Он задумался, ероша длинные темно-русые волосы, потом резким гроссовским движением откинул их назад и заговорил снова:
- Кажется, я наконец понял, в чем оно заключается. Для счастья нужно первое – любимая женщина. Женщина у меня уже есть. Это ты, Клара. Второе – любимое дело. И третье... подожди, что же еще?.. Ну конечно! Богатство!
Он повернулся к ней:
- Скажи, у нас есть эти... как их... деньги? Джимми говорил, что Учитель известный врач и что у него очень много денег. А еще Джимми объяснял мне, что без денег человек в вашем обществе ничто. Пустое место. Его презирают, об него вытирают ноги. Это верно?
Клара смогла только молча кивнуть и судорожно глотнула: шарик, застрявший в горле, причинял физическую боль.
- Ну а любимым делом для меня будет, конечно, медицина, – вслух размышлял Гроэр. – Перекраивать живую трепещущую плоть в поисках истины – это так увлекательно! Я никогда не держал в руках скальпель, но знаю, что стоит мне взмахнуть им. Вот так! – Он в точности воспроизвел характерное движение Гроссе над операционным столом. – И рука моя сотворит чудо. Я чувствую в себе такую уверенность, будто проделал уже десятки, сотни операций... Это так удивительно, так странно... О чем же я говорил? Ах, да! О любимом деле. Медицина должна принести мне... Славу! И еще... – Он вслушивался в себя с нетерпеливым возбуждением, черпая из неведомых источников новые волнующие понятия. – И еще – бессмертие. Да, да! Я наконец нашел нужные слова: слава и бессмертие – вот ради чего стоит жить на свете! – выпалил Гроэр.
- Бедный Эрих. Кажется ты все же сумел обессмерить себя, – пробормотала Клара, в отчаянии глядя на чистое юное создание, которое впрочем уже не казалось ей ни чистым, ни юным.
- Как, по-твоему, для чего человек приходит в этот мир? – Гроэр смотрел на нее почти покровительственно.
- Для чего?... – Клара ненадолго задумалась. – Чтобы любить. Любовь – единственное, ради чего стоит жить.
- Нет! – резко возразил он. – Не единственное. Любить умеют и животные. Я говорю о Человеке в высшем его проявлении. Смысл жизни в самореализации. – Его глаза неестественно заблестели.
Поначалу Клара не увидела ничего настораживающего в желании Гроэра пофилософствовать. Книги, слишком долгое уединение, уйма свободного времени для размышлений вполне могли способствовать раннему формированию своеобразной жизненной позиции в этом юном, неискушенном мозгу. Она все еще склонна была расценивать его как самостоятельную личность, наделенную индивидуальностью.
- И как же ты намерен себя реализовать? – на всякий случай решила уточнить Клара.
- Я..? – Он замешкался лишь на мгновение, после чего изрек: – Я намерен посвятить себя спасению человечества! – И испуганно умолк, вслушиваясь в отзвуки собственного голоса.
Молчал он довольно долго, устремив отсутствующий взгляд в пустоту – так молчит телеграф в ожидании вмешательства извне.
Неведомый контакт возобновился – на чистой ленте девственного сознания проступили следующие символы:
- Человечество в опасности.Оно задыхается в сонме человекоподобных лжелюдей. Планета нуждается в чистке, как огород в прополке. Ей нужно помочь выйти на путь высшей духовности...
- Высоко воспарил, – усмехнулась Клара, не веря собственным ушам. – Решил стать планетарным садовником? А как же медицина, без которой ты вроде бы уже не можешь жить?
- Я стану планетарным селекционером с помощью медицины! – Он заговорил с новым приливом воодушевления. – Санитаром Человечества! Вот! Мой долг помочь ему освободиться от скверны и подняться на более высокую космическую ступень.
- Че-го-о? Ты это серьезно?! – Не удержавшись, она прыснула со смеху. – Гроэр, милый, что за ахинею ты несешь? Ты видимо здорово переутомился. Еще бы. Твой первый день на воле, которому нет конца. Да и наркоз наверное сыграл свою роль. Ложись-ка ты лучше спать. Я и сама уже едва держусь на ногах.
Он ее не услышал.
- Под скверной я подразумеваю низшие расы. Земля... она ведь живая. Как Вселенная. Как все вокруг.А люди, как тля, душат ее, вытягивают из нее соки. Если ее не освободить, она зодохнется. Абсолютный Разум направит нас... – Его голос зазвучал напыщенно и торжественно. – Мне странно, что ты не понимаешь этого. Ведь ты тоже арийка! Избранная. Помочь мне – твой священный долг.
- И какой же помощи ты ждешь от меня?
- Мы завершим незавершенное. Идея биологической мутации расы должна быть реализована на деле.
"Биологическая мутация расы!" Так вот откуда повеяло затхлым душком! Клара встревожилась всерьез:
- Гро, дорогой, ты хоть отдаешь себе отчет в том, что говоришь?
Но его уже нельзя было остановить. Шлюзы прорвались. Забытые обрывки бредовых идей выплескивались из него, как рвота, затопляя все вокруг:
- Человечество топчется на пороге новой Космической эры. Нужно помочь ему приблизить заветный рубеж. Овладев... Врилем – этой грандиозной, всепроникающей энергией Космоса, мы возвысимся не только над собой, над своей физической сущностью, но и обретем власть над миром вещей и эмоций. Мы станем бого-людьми! Такими же, как древние Учителя сверхцивилизации острова Фуле... – Он запнулся, прислушиваясь к неведомому суфлеру, и скороговоркой докончил: – Мы у Шарнира Времени, Клара! Наша миссия предопределена свыше.
