
- Лично я подобному раскладу ничуть бы не удивился, – пробурчал Джек, скокожившийся на высоком табурете, как продрогшая на ветру птица, и осекся под едким взглядом Милдред.
- Прекратите зубоскалить! Не то я все передам шефу, – прошипела она.
Угроза возымела магическое действие. Разговоры тотчас смолкли, отчего томительное ожидание стало еще невыносимее.
Гулкие быстро приближающиеся шаги, наконец снова возникшие в коридоре, показались всем избавлением от неопределенности, подавлявшей их не меньше, чем могильная тишина подземелья.
Дверь резко дернулась и ушла в стену. На пороге возник Гроссе, обводя присутствующих испытующим взглядом. Он был сосредоточен, бледен и хмур. Сотрудники с удивлением отметили, что шеф явно не в себе.