— Ты ненормальная, Лика. Обычно, когда Стигу нужен выходной, на замену приходит его мать. Зачем тебе возиться на кухне?
— Если кто в Деоне и ненормальный, это точно не я. А Тейн я видеть не хочу.
Он замирает.
— Лика?..
— Ешь, — повторяю я. — Уверена, ты такие не пробовал. Я знаю тринадцать рецептов сырников и около двадцати — блинчиков и оладушек. В нашем отделе разрабатывали умную сковородку, как ты думаешь, кто тестировал новые модели? Даже боялась, что растолстею, представляешь? Зато все сотрудники табунами паслись в моей лаборатории, сам директор института приходил чаще, чем обычно, и…
Дэйн молча обнимает меня и так стоит. Потом садится, старательно прячет лицо. Хотя чего ему — чёлка длиннющая, всё скрывает. Это мне, чтобы утаить слёзы, нужно выдумывать повод — соринка, мол, в глаз попала.
— А что такое белое?
— Сметанный соус. Тоже сладкий. Вкусно?
— Очень. С такой едой скоро растолстею я.
— Не переживай, у тебя будет куда тратить энергию. Не передумал идти к Рейшу?
Он тщательно добирает соус последним кусочком сырника и поднимает взгляд.
— Я уверен, что это подождёт. Если я… Если ты… по-прежнему хочешь мне доказать…
— Хочу, — надеюсь, мой голос не дрожит. — Очень хочу, Дэйн. Сейчас посуду отнесу…
— К чёрту посуду! — волна воздуха относит стол в сторону. Ничего себе… — Лика, только прежде ответь: с твоей стороны это лишь жалость? Ты так поступаешь потому, что меня пожалела?
— Дурак ты, Дэйн, — выдыхаю я. — А ещё адэн.
Короткая алая молния срывается с моего пальца и аккуратно разбивает пустую тарелку пополам. Красиво, наглядно и доходчиво. Андэ. Одна жизнь на двоих, одно сердце, одно дыхание.
— Дурак… — эхом повторяет он. — Считал, что так замечательно соврал Совету…
— Я тебя предупреждала — не ври, — пытаюсь срастить тарелку. Сложно! Ломать не строить, целая вещь получается с пятой попытки.
Дзинь! Другая молния нагло сводит результаты моего труда на нет.
— Сказал же тебе — в бездну посуду!
— Отличная семейная жизнь, — ухмыляюсь я. — И плюхи не нужны — отношения можно на расстоянии выяснять.
Затыкать рот он научился быстро — стоило один раз показать как. Способный. Кто из нас кого переносит в спальню, уже неважно. Трусы с сердечками остаются неоценёнными. Дэйн целуется так, что неважным становится всё — Деон, Анда, Перелом. Отрывается только тогда, когда мы оба начинаем задыхаться.
— Дальше я представляю всё очень смутно, — шепчет он. — Поэтому тебе придётся подсказывать, что я должен делать. И ещё мне страшно. Это ведь не слухи, Лика, и не просто отсутствие влечения — меня так изуродовали. Попытка испытать наслаждение вызывала боль. Но ты каким-то образом забираешь мою боль, и я надеюсь… надеюсь, что смогу…
— Я вообще-то тоже знаю всё чисто теоретически, — целую его напряжённую шею, бьющуюся жилку на виске. — Не бойся… но, на всякий случай, говори, что чувствуешь.
Мои руки проскальзывают под его рубашку, поглаживают спину. Сплошные мускулы, кожа гладкая и горячая. У деонцев нет шрамов, и я никогда не узнаю, что он вытерпел. Осторожно спуститься ниже, бережно приласкать… Ого! Как бы не испугаться мне. Ладно, я теперь сама себе целитель. Никогда не думала, что придётся быть ведущей в свой первый раз… Зато у моего мужа до меня точно никого не было!
— Лика, вот здесь… ещё так сделай…
И кто кого направляет, спрашивается? Представляет он смутно, ага. Зажмуривается от удовольствия, прижимается, стонет, кладёт свою руку поверх моей, регулирует ритм. Пальцы второй руки комкают простыню. Надо было его полностью раздеть, потому что брюки здорово мешают, однако сейчас уже поздно. Дэйн дрожит всем телом, выгибается и тихо вскрикивает. Прекрасно. Один из нас больше не девственник, к сожалению, это не я. Но его глаза, когда он их открывает, сияют так, что шутить на эту тему не хочется.
— Лика, Лика… как хорошо.
Отвожу чёлку, прилипшую к щекам, и целую эти сияющие глаза.
— А теперь повторим, только немного по-другому.
Всегда считала, что после близости валяются в постели и глупо улыбаются лишь герои плохих визокартин. Пожалуйста — лежу, улыбаюсь. Одно утешение — рядом, головой на моей груди точно так же лежит и улыбается Дэйн. Не просто полноценный, а я бы сказала, очень даже горячий и неутомимый мужчина. Простыню точно нужно выбрасывать — на третий раз он её разодрал окончательно. Коса расплелась, и я ласково перебираю пальцами огненный шёлк волос.
К чему я оказалась совершенно не готова — к его нежности. Словно весь её запас, что у других людей тратится на родных людей постепенно, выплеснулся за миг и достался мне одной. А ещё, как выяснилось, у адэнов отсутствует не только совесть, но и стыд, и о своём предложении говорить о собственных ощущениях… Нет, я не пожалела! Однако поняла, что умею неплохо так краснеть.
— Лика…
— Что, опять? — ужасаюсь притворно.
