153. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич! Завтра в среду 30<-го> с<его> м<есяца> у меня вечером будет Шпет. Если Вы не заняты и это Вас интересует, приходите в 8 ч.
29/IV.
154. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич! Елена Михайловна Метнер просит Вас быть у нее завтра в воскресенье 11<-го> с<его> м<есяца> в 4 ч. дня к чаю. Если хотите, можете предварительно зайти ко мне. – Будет Петровский, Эллис, Шпет.
155. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич! Вдруг решил писать Вам; но Коля[1862] сейчас садится в пролетку ехать на станцию, поэтому только два слова. – За все это время лил почти не переставая проливной дождь; за две слишком недели – два-три раза солнце на пять минут. Соответственно этому было и мое настроение; что-то ужасное! Оттого и не писал. –
К нам Вы можете приехать на несколько дней; место для ночевки найдется[1863].
Привет Вашим.
Приезжайте.
Пребывание у Вас было очень центрально важно[1864]; мое настроение испортилось по причинам, совершенно в стороне находящимся от этого пребывания.
156. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич! Ограничиваюсь поздравлением с новым годом. Передайте мой привет и пожелания всего лучшего Вашей маме. Не пишу ничего принципиально. Предпочитаю в свободное время болтать глупости на нем<ецком> языке. – Анюта, конечно, сообщает Вам важнейшее из моей жизни[1866]. До скорого свидания! Любящий Вас Э. Метнер.
1909
157. Белый – Метнеру
Старинный друг, моя судьбина –
Сгореть на медленном огне…
На стогнах шумного Берлина
Ты вспомни, вспомни обо мне.
Любимый друг, прости молчанье –
Мне нечего писать; одно
В душе моей воспоминанье
(Волнует и пьянит оно) –
Тяжелое воспоминанье…
Не спрашивай меня… Молчанье!..
О, если б…
…Помню наши встречи
Я ясным, красным вечерком,
И нескончаемые речи
О несказанно дорогом.
Бывало, церковь золотится
В окне над старою Москвой,
И первая в окне ложится,
Кружась над мерзлой мостовой,
Снежинок кружевная стая…
Уединенный кабинет,
И Гёте на стене портрет…
О, где ты, юность золотая![1867]
Над цепью газовых огней
Пурга уныло песнь заводит…
К нам Алексей Сергеич[1868] входит,
Лукаво глядя из пенснэ,
И улыбается закату…
Твой брат С-mol’ную сонату[1869]
Наигрывает за стеной;
Последние аккорды коды
Прольются, оборвутся вдруг…
О, если б нам в былые годы
Перенестись, старинный друг!
Еще немного помелькает
Пред нами жизнь: и отлетит –
Не сокрушайся: воскресает
Все то, что память сохранит.
Дорога от невзгод к невзгодам
Начертана судьбой самой…
Год минул девятьсот восьмой: –
Ну, с девятьсот девятым годом!
158. Метнер – Белому
Дорогой мой Борис Николаевич; мой милый старинный друг! Что это с Вами? Отчего Вы так падаете духом? Право, у Вас к тому меньше причин, нежели у меня. Приехав в Берлин[1870] совершенно здоровым, я внезапно (и, клянусь безо всякой явной для меня причины…) стал худеть, хиреть, слабеть ежечасно; и притом никакой тоски, никаких лишений; ел, спал хорошо (теперь сплю скверно); вселилось какое-то холодное отчаяние с оттенком задора: «пусть еще хуже, пусть». Сразу почувствовал все расстояние между моими силами, моим возрастом и тою массою науки, которая должна была бы стать моим инструментом, если бы я обратился к ней 16 лет тому назад. Чувство бессилия, бесконечной вдруг нагрянувшей усталости и беспомощности охватило меня, и я никогда не был так близок к самоубийству. Один, умышленно избегая общества, по целым неделям не произнося почти ни слова, я самоуглублялся и старался в одной только своей душе (независимо от всех внешних стимулов к жизни) найти жизнерадостные элементы, говорящие «да»; я решил, что, если их не найду, то вправе буду пустить себе пулю в лоб; т<ак> к<ак> цепляние за жизнь, мысль о горе близких и другие соображения недостаточны, чтобы нести дальше бремя жизни, раз это бремя признано не только тяжким, но и унизительным; да, я испытывал ни с чем не сравнимое унижение, что я трусливо продолжаю жить; пусть это самопревознесение, но я чувствовал, что судьба моя и моя личность так же не подходят друг к другу, как лохмотья – принцу; но в сказке лохмотья могут обратиться в порфиру, а в действительности их надо сбросить, прежде чем броситься с моста жизни в объятия волн смерти. Дорогой друг, два месяца тянулась ожесточенная борьба; я старался, махнув на все рукой, опьянять себя трудовым бездельем, мнимою занятостью, слушал массу лекций, ходил в концерты, на заседания научных обществ, но светского общества избегал, т<ак> к<ак> решительно не был бы способен вести беседу и притворяться уравновешенным. Сначала я было решил уехать из ненавистного Берлина, бывшего мне всегда антипатичным; но потом сказал себе, что это слабость, уступка духу немощи, что ужь если сражаться, то нечего выбирать уютных мест… и я остался… Я боюсь сказать, что уже победил, но думаю, что позиция моя укреплена; сражение продолжается, но я имею уже возможность и радость иногда снимать оружие и отдыхать с мирными, ведущими т<ак> н<азываемую> борьбу за существование гражданами и гражданками, им в этом деле помогающими или мешающими; когда после удачной стычки с своим «врагом» (вот уж где можно сказать «внутренним врагом») я беседовал, отдыхая, с каким-н<ибудь> умником или с какою-н<ибудь> красавицею, то с полным правом рассматривал их, как свои игрушки… Да, я, кажется, нашел в своей