— Ты скрепляешь браки? — удивляюсь я.
— Раньше этим занимались жрецы, после Перелома их обязанности взяли на себя проводники. Людей связывает Анда, а кто произнесёт ритуальную фразу, не так уж и важно.
В храме, кроме нас, никого. Круглый зал освещён солнцем, склонённая голова божества купается в рассеянных лучах. Алый пол под ногами отражает свет, из идеально гладкой поверхности вырастают колонны. Каменные скамьи приятно прохладные, но жёсткие. Я ёрзаю, Дэйн смотрит на часы.
— Пора. Надо переодеться в традиционный костюм адэна.
— Ни за что, — протестую я. — Забудь про этот кошмар.
— Чем он так плох?
— Он не плох. Он ужасен! Чёрт, Дэйн, ну почему я должна объяснять тебе такие вещи! Тебя совсем не учили управлению? Созданию положительного образа главы государства?
Кислая мина.
— Тебе лучше не знать о том, чему меня учили. Хорошо, как, по-твоему, я должен выглядеть?
Перебираю в памяти наряды глав Домов.
— Костюм Нейда помнишь? То же самое, только в тёмном варианте.
— Гадость, — морщится Дэйн.
— Это хламида твоя гадость, а глава третьего Дома, даром что старый хрыч, одет элегантнее всех в Совете. Или для тебя такое слишком сложно?
— Я один из немногих, кто создаёт композит для современных домов, а тут какие-то тряпки! — обижается он.
— Значит, без проблем. И мне измени костюм, вдруг в толпе окажется кто-нибудь из тех, с кем я встречалась позавчера. Два раза в одном и том же появляться на публике нельзя.
Дэйн бурчит нечто неразборчивое, но точно не хвалебное тонкому вкусу Нейда. Несмотря на его ворчание, наша одежда превращается в нечто изысканное. Я тоже не бездействую: уж что-что, а обыкновенную расчёску представить несложно. Расчёска получается отвратительного бурого цвета и с невнятной загогулиной на конце. Ладно, это лучше, чем ничего.
— Повернись, я тебя причешу, — приказываю тоном, не допускающим возражений.
— Может, не надо? — с опаской отодвигается от меня Дэйн.
— Надо, — тяну его к себе.
Он уступает с тяжким вздохом, способным разжалобить статую Анды. Я непреклонна. Расчёсываю упрямые пряди, заплетаю от висков две тонкие косички и скрепляю ими распущенные волосы.
— Создай, пожалуйста, заколку.
Изящный зажим тонет в огненном великолепии.
— Всё, можешь благословлять новобрачных.
Скептическая усмешка.
— Что, теперь я похож на красавчика Верга?
— Ты похож на адэна Деона, которым Верг никогда не станет.
Дэйн подаёт мне руку.
— По-моему, это бессмысленная трата времени. Ты недавно утверждала, что я адэн в любой одежде. Разве наряд и причёска делают меня лучше?
— Нет, но они подчёркивают твои достоинства. Прости, Дэйн, ты словно специально вызываешь к себе неприязнь. Не только наплевательским отношением к собственному внешнему виду — всем своим поведением. Ты резок, груб, прямолинеен, демонстративно пренебрегаешь приличиями. Если ты сам настраиваешь против себя Деон, чего ожидать от других? Я наблюдала за тобой целый день — ты совершил столько хорошего, ничего не требуя взамен. Однако то, как ты держишься с уважаемыми людьми… это ужас, Дэйн. Это хуже твоей хламиды. Ты Стигу так не хамишь.
— По-твоему, я должен лицемерить?
— Вежливость не лицемерие. Понятно, почему ты такой колючий, но нельзя же постоянно предупреждать удары. Так можно оттолкнуть и тех, кто не собирался бить.
Взгляд через плечо на Анду и укоризненное:
— За что он так со мной?