- Кем именно? – елейным голосом поинтересовалась она.
- Всемогущим Братством Мудрейших! – не задумываясь отчеканил он.
- Очень занимательно. – Клара долго качала головой – согласно и задумчиво.
- Для окончательной победы над силами Огня нам нужно склонить на свою сторону, как ты думаешь, что?
- Понятия не имею.
- Космический Лед!
- А это еще что за зверь?
- Кла-ра... – Укоризненный тон Гроэра уличал ее в непростительном невежестве. – Огонь и Лед – движущие силы Вселенной. Только путем грандиозных жертвоприношений, заручившись поддержкой Вечного Льда, мы сможем ускорить приход новой цивилизации.
Кларе стало по-настоящему страшно. О чем он тут разглагольствует, этот полудикий юнец? Шарнир Времени. Космический Лед. Братство Мудрейших. Жертвоприношения. Все это однажды уже было. Гроэр, как дрессированный попугай, бессвязно выкрикивал идеи и символы ортодоксальной Тайной доктрины Блаватской, питавшей патологически уродливую философию нацизма – эту чудовищную профанацию древних мистерий Востока.
Но, Боже праведный, внутренне стенала Клара, каким образом вся эта космогония просочилась в сознание Гроэра?! Что может знать он о магическом "Черном ордене", о тайных обществах "Вриль" или "Фуле", о фантасмагорических учениях Ганса Горбигнера, Дитриха Экардта, Карла Гаусгоффера, изрыгнувших на историческую арену одержимого истерика Адольфа Гитлера, принесшего в жертву их бредовым идеям 50 миллионов человеческих жизней. О-о, она догадывалась, сквозь какую щель дует этот леденящий душу ветер!
Что, если Гроэр – существо, лишенное индивидуальности, а она теперь в этом не сомневалась, неспособный оценивать и контролировать неподвластные ему, спонтанно возникающие мысли, получит вдруг, подобно нацистскому "Барабанщику", возможность действовать? Что, если он, используя опыт, накопленный Максом Отто и Эрихом Гроссе, и вправду займется осуществлением пресловутой гитлеровской идеи биологической селекции человечества? Клара содрогнулась.
Словно прочитав ее мысли, Гроэр сказал:
- Макс Отто был посвящен в Тайные учения. Он честно выполнял свой долг – долг борца за чистоту расы.
- И был за то жестоко наказан. – Клара сделала попытку вмешаться в ход его мыслей.
- Наказан? – Гроэр снисходительно усмехнулся. – Что ты знаешь о смерти, женщина, "рожденная для любви"! Лишить человека физического тела значит не наказать, а освободить его. Жизнь – иллюзия. Подлинная реальность Там, в Космосе! – Он вознес глаза к потолку. Там и только там знают, кто на верном пути, а кто заблуждается. Макс Отто не мог быть преступником. С помощью таких как он осуществлялись великие жертвоприношения, угодные Учителям высшей цивилизации Плеяд, носителям "разума извне".
Клара была озадачена, ошеломлена, сбита с толку. Она знала, что Гроссе задумал и вырастил своего клона для вполне определенных целей, а следовательно, по всем законам логики, не мог посвящать его в свои идеи и верования. И тем не менее Гроэр, сидя перед Кларой в непринужденной гроссовской позе, с легкостью жонглирует словами, символами, понятиями, которые ну никак не могут быть его собственными.
- Скажи-ка мне, Гро, ты сам до всего этого додумался? – заставив свой голос звучать почти ласково, поинтересовалась Клара.
- "Додуматься" никто ни до чего не может, – нравоучительно изрек Гроэр. – Есть только два состояния духа: человек либо знает, либо пребывает в неведении. Я – тот кто знает.
- Но ведь знание откуда-нибудь добывают, – стояла на своем Клара. – Из книг, например. От своих учителей, наставников, духовников.
- Подлинное знание нисходит на человека, как озарение.
- Ну и как давно снизошло на тебя это озарение?
- Как давно?.. – Казалось, вопрос застал его врасплох. Он задумался. – Да только что! В тот самый момент, когда я высказал его вслух. Но у меня такое ощущение, будто оно со мной уже тысячу лет.
Он умолк. Потускнел, как тускнеют, покрываясь снаружи коркой, угли выгоревшего костра. Клара поняла – поток информации, неведомо как прорвавшийся в его сознание, иссяк. Перед ней сидел прежний Гроэр. Клара чувствовала, что нервы ее сдают. Ей необходимо побыть одной. Столько всего нужно осмыслить, пересмотреть, взвесить.
- Ночь на исходе, Гро. Тебе надо поспать. Нам надо поспать.
- Я не хочу спать! – запротестовал он, встрепенувшись. Схватил вдруг обеими руками ее голову, повернул к себе, жадно вгляделся: – Какие у тебя глаза, Клара! Они бездонные, как океан, и черные, как небо в осеннюю ночь. Глаза моих грез.
Клара попыталась улыбнуться, но вместо улыбки по щеке скользнула слеза... первая слеза за всю ее взрослую жизнь. Она была соленая, как морская вода. Не зря Гроэр вспомнил про океан. А ночь в глазах оттого, что на душе ее темным-темно.