душе какие-то зачатки жизнеутверждения, несмотря ни на что. Поэтому я хочу и буду жить и притом долго, потому что я – медленный, и мне в сущности не 36, а 26 лет и, м<ожет> б<ыть>, меньше. Да и Вы – великий юноша земли русской! Совсем не «еще немного помелькает перед нами жизнь»… понимаете: было бы неэкономно, если бы Вы вдруг родились (сколько надо было, чтобы родился Андрей Белый) и, почти еще ничего не сделав, ушли в другой мир. Нет, мой милый! Мы оба будем старенькие, а с нами и Коля и Анюта и Петровский и Марго[1871] и кое-кто еще. Я вижу, что нам, быть может, с Вами предстоит еще и еще раз разлучаться; будут даже очень продолжительные разлуки, но и встречи опять, тем значительнее, знаменательнее, еще глубже и теснее нас связывающие… Мы будем как два закаленных борца, закаленных самою страшною, самою жуткою, самою отчаянною борьбою, именно со стихиями своего существа… Я не спрашиваю Вас, что за одно… тяжелое… воспоминанье. Я знаю…[1872] Но я говорю Вам, как человек, невыразимо страдавший, полюбите себя самого, полюбите себя нежною любовью, смешанною с почитанием себя, как кого-то другого. Из этого чувства к самому себе родится у Вас заботливость о себе, о своем здоровье, о своем телесном и душевном самочувствии, Вы найдете свою гигиену; это займет Вас, и Вы поймете, когда так полюбите себя, что в Вашем волнующем и пьянящем воспоминании смешиваются элементы важные вечные с случайными и Вас недостойными, что это вечное нерушимо и давно стремится назад к Вам в душу, а Вы его оставляете в том vehiculum’е[1873], чтó был необходим тогда в свое время, чтобы выявить это вечное. Я понимаю рыцарей, идущих на смерть за своих дам, я понимаю даже сознательную отдачу себя в распоряжение женщины сфинкса, страсть к которой неминуема, гибельна, но смерть среди страсти, среди реального ощущения уничтожающего бесконечного удовлетворения сластолюбия, а не смерть от… воспоминания… пьянящего… но… впрочем, простите; и Гёте писал:
Но все-таки: истинный муж не должен гибнуть от женщины, с которой фактически расстался; или идите, ищите ее и умрите в ее объятиях… Мне бы хотелось, чтобы Вы заимствовали у Скрябина его уверенности: этот очень замечательный, но не очень гениальный и не очень сильный человек думает, что может вызвать своим искусством «катаклизм». Никогда! Даже Коля и Вы этого не можете; да это и рано пока. – Приезжайте в Берлин на несколько времени, а затем отправляйтесь solo путешествовать по Франции, Италии; обяжитесь писать фельетоны с дороги «от руки» в какуюн<ибудь> газету. Если бы я умел так легко писать, как Вы умеете теперь, я бы не побрезговал фельетонничать. Спасибо, дорогой, за Пепел[1875] (не могу его здесь читать, грустно!) и за стих<отворение> вместо письма[1876]. Я буду в Москве в первых числах русского марта[1877], а пока обнимаю Вас и приветствую Вашу маму. Ваш Э. М.
159. Белый – Метнеру
Пишу Вам: что же решилось? черкните открытку[1878]. Жду ответа. Почему-то кажется мне, что и с журналом, и с книгоиздательством ничего не выйдет: может быть, ошибаюсь. Объясните; до 2-го долго ждать. Были ли Вы у Маргариты Кирилловны?[1879] Что было с рукописями? Как приняла письмо А. П.[1880] она?
Пишу Вам неизвестно почему: до второго, чувствую, нужно, чтобы хотя бы два слова Вы мне написали: так надо.
Остаюсь любящий Вас
160. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич! Не зная точно адреса, пишу два слова, раз это – «так надо»! – М. К. хорошо смеялась, когда я читал письмо А. П – а[1881]. – Наше предприятие скорее осуществится, нежели нет. Подробности у Эллиса. Жду к себе на дачу. Ваш Э. М.
Привет автору «Улыбки Прошлого» и «Ифигении в Тавриде»[1882].
161. Метнер – Белому
Адрес: Pillnitz / Elbe (Sachsen). Villa 56[1883]. – Дорогой Борис Николаевич! Биарриц расстроился[1884]. Получил милое письмо от Марго[1885]. Получили Вы открытку от Верочки?[1886] Здесь две недели стоит такая духота, что ничего нельзя делать. – Пишу Вам только, чтобы приветствовать Вас… Мы живем здесь роскошно в большом доме с башней, откуда вид на долину, где Эльба шумит…[1887] Коля сочинил гениальные песни (Ницше и Гёте)[1888]. В Пилльнице Вагнер концепировал Лоэнгрина[1889]. – Нельзя ли Ваш № или № Эллиса (Весов) передавать отцу моему, чтобы он пересылал мне. Абонировывать не стоит. Обнимаю Вас. Э. М.
162. Белый – Метнеру
Пишу Вам два слова. Больше не могу – нет слов: невралгия, зубы, бог знает что.
Вы слышали о Леве?[1890] Это не воровство, но и не несчастная случайность: это – чудовищное хулиганство, за которое сечь мало; теперь это – всемосковский скандал[1891].
(Мое мнение между нами).
Слышал два слова об издательстве не с К<усевицк>им[1892]: но это было в дни таких ужасных потрясений, что скользнуло как-то мимо; мы теперь – уже не литераторы, а просто убоина какая-то; мы – вне черты законности, справедливости и пр.
Помню свет, помню, что наше трио (Вы, Ник<олай> Карл<ович>[1893], я) должно существовать.
Леву исключаю из всего; сейчас недалеко от Нюренберга происходит нечто важное 1) для России, 2) для нас, если Вы помните наши разговоры перед отъездом[1894].
Простите стиль письма: едва не кричу от невралгической боли, перо вываливается. Как только выздоравлю, будет все страшно интересно и об издательстве, и о другом.
Милый, дорогой, известите меня о том, где Вы и куда едете.
Христос с Вами.