— Нечего на бога коситься, ты сам виноват, — поправляю упрямую прядь его волос. — Принёс себя в жертву ради спасения мира — получил строптивую жену. Надо было выбирать милую и кроткую девушку.
— Идём, — перебивает меня Дэйн, но по его губам скользит еле уловимая улыбка.
Ровно восемь. Деонцы встречают наш выход из храма приветствиями — жидкими, и всё же. Потом я слышу удивлённый гул. Ещё бы! Без жуткой алой занавески Дэйн выглядит соответственно своему положению. Не мальчишка, не сопляк, не недоносок: адэн Деона — спокойный, взрослый, уверенный. Я стараюсь держаться позади, позволяя мужу приветствовать молодожёнов. Три пары, все в оранжевом, босые, простоволосые. Сияющие глаза и трогательно сплетённые руки.
— Согласны ли вы обменяться энергией? — ритуальный вопрос Дэйна, обращённый к женихам и невестам, вызывает у меня смешок.
Наконец-то я вижу, как происходит этот обмен. Оболочки сливаются в единое целое, а затем новая образованная энергия вновь делится на две. У одной пары она бледно-лимонная, у двух других более насыщенная, жёлтая. Алой, как у нас с Дэйном, нет ни у кого, я специально присматриваюсь к деонцам. Также я замечаю, что большинство людей приглушают свои оболочки, сводят их до еле различимого контура. Теперь понятно, почему Дэйн не боится быть узнанным, когда разгуливает по Деону без своей хламиды. Церемония заканчивается клятвой супругов, скреплённой поцелуем. Поцелуй отнюдь не символический, собравшиеся поддерживают молодых одобрительными выкриками. На этом всё заканчивается. Пары исчезают, площадь пустеет.
— Лика?
— Почему все новобрачные отлично себя чувствуют, а я на пароме упала в обморок?
— Ты отравилась моей энергией, — пытается отшутиться Дэйн.
— Я серьёзно.
— Я тоже. Ты же видишь, насколько моя оболочка отличается от остальных. В роду адэна не обязательно рождаются мальчики. Иногда наследницами становятся дочери, править же могут только мужчины. Поэтому наша энергия не объединяется, а полностью замещает другую: из какого бы Дома ни был супруг или супруга, после заключения брака они принадлежат Дому Райн. Отличительный знак — огненная шевелюра и алая оболочка… О чём задумалась?
— О том, насколько тесно ваша вера связана с огнём. Анда в языках пламени, оранжевые одежды для торжественных церемоний, алый цвет силы. И адэн Деона — живое воплощение стихии. Так было всегда?
— Анда и адэн происходят от одного древнего слова «анд» — огонь, свет, жизнь, — Дэйн опускает взгляд. — Оттуда же и андэ — «дарованная Андой».
По коже бегут мурашки. «Любовь — это бесполезное чувство…»
— Тебя Анда мной наказал, — шучу я.
— Да.
Голос серьёзный и обречённый. Обиженно кошусь на него. Ладно, сама знаю, что не подарок.
— Дэйн, я умираю с голоду.
Протянутая рука.
— Тренируйся в перемещениях. У меня нет сил даже поесть, вернёмся в замок — рухну и вырублюсь до утра.
Не врёт. Оболочка почти совсем погасла. Укол стыда — я же заставила его создавать костюмы.
— Может, зачерпнёшь энергии из источника?
Он отрицательно качает головой.
— Часто им пользоваться вредно. Как вино: один бокал полезен, а бутылка каждый день приводит к зависимости.
Спорить не буду. Муж-алкоголик — сомнительное удовольствие. Перемещаюсь сразу в спальню Дэйна, поближе к кровати, на которую он плюхается, не раздеваясь. Я иду к себе, умываюсь, накидываю халат и заглядываю в столовую. На столе два подноса — жаркое, взвар и чай. Всё горячее, словно только что приготовлено. Свою порцию уплетаю за минуты, забираю тарелку и чашку с взваром и возвращаюсь к Дэйну.
