— Держать пасеку не так сложно, маста Лика. Сады цветут дважды в год.
С омлетом я расправляюсь быстро, взвар смакую маленькими глоточками.
— Стиг, покажите мне, пожалуйста, куда относят грязную посуду.
— На кухню, но вы, маста Лика, пока не умеете перемещаться, — благодушная улыбка. — Оставьте на подносе, я заберу. Или масте Райн принесёт.
Любопытство во мне перевешивает деликатность.
— Отчего у адэна нет слуг?
Минутная заминка. Мой вопрос настолько неуместен?
— Потому что масте Райн ведёт себя неподобающе своему статусу. Он редкостно неприхотлив в быту. Его отец, адэн Кэлнирáйн, соблюдал старые традиции, тогда штат слуг замка составлял половину от населения Грода.
— И где они сейчас?
— Масте Райн распустил всех, оставил лишь вольнонаёмных. За этот поступок его до сих пор упрекают главы Великих Домов. Их слуги начали роптать. Одно дело — работать за жалованье, другое — за жильё и еду, когда ты фактически раб, прикованный к месту.
— А вы из какого Дома?
— Моё полное имя Стигитáрн, маста Лика. Пятый Великий Дом Деона.
Следующий свой вопрос: «Вам нравится ваш адэн?» — я произнести не успеваю. В столовой возникает Дэйн. Стиг приносит второй поднос с кашей и исчезает. Одежда на адэне простая, домашняя — тёмная туника и чёрные свободные брюки. А ещё он, кажется, босиком. Зато принял душ — чистые волосы блестят. Допиваю взвар и поглядываю, как Дэйн ковыряется в тарелке — точь-в-точь Рона с её вечной диетой. Наконец я не выдерживаю:
— Если не любишь кашу, зачем её выбрал?
— Она полезная. Я просто есть не хочу.
— Вчера не хотел, сегодня не хочешь. У тебя вообще нет аппетита?
— По ночам я переношусь на ферму и пью кровь животных, — огрызается он.
— Врёшь.
Злой взгляд.
— Лика, не нарывайся.
— Я даже не начинала. Но ты же понимал, что приводишь в дом женщину, которая теперь вынуждена с тобой жить бок о бок, поневоле общаться и задавать вопросы. Или ты надеялся, что я буду бессловесной тварью?
— Было бы неплохо.
— Не мечтай, — разочаровываю его я.
— У меня плохое настроение.
— А оно у тебя бывает другим?
Он выскребает тарелку из-под каши, залпом выпивает взвар.
— Чего ты хочешь?
— Обсудить свою великую миссию по спасению Деона. Плана у тебя нет, так я полагаю. Ты услышал откровение Анды, нашёл чужую новобрачную и, не спрашивая согласия, превратил в деонку. Заметь, я беспристрастно перечисляю факты. Что дальше, Дэйн? Я живу в твоём замке, со временем осваиваю силу — и? Это всё?
— Ты можешь предложить что-то ещё?
— Пошевелить мозгами. Анда сказал сегодня: «Помоги, дитя, освободи меня». Что он имел в виду?
Ошарашенный взгляд.
— Как ты сказала?
— Не я, а ваш бог. «Помоги…»
— Поддержи! — перебивает он. — «Ани́рэн»!
— Правильно, «анирэн» — помоги. «Анирэн, дэ́нне. Турэ́сар ми́а». Анда говорит на высоком диалекте. Ты забыл свой язык, адэн Деона?
Пауза и осторожное:
— Лика, а как ты переведёшь: «Тáрэ инэрэ орэ́нар дэй»?
— Далёкая суженая изменит мир.
— Это тоже на высоком языке?
— Ты издеваешься?! — вспыхиваю я. — Кто из нас коренной деонец?!
— Мне не приходило в голову, что это диалект. И сегодняшнее откровение Анды я слышал как «поддержи, выбери меня». Турэс — это выбор, а дэнне — малыш.
— Не малыш, а дитя.
Дэйн глубоко задумывается.
— Вот уже два века все откровения Анды начинаются с анирэн. Вторая фраза меняется. Чаще всего повторяются «разрушь» и «уничтожь».
— «Выпусти» и «устрани», — перевожу с высокого диалекта. — Дэйн, неужели в Деоне так мало людей удостаиваются аудиенции у адэна?
Искреннее недоумение в золотых глазах вынуждает меня пояснить:
— Высокий язык же создан исключительно для того, чтобы общаться с тобой!
— Не со мной, — краешек губ изгибается с досады. — Диалект — это язык жрецов, на нём они говорили с Андой. Кроме них язык знал лишь адэн Деона. Все жрецы погибли в день Перелома.
— А ты плохо его учил?
— Да, — легко соглашается он.
— Получается, вы неправильно понимали Анду. Неужели никому не показалось странным, что в откровениях бога нет смысла?
— Совет Домов придерживается теории, что Анда говорит об источниках силы. Как-то пробовали их уничтожить. Засы́пать землёй, завалить камнями, выкопать яму и залить бетоном. Но это невозможно, сила всё равно вырывается наружу. По-твоему, в «освободи», «выпусти» и «устрани» смысла больше?
— Допустим, это иносказание. Нужно высвободить дух, освободиться от низменных страстей или устранить причину, которая привела к Перелому. А это может быть что угодно, даже конкретный человек. Например, ты.
— Давай меня придушим и посмотрим — вдруг сработает, — иронизирует он с совершенно серьёзным лицом.
— Не искушай. Твоя тощая шея и так на это напрашивается.
— Поможешь Деону — души, обещаю не сопротивляться.