P. S. Н. К. и А. М.[1895] мой привет.
163. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич! Надеюсь, что Эллис прочел уже Вам письма относительно книгоиздательства и журнала[1896]. Считаю, что первое уже начало функционировать вчера в Пилльнице, где более полустолетия назад у Вагнера зародилась мысль о Лоэнгрине[1897]. Мы начинаем из Германии стрелять в Россию голубыми стрелами из серебряного лука. – Источник средств – самый чистый. – Хотя и не столь богатый, как контрабасист[1898]. – Деньги высланы. Ступайте к моему папе и возьмите под расписку. Напишите мне, чтó Вы намереваетесь делать; кланяйтесь Сереже[1899]. Любящий Вас Э. Метнер.
Дорогой Лев Львович! Я аннексировал одно лицо для книгоиздательства (непременно) и для журнала (может быть)[1900]. Книгоиздательство может начать функционировать через две-три недели. Напишите об этом Бугаеву. Это лицо мне более симпатично, нежели К<усевиц>кий, даже несравненно более, но его средства не столь велики, так что журнал должен через два года или прекратить существование, или не приносить убытка. Сообщите мне, возможно ли, без опасения быть предупрежденным и создать себе конкурентов, отложить журнал до 1911 г.? Ибо в крайнем случае я могу настоять на издании журнала уже с 1910 г. – Мне хочется открыть имя издателя лишь в момент начала действия. Спасибо Вам за милое письмо. Боюсь, что Вы преувеличиваете чересчур мое значение. Обнимаю Вас. Э. М.
Дорогой Лев Львович! Оба Ваши письма от 7/VIII и 10/VIII получил. Последнее Ваше письмо определило мое решение настоять на журнале[1901]. Журнал будет и теперь, кажется, «безвозвратно»[1902]. – Но имейте в виду, что жертва в данном случае большая; лицо, дающее деньги, далеко не столь богато, как Куссевицкий. Имени этого лица я пока не назову; необходима строжайшая тайна, ибо иначе все распадется; почему – расскажу при свидании; мне лично несравненно приятнее иметь дело с этим лицом; кроме того, мы свободно можем начать поход против юдаизма, против чего и кого угодно, т<ак> к<ак> это лицо во всем со мною согласно и по основным чертам своего мировоззрения – дитя вагнерианской культуры. Я сейчас устал и потому пишу кое-как. Направление журнала (по желанию издателя) должно быть германофильское (в широком неполитическом нефанатическом культурном смысле слова) и отнюдь не враждебное Вагнеру; вот и все; в остальном мы свободны, свободны в бóльшей степени, нежели с Кусcевицким; так, мы не обязаны сразу давать 1⁄5 места музык<альному> отделу[1903], чтó было бы вначале затруднительным, т<ак> к<ак> надо еще образовать и воспитать кадры музык<альных> сотрудников. – [Сообщите Бугаеву, но не рассказывайте пока всем о журнале]. Разузнайте в Комитете по делам печати подробнее (у секретаря) о формальностях и о том, требуется ли залог от издателя. Мне придется выступить официально не только редактором, но и издателем. Надеюсь, что Весы будут прикончены[1904]. Это необходимо, чтобы наследовать их подписчиков. Необходимо поставить журнал солидно, но безо всякой роскоши. Вообще надо быть экономнее, чтобы журнал не стоил дороже Весов, а был бы все-таки полнее и шире по содержанию. – Один год мало, необходимо выдержать по крайней мере два года. – Если бы Вы знали, как мне не хочется возвращаться в Москву, как мне невыгодно оставить «себя», ту линию, на кот<орую> я попал; я опять запутался и потому умственно совсем серый и выдохшийся; мне надо остаться у «себя» еще с год. Но я готов ради дела, ради Вас и Бугаева приехать и работать, как смогу. Обещайте мне только не устраивать из редакции «говорильного помещения»; иначе я замотаюсь и разнервничаюсь; должен быть строжайший порядок и деловитость; я ни с кем ни в какие долгие разговоры пускаться не намерен и буду сух и лаконичен. Поменьше обещаний и программности и побольше устойчивости, внутреннего тайного знания, куда надо вести, неуклонности, бесстрашия, поменьше честного собачьего лая и побольше неслышной кошачьей неуловимости, и все-таки неожиданной определенности… –
28/VIII. Два дня был не в духе и потому не писал. Казалось, что надо отказаться от журнала, т<ак> к<ак> я ни на что не годен; а на журнал дают деньги под непременным условием моего фактического и юридического редакторства… – Вчера ночью виделся и беседовал во сне с Кантом; ничего… старичок одобрил меня относительно культуры; вполне согласился с моим мировоззрением, только ворчал на неточность выражений; ворчал, лаская меня при этом своим голубым взглядом; был он без парика в бархатном халате и угостил меня очень вкусным и обильным обедом. Помню до мельчайших подробностей его квартиру; отдельная комнатка (где я мыл руки), с ванной и тут же шкаф со стеклянными дверцами, а в шкафу его платья, очень красивые. Штанов по крайней мере 8 пар. Этот сон очень приблизил меня к личности (к неуловимому) Канта и успокоил меня, будто я в самом деле у него был… Пишу Вам дальше то, что приходит в голову относительно дела. 1) Надо заказать кому-нибудь из художников (Владимирову, т<ак> к<ак> он умеет гравировать, или кому-н<ибудь> еще) марку издательства (она же может быть и маркой-гербом журнала). Если окончательно решено книгоиздательство, – Символ, журнал Музагет, то маркой могла бы быть камея Аполлона-Музагета, т. е. Аполлона в венке и в одеянии; надо привлечь к этому делу и Соловьева, чтобы он указал, где достать репродукции, кот<орые> должны служить образцом для художника. Можно так: ; понимаете? – или без надписи; или с надписью только для журнала. Поговорите об этом с Бугаевым и с Соловьевым.
