— Иду.
Замок огромен. Это целый город, где вместо улиц — крытые галереи, по которым спокойно проедут десять машин в ряд. Залы напоминают площади, в один из них вполне вместится весь наш институт. Из ближнего конца библиотеки дальний не виден, теряется во мраке. От количества книг голова идёт кругом, хочется немедленно прочитать всё и сразу. Некоторые комнаты такие огромные, что вызывают недоумение — для чего они нужны? И это только жилая часть!
— Заблудиться в своих хоромах не боишься? — не выдерживаю я в очередном пустом зале.
— Я не выбирал. — Равнодушное пожатие плеч.
Странный он. Никакой гордости за предков, или что там адэнам полагается. И экскурсовод из него отвратительный. «Это большая парадная столовая, это гостевые спальни, тут картинная галерея…» Ни подробностей, ни забавных историй. И быстро, почти бегом — переместились туда, через минуту в другое место, ещё через миг в третье. Семь этажей пролетаем за полчаса. Правда, я тоже не в настроении восторгаться всякими диковинками вроде живых хрустальных стен, в которых течёт и переливается радужный свет. Как-нибудь потом.
Целое крыло отведено под поля и огороды — я слабо разбираюсь в сельском хозяйстве, но там, кажется, растут любые зерновые и овощи, которые существуют в природе. Другое крыло — ферма. Травой покрыто всё: стены, потолок, множество вертикальных перегородок, тут же сушатся стога скошенного сена. В отдельных стойлах скотина, хотя запаха нет — воздух отделён невидимыми барьерами. Людей немного, машин вовсе не видать.
— У тебя работают слуги?
— Вольнонаёмные. Всего семнадцать человек.
Вместо оранжереи плодовый сад, деревья усыпаны завязями. Яблони, груши, сливы, вишни, кажется, даже персики есть, или абрикосы, не разбираюсь. В центре замка второй сад, поменьше. Крыши над ним нет, небо отсюда кажется ржавым. Посередине бьёт фонтан — неслыханная роскошь для обезвоженного мира. В мраморной чаше кругами плавают крупные ярко-красные усатые рыбы, лениво шевелят плавниками.
— Что, их ты тоже ешь?
— Что делаю? — переспрашивает Дэйн с непонятной ехидцей.
— Ешь, — повторяю я деонское слово «рэмéр». — Употребляешь в пищу.
— Рэмэ́, — поправляет он. — А то, что ты произнесла, означает «мучить» или «насиловать». Следует приглушать «эр» в конце, если, конечно, ты не хотела меня оскорбить.
— Кто тебя знает, может, ты и рыб… рэмер, — злюсь я.
— Нет, это для красоты. — Дэйн опускает руку в воду, дёргает подплывшую рыбину за усы. — Но вообще-то они действительно съедобные.
— Зачем тебе одному столько еды?
— Замок снабжает Грод и близлежащие города: Ико́р, Ринт и Итéр. В городах уровень силы намного слабее, нежели в замках, где бьют источники. Там меньше воды и всё растёт гораздо хуже.
— Приторговываешь? — поддеваю я его.
— Делюсь. Адэн обязан кормить свой народ.
Очередное крыло — мастерские. Пахнет железом, деревом, машинным маслом, много всего непонятного — оборудование, детали неизвестного назначения, разные светящиеся сферы. Туда я не иду — всё равно ничего не понимаю. Зато вспоминаю, что хотела спросить.
— Дэйн, автобус, на котором нас доставили от парома — почему он ездит бесшумно?
— Потому что на нём нет двигателя. Эта машина управляется энергией водителя. Кстати, их всего две таких: одна здесь, вторая в Аризе — специально вводить вас в заблуждение. Внешне создана по образцу ваших, в остальном ничего общего.
— А паром? Он тоже двигается при помощи силы?
— Лика, у нас всё существует исключительно за счёт силы. Именно поэтому правда не должна просочиться наружу. В том состоянии, в котором сейчас находится Деон, прибрать нас к рукам — дело нескольких дней. Мы даже сопротивляться не сможем.
Он резко замолкает, несколько секунд пялится в пол, затем решается.
— Силу Анды нельзя использовать для убийства. Совсем. С её помощью скотину — и то забить не получится. — Смешок. — Вот теперь ты знаешь все наши тайны.
— Ариз не будет воевать с Деоном. У нас полтора века нет армии, оружие сохранилось лишь в музее, и то это или искусно выполненные дубликаты, или пустые оболочки.
— Сильно в этом сомневаюсь. Где-нибудь на секретном складе хранится запас ваших жутких бомб, а вооружить правоохранительные службы недолго. Да и Совет не поверит. Они слишком боятся потерять то, что осталось. Каждый глава Дома сидит в своём замке, трясётся над источником и считает, что это вот, — Дэйн пренебрежительно обводит вокруг рукой, — предел мечтаний.
— Совет, ты… А людей вы вообще не спрашиваете?
— Каких людей? — теряется Дэйн.
— Кроме тебя и глав Домов в Деоне живут люди. Вы интересуетесь их мнением? Проводите общественные опросы, голосования? Так поступают в Аризе при возникновении сложных вопросов. У нас даже правительство избирают каждые четыре года!
— Лика, это Деон. К нему неприменимы методы Ариза. Главы Домов всё решают самостоятельно.
— Вот и дорешались. Угробили мир, теперь дрожите над тем, что осталось. Ты тоже сейчас решил единовластно — за меня, за свой народ. А тебя кто-то выбирал? Доверял тебе распоряжаться их судьбами?
