Ерш? Хм! Конечно, я об нем почти ничего не знаю… Вот акулы, электрические скаты — это дело другое. А ерш, — я даже никогда не слышал о том, чтобы в Америке или в Африке водились ерши.
16. ПРИБЫТИЕ
В тот же день, на вечерней заре, мы подʼехали к большому селу, разбросанному по высокому каменистому берегу реки. Целая толпа ребятишек, барахтавшихся в воде около берега, приветствовала наше прибытие боевыми криками и угрожающими телодвижениями.
Я опасался открытия военных действий без всяких предупреждений, но кормчий-Юрка решительно направил наш корабль в самую гущу загорелых голых тел. И, вместо ударов томагавков и свиста неприятельских стрел, послышались вдруг приветственные возгласы:
— Эге! Да это Юрка с Васькой!
— Здорово, ребята!
— Отколь вас несет?
Я успокоился. Очевидно, мы находились среди дружественного туземного племени.
Переночевав на сеновале у Еремеича, который оказался суровым с виду, но очень добродушным стариком, на следующий день рано утром мы двинулись в обратный путь.
17. КАЖДЫЙ САМ СЕБЕ КОМПАС
Там, где широкая торная дорога, миновав раскинувшееся за деревней поле, пряталась в густом сосновом лесу, идущий впереди нас Юрка вдруг остановился.
— Вот это, братцы, серьезно, — обратился он к нам, — есть две возможности: первая — идти по большой дороге: с Сеньги на Горки, с Горок на Свиридово, через Костерево и Мулычино — домой. Вторая — идти прямиком по сенным дорогам и тропинкам, через весь казенный лес. Я лично за второй путь, а вы?
— Ясное дело, прямиком интереснее, — одобрил Васька.
Я воздержался от голосования, но робко вставил словечко о том, что европейским путешественникам, углубляющимся в неисследованные дебри, необходимо иметь при себе компас для определения частей света, иначе им грозят неисчислимые бедствия.
— Компас — вещь хорошая, — бросил мне на ходу Васька, — однако можно и без него обойтись.
— Зачем тебе компас, раз солнце есть, — добавил Юрка, — по солнцу любой дурак определит направление…
Оказаться глупее «любого дурака» более чем неприятно, поэтому я поспешил принципиально согласиться:
— Конечно, солнце, оно… вообще… с ним, как дома… но если солнца нет?.. Например, ночью?
— А Полярная звезда? То же солнце, еще вернее… — беззаботно ответил Юрка.
Зарапортовался. Я ведь сотни раз читал о том, что путешественники находят направление по Полярной звезде, но как это делается и где эту самую звезду искать среди прочих ей подобных — об этом не имел ни малейшего представления.
Я непринужденно рассмеялся:
— Вот ведь память у меня! И как это я о Полярной звезде позабыл — непостижимо! Однако ведь и днем, если пасмурно, так солнца может не быть?
— Ну, и что же? — не сдавался Юрка. — Все-таки направление всегда можно определить. Мох на деревьях растет больше с северной стороны.
— На полянах южная опушка выжжена солнцем, а северная нет, — перебил Васька.
— Наконец, — заявил Юрка, — наша река течет с юго-востока на северо-запад. Значит, общее направление ручьев, впадающих в реку с этого берега, будет с северо-востока на юго-запад.
Задача оказалась более чем простой. Стоит только пошире раскрыть глаза, все видеть, все учитывать и соображать. Мне стало совершенно ясно, что в лесу вообще может заблудиться только такой дурак, который неизмеримо глупее «любого другого дурака». Эту мысль я осторожно высказал шагающим впереди меня ребятам. Юрка как-то странно улыбнулся:
— Да, конечно, ума здесь особенного не надо. Вот, ты покажи, например, в каком направлении находится село, из которого мы только что вышли?
Хм… Я сделал сосредоточенное лицо и внимательно оглянулся по сторонам.
На большинстве деревьев не было никакого моха, а на тех, на которых он был, он рос седыми, зелеными и желтыми клочьями, на мой взгляд одинаково густо со всех четырех сторон. Нигде, поблизости не виднелось ни одной подходящей полянки, чтобы посмотреть, с какой стороны выжжена солнцем трава, на деревьях ни одного гнезда, в небе ни одной птичьей стаи… На Полярную звезду надеяться было нечего, потому что до ночи оставалось еще добрых 16 часов. Я вспомнил о солнце, задрал голову кверху и уставился на него, но тщетно. Оно сморщилось в нахальную, презрительную усмешку, и ничего, кроме явного порицания моей глупости, я на нем прочитать не мог.
— Ну, что же ты? — торопил меня Юрка.
Я беспомощно потоптался на месте, обошел вокруг какой-то толстой елки, колупнул пальцем мох, зачем-то его понюхал и наконец решительно указал рукой в первую попавшуюся сторону.
Ребята дружно расхохотались:
— Попал пальцем в небо! — воскликнул Юрка.
— А вы будто знаете? — обиделся я.
— Знаем!
— Ну, где же?
— Вот! — и оба одновременно протянули руки в направлении, как раз противоположном тому, которое было указано мною.
Вот тебе и раз! Но я не сдавался:
— Это легко говорить, а вы докажите!
— Можно. Влезь на дерево и посмотри… Хотя и лазить не надо — слушай.
Действительно, как раз с той стороны, куда они указали, отчетливо доносился крик петуха.