2) В конце текущей недели на имя моего отца будет выслана сумма, достаточная для начала издательства; пусть Бугаев зайдет к отцу в контору (предварительно протелефонировав) и возьмет 300 р. (часть гонорара за Арабески[1905]) и 300 р. (на предварительные расходы по печатанию); а Вы возьмите 200 руб. на расходы по печатанию Бодлэра Поэмы в прозе[1906]; если Вы или Бугаев вместо этих книг хотите печатать сначала что-н<ибудь> другое, то все равно; надо только отцу моему дать расписку в получении таких-то сумм на такой-то предмет; прошу быть здесь очень педантичным; если
Вы очень нуждаетесь, то возьмите себе 100 р. (например, как часть гонорара за Ист<орию> рус<ского> симв<олизма>[1907]). – 3) Прошу Вас и Бугаева (начать можете Вы, т<ак> к<ак> Вы ходите в Музей читать) внимательно прочесть все мои статьи в Золотом Руне, начиная с I года издания (подписанные Вольфинг; те, чтó подписаны В., – незначительны), и, читая, отмечать на особом листе все недостатки стиля, неясности, анаколуфы, недоразвитости, голословности etc. III-ей книгой пойдет Вольфинг, если Вы и Бугаев одобрите[1908]. – 4) Надо скрывать источник средств на издания; пусть хоть думают, что это идет от розенкрейцеров[1909]; еще не решен даже вопрос о том, смею ли я сказать об этом Вам и Бугаеву. Но необходимо уже теперь говорить о новом журнале, чтобы устранить попытки Брюсова и других. Бугаев может пригласить Мережковских и Вячеслава Иванова; Вы можете пригласить Брюсова, Садовского; Соловьев само собою разумеется; пусть Бугаев напишет также Бенуа, если он знаком с ним. Вообще надо, чтобы в литер<атурных> кружках знали про журнал и знали, что Вы и Бугаев всецело будете работать в нем и что литературные тузы не отказываются сотрудничать. – Мне хочется поскорее отослать Вам это письмо, поэтому я не стану ломать голову, чтобы предусмотреть все. – Начинайте действовать и пишите мне, если что Вам придет в голову относительно названия журнала или каких-то других подробностей. – Штейнера я слушал в Берлине зимой. Он мне очень очень не понравился, и гетеанство его хотя и «страстное», но поверхностное и еретическое[1910]. Человек он сильный, но философски наивный с уклоном в популярный некритический монизм. Это какой-то теософский пастор, выкрикивающий «глубокие» пошлости. Гёте наверное не захотел бы знакомиться с ним, раз он в зрелые годы свои отвернулся от Лафатера. – Я не получаю здесь ни Весов, ни Руна. Не читал и статьи Бугаева обо мне (в исправленном виде)[1911]. – Мы остаемся еще minimum две недели в Пилльнице. Затем я еду в Веймар. Очень прошу Вас устроить так, чтобы мне не надо было слишком рано возвращаться в Москву. Вы сообща с Бугаевым можете предпринимать уже шаги к осуществлению журнала: ведь мы обо многом уже сговорились. Конечно, Шестова или Городецкого (вообще жидов) не приглашайте. От участия в петербургских журналах можете не отказываться, но от Шиповника необходимо отказаться, т<ак> к<ак> это наш главный враг[1912]. Простите безалаберность письма.
Жму Вашу руку. Ваш Э. М.[1913]
Резюме этого письма.
1) Принцип издателя: не жертвовать книгоиздательством для журнала. 10 тысяч на книги; 10 тысяч (на первый год 12 тысяч) на журнал и дальше никакого риска на себя; если невозможно, то отказаться от журнала и увеличить книгоиздательство. –
2) Принцип редактора: работать только для себя и на себя, не сообразуясь ни с какими специфически-литераторскими цеховыми тенденциями, интригами, страхами, подвохами и т. п. Под «собою» разумеются: Вы, Эллис, я (на первом плане) и затем близкие нам и действительно высокоталантливые и нуждающиеся молодые писатели.
3) Спешить некуда; первый номер можно выпустить из Вашей или нашей квартиры, вовсе еще не устраиваясь в редакционном помещении.
4) Если лучшим признаете отказаться от журнала, то попросите лиц, потративших на хлопоты время и деньги, представить счет, по которому отец уплатит.
5) Если условия приемлемы (все равно, берет ли дальнейший риск кто-нибудь на себя или журнал превращается в скромный журнальчик), то действуйте, берите деньги, но каждую сделку представляйте отцу моему на утверждение.
6) Надежду на увеличение журнального бюджета я не имею никакой <так!>, хотя и переговорю с издателем.
164. Метнер – Белому
Что же это! Мой милый, милый друг? Вы – больны, обессилены. Эллис набедокурил. Он писал мне недавно: вскользь упомянул о своей неосторожности, вызвавшей неприятность[1914], и сообщил, что Вы здоровы и работаете с подъемом. Он писал также о необходимости начать журнал уже с 1910 г.[1915], и вот я, переговорив с Лоэнгрином[1916], устроил и журнал, о чем уведомил Эллиса большим письмом, где ставлю ему (и Вам, конечно) целый ряд вопросов и прошу выполнить несколько необходимых первых действий[1917]. Вам же я написал о журнале кратко на открытке[1918]. Получили?.. Кстати, я Вам отправил из Пилльница всего три открытки: одну по адресу Эллиса[1919], другую по адресу Соловьева[1920], третью по Вашему адресу. – Не писал писем, т<ак> к<ак> не знал наверное, где Вы; да и вообще я переписывался с Эллисом по деловым поводам, зная, что он в Москве, и рассчитывая, что он немедля все важное Вам сообщит. – Чтó именно сделал Эллис, я не знаю, т<ак> к<ак> никаких газет не читаю. Убежден, что нечестно он поступить не может, а остальное простительно декадентскому пролетарию. Я считаю Эллиса крайне нужным и ценным человеком; я видел, что он за последнее время начинал остепеняться; Эллис все-таки сила, которую надо уметь только направлять; кроме того мы с ним спелись и я его полюбил; дать ему погибнуть было бы непростительною жестокостью, а он погибнет непременно, если увидит, что друзья его покинули. Надо, чтобы он реабилитировал себя обязательно. Без него трудно будет начать журнал. Мы вдвоем не справимся, а я никаких английских греков или русских французов в секретари не хочу[1921]. Сережа занят в университете[1922]. Рачинский меня уморит в одну неделю. Петровский –…скептик. М<ожет> б<ыть>, отложить журнал на 1 год?? Напишите скорее, как поступить! Ведь для меня лично – все равно; мне даже приятнее было бы начать журнал с 1911 г. Я хлопочу о Вас, об Эллисе, наконец о нашей идее. Если Весы и Руно будут издаваться в 1910 г., то стоит ли издавать наш журнал? Возьмите мое письмо у Эллиса и прочтите его и ответьте мне всё толком, если Эллис не в состоянии.