— Я адэн!
— Только потому, что ты им родился. Последний представитель своего Дома. Это не значит, что ты чем-то лучше других или знаешь, что лучше для Деона. Может, как раз прав Совет и нужно беречь то, что у вас осталось. А люди не хотят перемен. Их устраивает такая жизнь — под силовыми барьерами.
Чувствую, что перегибаю. Злость Дэйна почти ощутима: протяни руку — обожжёшься. Злить его доставляет мне удовольствие. Жестокость? Пускай! Разве он не был жесток со мной?
— Ты не смеешь об этом судить. Чужачка, представляющая Деон по паре древних книг! Что ты понимаешь!
— Определись уже — чужачка или спасительница, — ехидно парирую я. — Заодно скажи — ты меня кормить собираешься? Семь вечера, в гостинице в это время ужин.
Сейчас возьмёт и накажет меня за дерзость! Оставит голодной, чтобы впредь думала, с кем спорю. Можно сколько угодно хорохориться, я полностью в его власти.
— Собираюсь.
Жду гигантскую столовую под стать залам и стол на триста персон. Вместо этого оказываюсь в небольшой комнатке — столовой её не назовёшь даже с натяжкой. На окошке без рамы кисейные занавески, маленький столик — двое ещё как-то усядутся, третьему тесно будет. Простенькая белая скатерть, мягкие стулья, обитые тканью с мелким цветочным узором, на стенах обои с похожим рисунком. Скромно и по-домашнему уютно. Пока я озираюсь, в комнате возникает молодой деонец и ставит на стол поднос с едой — жаркое в горшочке, салат, хлеб и стакан с соком. На одного.
— Стиг, будь добр, принеси вторую порцию, — просит Дэйн.
Надо же, он умеет быть вежливым!
— Ешь, — Дэйн придвигает ко мне поднос.
— Что-то скромно питаются адэны, — хмыкаю я. — Надеюсь, в Деоне не голодают? Я тебя не объем?
— Не голодают. Но и разносолов не жди. Сама видела, каким трудом всё достаётся. Все в замке питаются одинаково, на меня отдельно не готовят.
Внутри начинает ворочаться совесть, я пинком заставляю её затихнуть. Салат из свежих овощей вкусный, хлеб свежий, ещё тёплый. К тому моменту как Стиг приносит второй поднос, я уже приступаю к жаркому. Дэйн ест без аппетита, больше пьёт воду из высокого стакана. Свой стакан с соком он придвигает мне. Исподтишка рассматриваю его выразительный профиль: такой на монетах хорошо чеканить. Ресницы длиннее моих — острые, колючие, порезаться можно. Шея тощая, жилистая… обхватить — и душить, душить, душить…
— Кто кроме тебя живёт в замке?
Он аж давится.
— Никто. Все служащие из Грода или Итéра, они работают посменно, на ночь уходят к своим семьям.
— В остальных замках так же?
— Нет. У глав Домов большие семьи — братья, сёстры, племянники.
Следующий вопрос — где его родители — задавать бессмысленно. Раз он последний из рода, понятно, что их нет в живых.
— И что, мы с тобой будем жить вдвоём? Твоей репутации это не повредит?
Кислая усмешка.
— Ей сложно повредить больше, чем есть.
— А моя репутация тебя не волнует?
— Не беспокойся. О тебе я позаботился.
Тон такой, что дальше расспрашивать небезопасно. Доедаю жаркое, запиваю соком. Сытость немного смягчает.
— Дэйн, хорошо. Допустим, я действительно могу изменить мир. Но как? Мне нужно что-то сделать? Попрыгать на одной ножке, прокукарекать, прочитать вслух молитву, загадать желание? Анда хоть что-нибудь про это сказал?
— Нет.
Он отставляет пустой горшочек, промокает губы салфеткой, поднимает на меня взгляд. Моя злость уже утихла, уступив место обречённости.
— Я не знаю, что дальше. Уверен, что Анда даст подсказку. Этой ночью, через неделю, через месяц, но обязательно. Завтра я ещё смогу уделить тебе время, потом мне придётся подолгу отсутствовать. Государственные дела, — последнее он ехидно подчёркивает.
— Может, я должна побывать у всех источников?
— Свой я покажу тебе прямо сейчас. Ты наелась?
— Ситэ́, — «спасибо» с лёгким упрёком: деликатность у адэнов явно относится к тем же чувствам, что и любовь и совесть, то есть, отсутствует.
Дэйн складывает вместе два подноса, собирает на них пустую посуду и куда-то относит. У меня отпадает челюсть. Адэн убирает за собой? Причём не с помощью своей волшебной силы, а вручную, как официант в ресторане? Вернувшийся Дэйн легко читает моё удивление.
— Я же сказал — у меня нет слуг. Посуду моет машина, а прислуживать мне никто не обязан.
— Ты, случаем, сам себе одежду не стираешь? — не удерживаюсь я.
— Для этого есть другая машина. Ты передумала смотреть источник?
— Веди, — быстро поднимаюсь я.
Мы возвращаемся в сад под открытым небом. Дорожки выложены мелкой бежевой плиткой, по краям вьётся затейливый орнамент. Газоны подстрижены словно по линейке, деревья густо усыпаны цветами, за которыми не видно листьев. Растения мне незнакомы, скорее всего, это гибриды. Вот вроде бы рододендрон, но цветы ярко-голубые, и их так много, что куст кажется одним большим махровым цветком.