— Маста Лика? — слышу я удивлённое.
Стиг в изумлении взирает на меня у плиты.
— Доброе утро, — улыбаюсь я. — Поздравляю с рождением дочери. Зря вы пришли, я бы справилась.
— Анэн, маста Лика. Не стоило вам утруждаться. Масте Райн и так позволяет мне неслыханные поблажки… — Стиг явно не заканчивает фразу.
— В память о детстве? — спрашиваю тихо.
— Да, маста Лика. И не только о детстве.
— Неужели хоть кто-то в замке проявлял человечность? — едкие слова вырываются сами.
— Не в той мере, чтобы заслужить благодарность, но масте Райн ценит даже крохи вроде тайком переданного куска хлеба… Маста Лика, если вы хотите до конца оценить прошлое, вам нужно побывать в покоях адэна и его семьи.
— Вы проводите?
Каша доходит, взвар готов.
— Да, маста Лика.
Он переносит нас в галерею, которую Дэйн скрыл от меня, когда показывал замок. Ослепительный блеск позолоты, огромные окна-арки на внутренний сад.
— Я вернусь на кухню, маста Лика. Прошу вас, не задерживайтесь.
Двери в два человеческих роста. Комнаты такие, что из одного угла другой едва угадывается. Пышные драпировки, расписные плафоны, ковры, драгоценные панно. Часть покоев — женские, с преобладанием сиреневых и бежевых тонов. Изысканность и запредельная роскошь. Солидный кабинет и примыкающая к нему спальня — мужские. На стене портрет — ещё один образец объёмной живописи. Люди на картине кажутся живыми. Кэлнирайна я узнаю сразу — холодная, правильная, высокомерная красота. Рядом прелестная спутница, огненные волосы уложены в изумительную причёску, нежная и очаровательная улыбка. Нарядному мальчику между ними лет десять или около того. Копия отца, тоже будущий красавец. Взгляд на мать полон любви. Идеальная семья.
Если забыть, что Дэйну в то время должно было быть семь лет. Его держали впроголодь, чтобы после сделать живое украшение Дома. Не сын, не человек, не мужчина. Очень хочется спалить портрет, но я заставляю себя погасить алые искры на кончиках пальцев. Этих людей больше нет. Нет. Анда отомстила за меня. Вряд ли ей пришлось по нраву насилие, особенно совершённое для того, чтобы говорить с ней. Я заглядываю в оставшиеся комнаты — та же утончённая роскошь и всевозможные удобства. Ванные комнаты размерами с поля, мозаики на стенах складываются в живые узоры. Музыкальный салон, на возвышении арфа, на инкрустированную раму брошен яркий платок. Здесь ничего не трогали, одежда так и висит в гардеробных, безделушек на туалетном столике не касалась ничья рука. В парадной спальне кровать под балдахином с тяжёлыми кистями, горка шёлковых подушек, в углу каждой вышит барс — знак принадлежности к Дому. Нагибаюсь рассмотреть поближе и спотыкаюсь о палку, торчащую из-под кровати. Плеть или кнут — я не разбираюсь, отличия, кажется, в длине. Рукоять выточена из драгоценного камня, кожаные хвосты кажутся безобидными.
«На меня побои не действуют — привычка».
Мир, жизнь в котором состоит из сплошных чудес. Мгновенные перемещения, дома за четверть часа, предметы из воздуха, отсутствие болезней и долголетие. Неужели этого недостаточно, чтобы искоренить жестокость?!
Алая искра непроизвольно срывается с моих пальцев и превращает плеть в пепел.
В спальне я появляюсь минут через десять. Подозрительная тишина. Дэйн спит, свернувшись в клубочек. Спина напряжена, губы стиснуты. Такое впечатление, что расслабляется он только рядом со мной.
Неделю назад я не подозревала о его существовании. Деон для меня был сказкой, легендой, мечтой. Прекрасный таинственный мир. Великие Дома с их покровителями, удивительные традиции, всемогущее божество Анда и баллады о связанных душах.
Вот она, душа моя. Гордый, упрямый, целеустремлённый парень. Язвительный и грубый, нежный и доверчивый. Сколько перерождений мы пережили? Сколько раз встречались вновь? Любопытно, хоть когда-нибудь наше знакомство начиналось мирно? Не с желания поубивать друг друга?
— Лика?.. Я что, заснул?
— И спал бы дальше. Пять минут девятого, до Совета целый час.
— Не, надо вставать. Есть хочу — умираю.
— В столовой завтрак.
— Итэн! Я быстро в душ… О-о-о! Эти жуткие волосы! Лика, давай их опять обрежем, а?
— Попробуй, рискни! — грожу ему кулаком. — Могу помочь промыть.
— В следующий раз, — отвечает Дэйн после минутной борьбы. — Когда мы никуда не будем торопиться.
Мне тоже душ не помешает. На Совете хочется выглядеть как можно лучше. А ещё надо тренироваться создавать одежду самостоятельно, но у меня с этим до сих пор сложности. С предметами есть одна тонкость — нужно очень хорошо их представлять. Нельзя, скажем, увидеть платье лишь спереди, рискуешь оказаться одетой наполовину. То же самое с застёжками — подумаешь об одной пуговице, одну и получишь из пяти-шести, что необходимы. Вышивку необходимо продумать вплоть до каждого стежка — честное слово, проще иголку с нитками взять. Есть вариант копировать с изображения, только вряд ли Дэйн выписывает журналы мод, а на иллюстрациях в книгах наряды столетней давности. Здесь мне будет очень полезна Шэрн, да и с остальными жёнами глав Домов хотелось бы познакомиться. Вдруг удастся наладить отношения и с ними? Насколько я поняла, андэ в Деоне прощается многое, даже то, что она из Ариза.