Я во всяком случае возвращусь в Москву как можно позднее: если будет журнал (а это теперь зависит от Вас, от Эллиса, от обстоятельств московских, а не германских), то в ноябре, а если не будет журнала, то только в марте, и тогда я уеду в Париж. Наш издатель – Лоэнгрин в двух отношениях: 1) по чистоте и голубизне природы и 2) потому, что говорит nie sollst du mich befragen[1923]; его нельзя спрашивать, кто он и откуда, иначе все погибнет. Если Вы почему-либо догадываетесь, то смотрите не проговоритесь никому… Хорошо бы пустить в ход какую-нибудь таинственную легенду об источнике наших материальных средств; пусть это будут средства… ну… например: розенкрейцеров (мой Лоэнгрин бессознательно – розенкрейцер). – Я провел эти два месяца очень тихо[1924]; но работой своей недоволен. Тут ужасный климат; или холодно и дожди, или невыносимая духота; страдал долго бессонницей и вовсе не мог писать. Читал порядочно, хотя страшно медленно. Между прочим, впервые Готтфрида Келлера, кот<орого> так любил Ницше и Вагнер. Тонкий поэт вроде Тютчева и прямо гениальный повествователь; его Ромео и Юлия из деревни[1925] может быть поставлена рядом с Кармен Меримэ, Annerl und Kasperl Брентано[1926]; даже, пожалуй, совершеннее. При этом сочетание: гоголевского схематического юмора в описании, вообще русского беспощадного реализма с античной мерою и совершенством формы. В натуре есть общее с Бёклином. – Оперный сезон в Дрездене уже начался. Мы были три раза: Валькирия, Лоэнгрин и Мейстерзингеры[1927]. Полюбили Вагнера еще более… Одна мысль, что он мог бы с голоду умереть до Лоэнгрина и т. д., приводит меня в трепет[1928]. В этом человеке (после Гёте) более, нежели чем в ком-либо (гораздо более, чем в Ницше) сосредоточились все возможности человеческих страданий и исканий; его темы прямо невыносимы по точности передачи того, что за ними крылось в его душе… Коля и Анюта[1929] кланяются Вам. Привет Вашей маме. Пишите сюда скорей. Обнимаю Вас… Спасите Эллиса!! Ваш Э. Метнер.
165. Белый – Метнеру
Слышал о Журнале?[1930] Будь так недавно еще, то-то была бы радость!..
А теперь?
Левин инцидент стал мне ясен. Лева абсолютно не виноват; обнаружена злая интрига[1931].
Но столько было пережито за эти дни, что… – в результате: я – как труп; мы ославлены на всю Россию, как шарлатаны, как воры; нужен по крайней мере ряд судебных процессов, чтобы реабилитация была; нужен по крайней мере год, чтоб оправиться[1932].
А тут – но это между нами: меня посетило громадное, душу мутящее горе: я потерял самого близкого человека: Сережу[1933]. Христа ради, ни слова никому – даже Николаю Карловичу, даже Анне Михайловне[1934], ни тем более Леве; все останется между нами двоими – Сережей и мной: но все провалилось – навсегда. Внешне мы останемся для всех друзей в тех же отношениях, внутренно – никогда. Христа ради об этом никому, никогда, ни более всего Сереже; сердце обливается кровью; хочется пожаловаться, и это – сейчас, после Левы.
А!..
В довершение обязан дни и ночи писать «Голубя» до середины октября…[1935]
Ну какой там журнал! Закрыть бы глаза, да умереть…
Если через год, то… А книгоиздательство нужно: родной, как Вас благодарить, что Вы думаете о нас; издательство можно.
Ради Бога, дайте адрес Ваш веймарский[1936].
Мой адрес – Москва. Арбат. Никольский пер., д<ом> Новикова. Кв. 5 (мы переехали этажом ниже).
Остаюсь нежно любящий Вас
166. Белый – Метнеру
бесценное навеки спасибо за все, все, все: за журнал[1937], за память, за самопожертвование. Письма Ваши застали меня совершенно разбитым: 1) Левин скандал[1938], 2) истощение от работы над «Голубем»[1939], 3)[1940] разочарование в одном лице (когда увидимся, скажу, в ком)[1941]. Я был болен, истомлен и прочее. Мне казалось, что если Вы остаетесь до ноября за границей, если Лева словлен историей, а я связан «Голубем», то… двое калек и один отсутствующий не составят Журнала. Да и все еще я не представлял себе, что Левин инцидент так ничтожен; судя по газетной травле, я полагал Бог знает что. Теперь: 1) Левин инцидент весь – есть гнусная клевета, в которую не верят даже газетчики; ревизия Музея показала, что вырезаны лишь две страницы, а прочее он вырезывал из своих книг. 2) Нашлись добрые люди, берущиеся горячо за совместные хлопоты о журнале. 3) «Весы» кончаются, «Руно» кончается, в Петербурге усиливается «Аполлон»[1942], так что если мы год просрочим, будет поздно.
Спасибо, спасибо, милый: журнал – да будет. Уже не отступайте, Эмилий Карлович. В несколько дней мы уже многое сделали.
Докладываю, к чему привело дело (пишу сухо, отчетно, формально).
Вчера было деловое совещание (главным образом технического характера); безусловно выяснено вот что: важно определенно знать сумму, на которую можем рассчитывать в течение года; «Весы» можно вести на 15–16 тысяч в год, не считая подписчиков; подписчики растут в течение первого полугодия; человек на 800 мы можем рассчитывать в течение первого полугодия; к концу года наверное перевалим за тысячу (это взгляд пессимиста, а не оптимиста); поэтому указывают на то, что первый № (январский) должен выйти в декабре (время подписки), как пробный №; во-вторых, часть экземпляров нужно пустить в розничную продажу; можно печатать 3000 тысячи <так!> экземпляров[1943].