— Отличный стимул, — хмыкаю я. — Но кроме шуток: нужно же что-то делать, Дэйн. Я не спасу мир, сидя в твоём замке и читая книжки.
— Вдруг на тебя снизойдёт озарение и в них ты отыщешь причину наших бед, — издевательски произносит он.
— Сильно сомневаюсь. А совсем честно, теперь я вообще не уверена, что в пророчестве идёт речь обо мне. Потому что если на чужую новобрачную я ещё как-то тяну, то далёкой суженой может быть любая девушка из Ариза. И вообще… Что может сделать одна чужачка? Перевернуть мир, изменить мир — одинаково нереально для одного человека!
— Если я ошибся, это будет… — Дэйн пытается подобрать слово, так и не находит подходящего и отворачивается к окну.
«Изменения необратимы», — словно наяву слышу я. Каково это — осознать, что из-за неточного перевода ты напрасно разрушил чужую жизнь? И невозможно что-либо исправить? Вчера я бы не преминула позлорадствовать. Вчера. До приступа чужой боли, до откровения Анды и просьбы о помощи. Новобрачная, суженая… Вдруг я действительно та самая?
— Дэйн, раз я уже Лика Райн, давай вместе подумаем — каким образом извлечь из меня наибольшую пользу? С чего начать?
— Могу показать тебе Деон, — предлагает он после долгого молчания. — То, что от него осталось.
— Начни с Грода. Из-за тебя я пропустила экскурсию.
— Не пропустила. Экскурсия у вашей группы ровно в девять, сейчас восемь тридцать пять. Хочешь присоединиться к своим?
— Это ты так глумишься? — хмурюсь я.
— Никоим образом. Ты ничем не напоминаешь себя прежнюю, я… Мало кто видел меня в неофициальной обстановке. Подойдём, словно мы наблюдатели от Совета, это никого не удивит. За туристами из Ариза постоянно присматривают, каждый день разные люди, чтобы не было вопросов. Даже имена называть не обязательно.
— А моя одежда? — спохватываюсь я. — По ней меня не узнают?
В ответ Дэйн поднимается, подходит ко мне и проводит руками вдоль моих брюк и блузки. От ладоней отделяются слабые светлые нити — я начинаю различать силовые потоки. Теперь на мне изысканный костюм из мягкого льна, как раз для тёплого летнего дня. Цвет незабудок оттеняет бронзовую кожу. С собой Дэйн не церемонится — простые чёрные рубашка, брюки и ботинки. Он быстро относит поднос с грязной посудой, возвращается и протягивает мне руку.
— Готова?
Думаю о том, что скоро увижу Вирта, и от волнения коротко киваю. Тут же мы переносимся к гостинице. Здание окружает бледный светящийся купол, которого я раньше не замечала.
— Дэйн, что за контур вокруг гостиницы?
— Силовой охранный барьер. Поставлен специально, чтобы любопытные аризцы не сбегали в город без сопровождающих.
— Вчера ты каким-то образом подстроил так, чтобы мы с Виртом смогли выйти на улицу?
— Ты преувеличиваешь мои скромные возможности, — ухмыляется он. — Нет, я по-простому собирался забрать тебя из номера. То, что ты вышла сама, к тому же со стороны сада, который вне защитного барьера, — редкое везение или влияние Анды. Как правило, туристы менее активно исследуют служебные выходы.
— Глупо приехать в Деон, чтобы сидеть в номере. И Вирт возмутился, что нас не хотят выпускать в город. Решил доказать своему куратору, что аризцы не боятся самостоятельных прогулок.
— Это недоработка Мэйн, — хмыкает Дэйн. — Не иначе, её слишком потрясло твоё неожиданное возвращение на паром. Обычно все аризцы после лёгкого воздействия на разум безмятежно плавают в бассейнах, дремлют в шезлонгах и наслаждаются коктейлями.
Мысленно соглашаюсь с ним. Я предполагала нечто похожее. Чтобы из года в год ни один из аризцев не обратил внимания на мелкие нестыковки и подозрительные детали — сложно поверить.
— Надеюсь, вы не делаете из людей идиотов.
— Всего лишь приглушаем в них желание сунуть нос во все щели, взамен вызываем чувство расслабленности и довольства. Месяц безмятежного отдыха, не омрачённого отрицательными впечатлениями.
— И ненужными вопросами, — в тон ему подхватываю я.
— Именно, — подтверждает Дэйн.
Мы подходим к центральному входу в гостиницу, где уже поджидают деонцы. Издали они все одинаковые, стройные, рослые, яркие, в лёгких светлых костюмах. Их по-прежнему семь, вместо Рейна красивая деонка с хищным выражением лица, которой я вчера не видела. Сразу чувствуется, что она важная персона, настолько царственная у неё осанка. На нас она бросает беглый взгляд, сухо кивает и тут же теряет интерес.
— Старая лисица Шэрн выползла из норы, — приглушает голос Дэйн. — Шэрникáйс фактически руководит Домом вместо своего супруга. Жёны в Деоне правят исключительно из-за спин мужей. А Дом Кайс, надо отдать ему должное, ловко управляется с туристами.
— Не боишься с ней встречаться? — изумляюсь я.
— Мы виделись исключительно на торжественных церемониях. Там я мало похож на себя настоящего… Лика, старайся говорить потише. Твой акцент слишком заметен.
— Ничего удивительного — я учила язык по книгам, — обижаюсь я.
— Ты прекрасно говоришь по-деонски. Для аризки… Могу я рассчитывать на твоё благоразумие? Что ты не бросишься на шею своему блондинчику?