— Лика, ты где пропала? Хм, неплохо. А почему фиолетовое?
— Потому что у меня отвратительное воображение. Сказать: «цвета ночного неба» я могу, а нарисовать соответствующую картинку в голове не выходит. То чёрное получается, то вот такое.
Дэйн водит рукой, платье становится нужного цвета, а мне в голову приходит мысль.
— Ты ведь сейчас воздействуешь на энергию, которую я преобразовала?
— Нет, я меняю конкретную материальную вещь.
— В чём разница?
— Эта вещь уже существует независимо от потоков энергии. Барьеры, охранки, ловушки — несколько иные структуры.
Тоскливо вздыхаю.
— Дэйн, я запуталась. Энергия не может влиять на энергию, но в то же время города, окружённые силовыми барьерами, пользуются силой. Получается, Анда проникает за то, что создано с её помощью.
— Но она не может повлиять на сам барьер. Снять его, растянуть или сжать. Это могут только люди. К тому же барьеры бывают разные. Те, что над городами, защищают от огня, сила сквозь них проходит свободно. Те, что когда-то… изолировали меня, не пропускали силу, значит, энергию можно запереть.
— Не понимаю, — задумываюсь вслух. — Заранее поставить барьеры над тысячей городов. Неужели никто их не видел? Не интересовался, что происходит?
— Лика, ты хорошо ориентируешься в структуре потоков? — Широкая улыбка.
— Совсем не ориентируюсь, — признаюсь я. — Словно сотню паутин переплели в один клубок. Тебя нахожу только потому, что твою энергию ни с чем не спутаешь.
— А теперь представь, что потоков в сотню раз больше. Это сейчас барьеры над городами бросаются в глаза, поскольку остальной мир лишён энергии. До Перелома весь Деон состоял из энергетических нитей, попробуй вычлени те, что растянуты над огромной территорией. Но пусть бы и нашёлся кто-то слишком внимательный… Подозреваю, его заставили бы замолчать. Жрецы обладали реальной властью. Если они действовали заодно с адэном Деона — могли творить всё что вздумается и оправдывать это велением Анды. Как объяснили появление источников.
Он хмурится, смотрит в окно.
— Знаешь, есть какая-то справедливость в том, что один адэн угробил мир, а другой должен возродить.
— В чём тут справедливость? — возражаю с жаром. — Тебе приходится разгребать последствия поступков тех, кто подобных тебе даже за людей не считал!
— Не важно, кем они считали меня, — усмехается Дэйн. — Я — Райн, и это моя обязанность — думать о Деоне.
— Сейчас ты должен думать о завтраке. До Совета двадцать минут, с той скоростью, как ты ешь, останешься голодным.
— Сама подкидываешь идеи! Тебе ещё с этим возиться, — он ерошит лохматые волосы. — Может, их всё же того…
Шутливый подзатыльник заставляет его замолчать. Кашу Дэйн съедает за десять минут — рекордное для него время. А с огненной гривой, увы, я управляюсь слишком быстро. Будь моя воля, вообще бы рук не вынимала, до того приятно прикасаться к этим шёлковым прядям. Опять заплетаю две тонкие косички с висков, скалываю их с остальными волосами в высокий хвост.
— Дэйн, чёлка твоя… У тебя с ней такой несолидный вид. Можно я её хотя бы заколками подберу?
— Делай что хочешь.
Лицо, лишённое привычной защиты, сразу становится чужим. Огромные золотые глазищи под тонкими бровями с изломом придают невероятную хрупкость облику. Совсем юный, столько вынесший, ещё больше взваливший на себя…
— Лика, почему ты так на меня смотришь?
— Любуюсь. У тебя невероятно красивые глаза. Не прячь их больше, пожалуйста.
На бронзово-золотистой коже румянец почти незаметен.
— Ты делаешь всё, чтобы мы опоздали. То предлагаешь вместе помыться, то отвешиваешь комплименты. На мне не традиционное одеяние, а обтягивающие брюки, учти.
— И трусы в сердечках? — осведомляюсь я.
— Разумеется, — невозмутимо отвечает Дэйн. — Показать?
И кто кого провоцирует?
— Я проверю — прямо в зале, после того как Совет Домов разойдётся. Жаль, что в Деоне не изобрели аналог визуалов — я с удовольствием обзавелась бы снимком тебя в этих трусах на троне… О! Можно достать из хранилища корону, тогда трусы лишние.
Громкий негодующий вопль:
— Лика!..
— Адэн Дэйнирайн, мы уже три часа топчемся на месте, — звучный голос Синта перекрывает бурчание главы Третьего Дома. — Из-за одного трусливого болтуна…
— Это оскорбление! — взвизгивает Нейд.
— Из-за одного трусливого самолюбивого истеричного болтуна, — с напором продолжает Синт, — мы не можем двигаться дальше. Предлагаю учесть обособленное мнение Дома Лайр и перейти к конкретному плану.
— Ты погляди, что творится, — шепчет мне на ухо Дэйн. — Наконец-то я не один против всех.