1) Завтра Мих<аил> Анатолиевич Мамонтов (типография) по знакомству приготовит смету на журнал с бюджетом в 15 тысяч в год с размером 160 страниц (минимум); все же очень, очень прошу, чтобы точно знать сумму, на которую согласен издатель (15 тысяч в случае в 1000 подписчиков сведется к 10 000 тысячам <так!> дефицита, а может быть, к 9000, к 8000). В совещании с Мамонтовым я устранен, как мало понимающий; вместо меня будет А. С. Петровский (с удивительной трогательностью и деловитостью хлопочущий о нашем деле) с Кожебаткиным, который прекрасно знает подробности бюджета «Весов».
Итак первое, что надо знать: точность суммы, в случае неточности суммы (предположим, и Вы не знаете), может ли сумма определиться путем сравнения с «Весами» и путем нашего приспособления к этой сумме, принимая во внимание, что желательно количество страниц 160–175 (т. е., чтобы журнал, выгадывая на бумаге, рисунках, расширил объем? В случае существования журнала (он уже существует) то обстоятельство, что Книгоиздательство и журнал могут быть в одном помещении, сократит нам расходы на помещение редакции. Итак, жду немедленного ответа по этому пункту.
2) Как только выяснится смета, завтра вечером у меня состоится техническое совещание о шрифте и бумаге; у нас есть три специалиста по этому вопросу, горячо взявшихся за дело: Киселев (шрифт и бумага), Кожебаткин (дело о заказе и наблюдения за исполнением заказа), Ахрамович (типография и прочая техника), у меня будут завтра по этому делу вечером: Петровский, Киселев, Кожебаткин, Ахрамович и только (это как бы наша техническая секция + Мамонтов, в типографии которого желательно печатание, ибо это – хороший наш знакомый, могущий отнестись не формально, а с усердием); образцы имеющихся шрифтов мы отошлем к Вам на утверждение; Киселев и Кожебаткин говорят, что следует отлить специальный шрифт (очень недоро<го> стоит), взяв за образец шрифты двадцатых, тридцатых годов[1944]; это было бы большим изяществом журнала, в общем очень простого, – иметь свой шрифт[1945].
3) По вопросу о выработке скромной, но изящной внешности взял на себя Крахт (выбрать художника для марки, обложки); Крахт эсотерически наш (наиболее, быть может, близкий, даже почти ⊕)[1946].
4) Самое последнее дело хлопоты о разрешении (в несколько дней явочным порядком).
5) А. С. Петровский берется в издательстве и журнале, буде понадобится сверка переводов, справки, сличения с подлинниками; словом, наблюдение за книгоиздательством.
6) Эллис наш секретарь (не так ли?); но А. С. указывает, что ведение хозяйства вряд ли Эллис сумеет; итак, по вопросам хозяйственным ждем либо указаний немедленных; или «carte blanche»: медлить нельзя («быстрота и натиск»). Видите ли, что в три дня дело уже налаживается; комиссия «хозяйственно-техническая» самая деятельная: слов мало, дела много.
Теперь предложения иного сорта: 1) требуется выработка эксотерической программы; эсотерически мы ее (трое – Вы, Эллис, я) знаем. Для этого несколько человек обсуждали мои кроки, как иные тезисы будущей программы (импрессионистические наброски); вот они на Ваше усмотрение:
1) Не старое и новое, а высокое и низкое
2) Этика и эстетика
3) Переоценка символизма (связь с прошлым)
а) Примат творчества над познанием
b) Символизм – формирующее начало истории и культуры
c) Символизм, как творчество ценностей
d) Границы символизма:
α) символизм и реализм
β) символизм и философия
γ) символизм и сокровенное начало бытия (оккультизм, религия)
4) Культура и раса
(Критикуйте эти наброски)
Быстро (по возможности через 6 дней) требуется от Вас подобного же наброска для выработки программы экзотерической, для соединения материалов; на дружеском совещании все выдвигали, что символизм надо зарыть и покрыть словом культура. Меня просили очень для ориентиров и меня просят к воскресенью составить один из проектов программы; политика такова, что Вы – полновластный редактор-издатель, если хотите нас спасти от тысячей давлений со стороны (Шпетт, Рачинский, без которого нельзя было обойтись, ибо он нужен как родственник Мамонтова[1947]), накладывайте «veto»; а посему скорей высылайте директивы для составления программы, для оформливания ее. Пока знают о существовании журнала Эллис, Соловьев, Шпетт, Рачинский (пока нужен в технике), Киселев, Петровский, Ахрамович, Крахт, Кожебаткин, Борис Садовской (очень полезен для доставления материала), Ходасевич (для распоряжений и хлопот). За Рачинского не беспокойтесь; завтра он уезжает и не будет мешать (до октября), а между тем он оказал реальную услугу привлечением Мамонтова.
2) В портфеле редакции уже имеются: 1) 2 ненапечатанных стихотворения Тютчева, 2) 4 ненапечат<анных> стихотворений Вл. Соловьева, 3) выбор из орфических гимнов[1948], 4) прозой переведенные образцы провансальских поэтов с комментариями (Киселев пишет работу о провансальской поэзии)[1949], 5) «Повесть о Графе Ригеле» (на 2 № журнала) Сергея Соловьева[1950], 6) повесть в византийском стиле (à la «Подвиги Александра») его же (на один №)[1951], 7) «Петербургская ворожея (эпизод из жизни Пушкина)» Б. Садовского[1952], 8) ненапечатанные письма Фета к Страхову (где есть отзывы о поэтах, писателях) (обещается дать Черногубов – первый знаток Фета и всяческий коллекционер редкостей), 9) Киселев обещает свое близкое сотрудничество (у него есть работы; какие, еще не знаю), 10) имеются в готовом виде статьи Садовского: а) о Денисе Давыдове (исследование), b) Державин, Пушкин, Брюсов (готовая статья)[1953], 11) у Ходасевича есть работа (статья) о поэтессе Ростопчиной[1954]. Почти наверное можно рассчитывать: 12) Розанов (Магические страницы в произведениях Гоголя (статья лежит в «Весах», но за размером не будет напечатана))[1955]. 13) Соловьев наверное обещает к концу года статью о Жуковском. 14) Я наверное обещаю: а) статья о Баратынском[1956], b) теоретическая статья. 15) Если понадобится журналу, я могу отдать 2-ую часть «Трилогии Голубь»[1957]. 16) Ваша большая статья, конечно, будет – да?