— Поешь, пожалуйста, — тормошу его.
— Что?.. — он приподнимается на локте.
— Поешь, — повторяю я. — И переоденься. А ещё надо заплести косу, иначе волосы за ночь спутаются, придётся утром колтуны разбирать.
Послушно садится, принимает тарелку из моих рук, ест медленно, как всегда… Не такой уж он и непривлекательный. Скорее, необычный. Характер, конечно, тяжёлый, но, кажется, я и к этому привыкаю.
— Лика, ты что, всерьёз решила обо мне заботиться? — недоверчивый, изучающий взгляд. — Как будто я тебе муж?
— Не «как будто», а на самом деле. Мы супруги, Дэйн. Энергия одинаковая, усталость общая, боль одна на двоих… Я уже говорила — нужно было думать раньше. До того, как привязал меня к себе. Теперь у нас два варианта: первый — попробовать строить отношения. Нормальные доверительные отношения между двумя взрослыми людьми, вынужденными быть вместе. Второй — эти отношения прилюдно изображать и жить, словно мы чужие.
Забираю у него пустую тарелку и отдаю чашку с взваром.
— Наше знакомство вышло так себе… отвратительным, честно говоря. Ты думал о благе Деона и совершил подлый поступок. Но я не из тех упёртых девиц, которые копят и лелеют обиды. Я готова тебя простить, понимаешь? По-настоящему простить, без упрёков и постоянного тыканья в вину носом. Без скидок на пророчество, вне зависимости от того, изменю я мир или нет. Ведь я тоже одинока, у меня нет ни семьи, ни друзей. И мне кажется… я тебе нужна. Не Деону, а тебе.
Взвар он выпивает залпом. Опущенная голова и молчание.
— Я отнесу посуду, затем вернусь. Можешь ничего не отвечать, просто подумай.
Сердце колотится, будто я пробежала триен без остановки. В столовой приходится постоять минут пять, чтобы справиться с дрожью в руках. Перенос, кухня, посудомойка, перенос, собственная комната, пижама, книга, неуверенный шаг в сторону двери между спальнями.
Что я буду делать, если услышу: «Лика, ты для меня лишь средство помочь Деону. Фиктивная жена, как и для твоего блондинчика. Мне не нужно ни твоё прощение, ни ты»? Я навязываюсь человеку, который в принципе отвергает чувства. Хочется малодушно развернуться и спрятаться в своей комнате. Но я презираю трусость. Поэтому делаю усилие и захожу. Дэйн поднимается мне навстречу — сосредоточенный, напряжённый.
И протягивает руку с расчёской.
Это стоит тысячи слов. Доверие. Не важно, с чего всё началось, главное — чем обернулось. Строптивый огненный шёлк волос течёт сквозь пальцы, так и норовит выбиться из плетения. Крепко завязываю и не без сожаления отпускаю косу.
— Доброй ночи, Дэйн.
— Доброй ночи, Лика.
Половину ночи я читаю, хорошо, что Дэйн привык спать при свете. Толстенная книга о Переломе написана не так давно, лет двадцать назад. Собрано всё что только можно: рассказы немногочисленных очевидцев, мнения глав Домов, откровения проводников, предположения о причинах, порой весьма дикие. Огонь вспыхнул среди ночи, Деон сгорел за секунды. Спастись деонцам не помогло даже умение мгновенно перемещаться — люди гибли, не успевая понять, что происходит. Из почти тысячи городов уцелело пятнадцать — те, что прилегали к замкам Великих Домов, расположенным на юге, ближе к океану. Гроду повезло, что он выстроен практически на побережье. С изумлением узнаю, что раньше столица доходила до самого парома. Пятьдесят три года назад адэн Грэнирáйн, дед Дэйна, принял решение отдать эту территорию огню — держать над ней силовой барьер стало слишком затратно. Сохранилась только дорога и сама гавань.