18. СМЕРТЕЛЬНЫЙ ПРЫЖОК
— Ястребиное гнездо! — указал Васька на комок сухих сучьев, на высокой сучкастой елке.
Юрка, вместо того, чтобы смотреть на гнездо, опустил глаза и пошарил прутиком под деревом.
— Это осоед, — уверенно заявил он. — В гнезде птенцы.
— А ты почем знаешь? — спросил я.
— По помету.
Под деревом, на серой сухой хвое, густо покрывавшей землю, действительно были разбросаны какие-то белые пятна и шарики…
— Так вот, по этой дряни ты и узнал, что в гнезде птенцы?
— Так вот и узнал.
— За вранье денег не берут.
— А не веришь, так лезь на дерево и убедись.
— И полезу!
Я скинул заплечный мешок, подошел к елке и начал карабкаться вверх по сухим, но крепким сучкам.
Выше, выше… Я чувствовал себя героем.
«Бесстрашный охотник быстрее векши взбирался на ствол баобаба, на вершине которого было укреплено гнездо могучего кондора».
Досадно только, что вместо кондора какой-то пошлый, маленький ястреб, да к тому же еще осоед. Но я вспомнил недавнее приключение с осами, и почувствовал к этому ястребу невольное уважение. Надо быть достаточно храбрым для того, чтобы не только не бежать от этих ужасных насекомых, но даже не торопясь с аппетитом завтракать ими.
Над моей головой послышался писк. Еще несколько движений, и вот я просовываю голову сквозь сучья на уровне гнезда. В нем, действительно, сидят три каких-то страшных, голых урода, которые при виде меня начинают отчаянно пищать и разевать до ушей свои широкие, мягкие клювы.
Снизу тревожный голос Юрки:
— Берегись! Ястреб!
Позвольте, чего же здесь, собственно, беречься? Ведь не унесет же он меня в когтях, как кондор унес младшего сына капитана Гранта? (Жюль Верн).
Скажу ему кыш-кыш! — он и улетит.
Вдруг какая-то большая тень загораживает от меня солнце. Инстинктивно вбираю голову в плечи и прячусь под густые сучья. И во-время. Что-то громадное, страшное, свирепое обрушивается на меня сверху, бьет меня крыльями по рукам. На том самом месте, где только что была моя голова, я вижу большие загнутые когти. Я быстро ползу вниз по сучкам. В просвете между сучьями проносится другая тень — прямо на меня. Я прячусь за ствол, но все же получаю сильный удар крылом по затылку.
— Оба здесь! Скорей спускайся! — кричит мне Юрка.
Но спускаться вниз совсем не так легко, как лезть вверх: приходится нащупывать ногами сучки под собой.
Ползу. Оглядываюсь вниз — невысоко: так, приблизительно, второй этаж. Но ниже густые зеленые ветви кончаются, идут сухие, редкие сучья. В них не спрячешься.
Ползу.
— Берегись! — кричат ребята.
Вижу — с обеих сторон, наискосок, сверху вниз мчатся на меня страшные птицы.
Конечно, хорошо быть сыном капитана Гранта, но я лично предпочитаю остаться Анатошей Одуванчиковым.
В ужасе разжимаю руки и лечу вниз, с сучка на сучок…
— О-о-о-о! — вопят ребята, стараясь отпугнуть рассвирепевших птиц…
Ухватиться за что-нибудь? Пальцы судорожно цепляются за тонкие ломающиеся сучья.
Шлеп! — вот она, желанная земля! Я мягко падаю на нее с высоты 2–3 аршин, с последних сучьев елки.
Юрка и Васька встревоженно устремляются ко мне, помогают встать.
— Цел?
Я еще не могу отдать себе отчета — цел я или нет. Все мое тело в царапинах, в ссадинах. Кое-где выступила кровь.
— Дешево отделался! — утешает меня Васька. Юрка лезет в свой мешок, достает маленький пузырек с иодом и безжалостно мажет им все мои раны. Щипет до слез.
— Ну, вот ты и убедился, что птенцы в гнезде есть, — говорит Юрка.
— Убедился!..
Нет, я окончательно прихожу к выводу, что родители совершили роковую ошибку, назвав меня Анатолием. Я от природы Макар, тот самый бедный Макар, на которого валятся все шишки.
19. НА БЕРЛОГАХ
Юрка остановился так внезапно, что идущий вслед за ним Васька чуть на него не наткнулся, а я с размаху вʼехал носом в Васькин заплечный мешок.
— Барсуки! — прошептал Юрка, указывая на противоположную сторону оврага, по краю которого мы шли.
Барсуки? Барсуки? Барсуки? — хоть убей, не помню, что это за зверь? Когда были мы со школьной экскурсией в зоопарке, то руководитель, помнится, что-то долго толковал нам о барсуках, но я, признаться, не слушал, горя нетерпением добраться скорее до львов, тигров, пантер и прочих заслуживающих уважения животных. Индейцы и следопыты ни у Купера, ни у Майн-Рида за барсуками не охотятся. Наездники прерий не забрасывают на них свое смертоносное лассо. Откуда же мне прикажете знать хоть что-нибудь о барсуках?
Противоположный склон оврага был весь изрыт уступами крутых земляных террас, параллельные плоскости которых были плотно утоптаны, а края сверху были забросаны комьями свежей земли, а снизу поросли травой и мелким кустарником.