3) Желательны: 1) Мережковский работает о Тургеневе (буду умолять его дать нам)[1958]. 2) Пр<офессор> Зелинский – статья (большая). 3) Вяч. Иванов (статья). 4) Брюсов работает над Тютчевым (может дать статью)[1959] (он – за границей до октября)[1960]. 5) Флоренский (не как богослов, а как специалист) «Эмпедокл в связи с фольклором». 6) Шик о «Стефан Георге» (может написать). 6) <так!>В. Иванов непременно даст (до октября не в Петербурге)[1961]. 7) Петер Гаст или вообще кто-либо из «Ницше архива», из «Гёте Gesellschaft»[1962] (это – Ваша работа по привлечению: мы рассчитываем, что Вы уже абсолютно возьметесь за организацию «Немецкой культуры»: мы тут – пас. Слышите ли, Эмилий Карлович? Желателен Дессуар (пригласите!)[1963].
Вот что набралось в несколько дней – да: Эллис обещает использовать следующие темы: 1) Жерар де-Нерваль. 2) Эстетика Католицизма. 3) Бодлеристы. 4) Лермонтов и романтизм.
Желательны: I циклы стихов 1) Брюсов, 2) Иванов, 3) Блок, 4) Гиппиус, 5) Белый, 6) Эллис, 7) Соловьев, 8) Сологуб, 9) Кузмин и стихи ряда поэтов. II Рассказы Садовского, Кузмина, Кондратьева, Гиппиус, Брюсова (у него имеется драма (еще не написана) «Женщина с бичом»[1964]), Ауслендера, Сологуба: порнография не допускается.
Теперь Ваш черед: на материал предложенный накладывайте «veto», критикуйте, вносите предложения, et cetera – ждем, ждем, ждем!
Случайно набросанный список сотрудников (ждем Вашего списка).
Сотрудник Цель приглашения Место для Ваших набросков.
Критических набросков
Ученые
Ф. Е. Корш (Народный эпос, античная элегия и пр.)
Зелинский (Греция, мифология, Ницше)
Дессуар (Эстетика, психология)
Пр<офессор> Шамбинаго (Древнерусская литература)
В. Джонстон и ее муж (Литература Упанишад, Востока, восточной поэзии)
Пр<офессор> Ольденбург[1965] (Литература Востока)
Пр<офессор> Новосадский (Мистерии)
Каллаш (Историко-библиогр<афические> заметки)
Лернер (Пушкин и история литературы)
Пр<офессор> Лосский (философия культуры; знание, как «интуитивизм»)
Шпетт (Фихте, польская литература, культура)
Степпун (Философия, культура, Риккерт)
(он сейчас в Москве)
Боричевский (Эстетика, Риккерт (рецензии))
Топорков (?) (Рецензии, отчеты о течениях Германии по философии культуры)
А. Смирнов (История литературы, специалист по кельтической литер<атуре>)
А. Марков (былины)
Вышеславцев (Фихте, Риккерт, культура)
Самсонов (Липс, Эстетика)
С. Л. Кобылинский (Шопенгауэр, Лотце, философия)
Флоренский (Платон, Гераклит, Эмпед<окл> – «Греция»)
Иванов Вяч. (Греция)
А. Ф. Лютер (нем<ецкая> литература)
Публицисты
(полемика)
Метнер
А. Крайний[1966]
Философов
Эттингер
Чуковский (???)
Волынский? (занят «Аполлоном»)[1967]
Эттингер <так!>
Писатели
Мережковский
Метнер
Иванов
Гиппиус
Розанов
Брюсов
Белый
Кузмин
Сологуб без порнографии
Ауслендер
Веселовская (по привлечению французов и бельгийцев)
Эллис
Гершенсон (не жид, а еврей[1968], знаток эпохи 30-х годов, честный, часто интересный, благородный – очень полезен)
Унковская (теософия – эстетика)
Ликиардопуло (справка по Уайлду, Суинбёрну, театральной технике)
С. Соловьев
Театр
Мейерхольд (режиссер) пишут
Евреинов (режиссер)
Не знаю, кого дальше.
Ин<остранные> писатели
Поэты, рецензенты, справочное бюро, нужные люди
Ходасевич Стихи, разборы, полемика, статьи
Эртель (знание языков, восток)
Рубанович
Ариэлли (Виноградов)[1969], кажется, пишет 1-го сорта роман
Герцык
Герцык[1970]
Мешков
Кондратьев
Печковский
Шик
Диэсперов
Ахрамович
Черногубов
Кожебаткин
А. С. Петровский
Рачинский
Мар Иолен[1971]
Н. Я. Брюсова
Блок
Одинокий[1972]
Худ<ожественный> отдел
Бенуа
Грабарь
Крахт
Рэрих
Муратов (интересен)
Н. Г. Тарасов (история живописи)
Рачинский
Владимиров
Музыкальный отдел
Диктуйте!
Н<иколай> Карлович[1973]
Говорили про
3) Померанцев (?)[1974]
Всегда и везде Николай Карлович.
Опыт показал, что эзотерически близок Крахт и очень горят усердием Петровский, Киселев, Кожебаткин, Садовской, Ахрамович.
Дальше Рачинский.
Далек Шпетт.