— Семь вечера. Есть хочется.
— Почему я не удивлена? На ужин тушёные овощи, сейчас принесу.
— Нет, — он перекатывается на живот, озорно сверкает глазищами из-под чёлки. — Идём в Грод? В тот самый ресторан. Закажем вина…
— И отпразднуем потерю девственности, — ехидничаю я. — В тройном размере.
— Кто в тройном, — Дэйн гордо улыбается, — а кто и пропустил разок. Лика, правда. Давай сходим. А после к Рейшу.
— Мне показалось, ты про Рейша в лучшем случае завтра вспомнишь.
— Сейчас я как никогда желаю, чтобы Деон возродился.
— Вместе с Домом Райн? — шаловливо глажу ту часть его тела, которой мы будем обязаны этим возрождением.
— Лика, не шути с огнём… так мы можем никуда не уйти. Да, вместе с нашим Домом.
— С твоим темпераментом этого недолго ждать.
— Продолжай в том же духе, мне никто и никогда не говорил столь приятных вещей. А это что?!
Приподнимаюсь на локте, чтобы разглядеть то, что он держит в руках.
— Трусы с сердечками. Горошки не выражали всей глубины моей обиды, когда ты сбежал.
— Лика, ты страшна в гневе. Но я тебе отомщу, — Дэйн с невозмутимым лицом надевает созданные мной трусы. — Каждый раз, глядя на меня, ты будешь вспоминать, что на мне это. И если глава второго Дома спросит, почему моя андэ глупейшим образом улыбается…
— Я отвечу, что мой муж не только неистощим в постели, но и обладает извращённым чувством юмора. Между прочим, мог бы и поблагодарить! Я могла бы сделать фон белым, а не чёрным, тогда бы они ещё и просвечивали сквозь брюки.
— За «неистощимого» твоё коварство прощается. Ты одеваться собираешься?
— Не-а, — щурюсь, словно сытая кошка. — В старых книгах часто встречается выражение «он одевал жену». Жажду посмотреть, как это воплотится буквально. Помнится, ты пугал меня тем, что наши вкусы сильно отличаются. Мне любопытно взглянуть, что ты считаешь красивым.
— С одним условием — ты так и пойдёшь, — Дэйн предвкушающе облизывается.
— Договорились!
Что я теряю? За исключением жуткой хламиды — тьфу, пакость! — ничего ужасного я на нём не видела. Да, вещи простые и не соответствующие статусу, так и статусу тому всего три года. За размышлениями я не отслеживаю, когда на мне появляется платье. Алого цвета, с широкой юбкой до пят и узким вырезом. Слишком роскошное, к такому полагается дворец и трон с венцом в придачу.
— Дэйн, а супруге адэна корона положена?
— Хранится в сокровищнице замка. Принести?
— Не надо. — Боюсь, если надену то, что принадлежало Олинирайн, меня стошнит. — Это я так… для информации.
— Первый Дом Райн за тысячи лет скопил ценностей больше, чем все остальные Дома Деона, вместе взятые, — спокойно замечает Дэйн. — Всё это заперто в сокровищнице, допуск у тебя есть. Свою корону с кольцами я позавчера отнёс туда же. Пользоваться этими вещами не собираюсь, мне вполне хватает того, что я зарабатываю сам. Это я тоже так, для информации.
— Пропади они пропадом, ценности твоих родственничков, — высунув от усердия язык, я пытаюсь создать себе бельё в цвет платья и туфли на каблуке в десять иенов. Зараза, один каблук всё время меньше другого! — Пускай наши дети решают, нужен им этот хлам или всё же в музей отдать… Дэйн, помоги!
— Ты не сможешь на этом ходить, — безапелляционно заявляет он.
— Зато Рейшу на макушку плюну если что, — объясняю я.
Он всё равно из десяти иенов оставляет пять. Вредина.
— Кто-то однажды заметил, что я ростом не вышел, — смешок. — Пожалей моё самолюбие, подари преимущество хотя бы в пять иенов. Всё, ты готова?
— Я да, а ты — нет, — зловеще помахиваю расчёской. — Иди сюда, вредина низкорослая.
— Попросил бы! — он грозно хмурится, но уголок губ выдаёт улыбку.
Муж. Теперь уже настоящий. Андэ, половинка. Никому не позволю обидеть, оскорбить, причинить зло. Любуюсь, как под зубцами расчёски растекаются языками пламени пряди волос. Дамочки деонские локти себе искусают, когда разглядят, кого они проворонили. Неожиданно я замечаю часы и хлопаю себя по лбу.
— Дэйн! Надо на кухню заскочить! Ужин-то я работникам оставила, но надо проверить и убрать посуду.
— Заскочим, — обещает он.
Себя он одевает сам, выбрав за образец главу седьмого Дома. Огненные волосы на чёрном фоне выглядят намного эффектнее пышной причёски Верга. Когда мы принаряженные появляемся на кухне, два запозднившихся работника неприлично таращат глаза. Желаю им приятного аппетита, убираю остатки овощей в холодильник. Практически ничего не осталось, значит, мою стряпню оценили. Можно отдыхать.
В ресторане, как и в прошлый раз, полно народу, однако к нам незамедлительно летит официантка и столик образуется словно по волшебству. Дэйн не прячет оболочку, я тоже. К тому же алый — это цвет адэна и Дома Райн, остальным его носить непозволительно. Несомненным плюсом этой открытости является и то, что за соседними столиками всё тут же принимаются премило беседовать на безобидные темы. Никаких обсуждений политики, пророчеств проводников и тому подобного.