Видите: вот уже целая серия дел – Вам 1) выяснение финансовой стороны. 2) Выяснение Вашей индивидуальной программы. 3) Критика наших дел. 4) Критика предлагаемого списка сотрудников. 5) Организация связи с Западом (Дессуар, Гаст и пр.). 6) Свои списки. 7) Пишите на листах ход мыслей о журнале и всё присылайте. 8) Не стесняйтесь с «veto»: интимная связь трех[1975] да не будет перенесена в Редакцию, где Вы неограниченный, суровый, жестокий Редактор-Издатель, Эллис Вам подчиненный секретарь, а я – очень активный сотрудник, не причастный вн<утренним> делам Редакции.
Перехожу к отношению журнала к книгоиздательству; неоднократно спрашивали: есть ли 1) книгоиздательство при журнале, 2) журнал при издательстве, 3) или параллельны журнал и книгоиздательство. В связи с этим ряд технических соображений; мне думается, лучше формальной связи между журналом и книгоиздательством не учреждать. Ответьте на это точно.
Перехожу к названию: не советуют «Мусагет» 1) потому, что «Аполлон»[1976], 2) потому что скажут: «Одним декадентским журналом больше». 3) Желательно, чтобы состав сотрудников был бы значительно (с «Вес<ами>» и «Руном») видоизменен; а в декадентский журнал профессора не пойдут. Далее: «декадентские сотрудники» (петербуржцы), если поймут, что «я» и «Эллис» с самого начала в центре, устроют чего доброго бойкот[1977], и мы останемся без многих; мы должны сначала несколько хитрить: быть едиными внутри и двуликими извне. Стараться собрать сперва мед, а потом уже его сортировать.
Значит, остаются названия: «Мусагет», предлагались и забракованы Гермес, Урна, Амфора, Орфей, Эмблема; есть еще: «Плеяда», «Галатея», «Мнемозина», «Полигимния» («Мнемозина» уже была прежде (связь с прошлым)).
Предлагались еще «Москвитянин» (????), «Московский Вестник» (??), предлагались «Вопросы культуры», «Искусство и культура». На днях будут многие названия еще. Желательны Ваше «veto», предположение и прочее по этому вопросу.
До установления точных названий «журнала» и «Издательства» нельзя заказывать 1) клише, 2) конверты, 3) обложку, 4) штемпель.
Скорей ответьте.
Последнее: Невозможно обсуждать детали на расстоянии, в противном случае выступит Ваша деятельность рядом «veto», или рядом «cartes blanches»[1978]. И то, и другое во многом ненужно тормозит ход дела; ради Бога, приезжайте уже в октябре (15-го); мы даем слово, что Вас освобождаем в случае надобности вскоре по выходе пробной книжки; техника ведения журнала известна; техника организации в 10 раз сложнее; в вопросе о средствах почти невозможно переписываться.
Я поеду а Петербург в сентябре, когда 1) соберутся писатели, 2) когда техника будет налажена[1979].
Пишу кратко и формально, завтра пишу еще. Бесконечно любящий Вас Б. Бугаев.
40 Имеется в виду том сочинений Жан-Поля, подготовленный Стефаном Георге и опубликованный с его предисловием: Deutsche Dichtung / Herausgegeben und eingeleitet von Stefan George und Karl Wolfskehl. Bd. 1. Jean Paul. Ein Stundenbuch für seine Verehrer. Berlin: Bondi, 1900; 2 Ausgabe: 1910.
Итого:
2 + 2 + 3 + 8 = 13[1980]
III. Проза 20, 30, 40 страниц
13 + 30 (среднее) = 43.
IV. 2, 3 страницы – кроки, афоризмы, притчи, спорады, летучие мысли
3. (одного или 2-х авторов)
2. Теорет<ический> отдел (белый лист с[1981]
43 + 5 = 48–50 стр.
Остается 110 страниц.
30 V. 30 стр. статья (или 2 по 15).
15 стр. VI. Полемика, внутренняя полемика, На перевале, обзор журналов
На всё 20 VII. Статья о книге, специальный разбор, материалы, извещения (сюда бы материалы о Ницше, об Ницше-Архиве
(для примера) [сюда бы письма Фета к Страхову])
25–30 стр. Музыка
10 VIII. Живопись (интер<есная> теор<етическая> статья)
Итого:
50 + 30 + 15 + 20 + 30 + 10 = 155 страниц.
А если можно журнал на 165–170 стр., то: остающиеся страницы специально отдел для статьи иностранца, или на перевод классически интересной статьи о писателе, книге, явлении, культуре с немецкого, фр<анцузского> и др<угих> языков.
Теоретический отдел: Если условная норма в год 6 статей по 30 стр., и 12 по 15-ти стр., то нужны 18 статей.
Конспект плана. а) Желательны статьи в 30 страниц, 1) Мережковский о Тургеневе (скажем), 2) Розанов о Гоголе (почти есть), 3) Метнер (должен дать), 4) Эллис (должен дать), 5) Иванов (должен дать), 6) Брюсов (скажем, о Тютчеве), 7) я (дам), 8) Зелинский (жел<ательно>), 9) Дессуар или Гаст (желательны), 10) Соловьев (о Жуковском) даст, 11) Садовской (о Денисе Давыдове – есть). Итого на выбор 11; если 5 не дадут, то все же 6 есть; из них 4 уже имеются (Вы, Эллис, я, Соловьев) и того искомые «2». Если же дадут кроме нас еще «6», то выбор.
b) В статьях по 15 страниц тоже предположения 1) проф<ессор> Ольденбург, 2) Лосский, 3) Метнер (2), 4) Эллис (2), 5) Белый (2), 6) Шпетт? 7) Рачинский, 8) Топорков, 9) Флоренский, 10) Мер<ежковский>, 11) Гиппиус, 12) Философов, 13) Волошин, 14) Франк, 15) Гершенсон, 16) Унковская, 17) Штейнер, 18) Мокель, 19) Гурмон, 20) Ход<асевич>, 21) Степпун. Итого 24; если 12 не дадут, то все же полный год; если вы сможете дать 2 статьи, я – две, Эллис – две; итого – 6. Остальные шесть – будут, конечно.
Организация Теор<етического> отдела.
Не старое и новое, а высокое и низкое – (культура).
Темы: 1) Культура и общество (государство) 1
2) Культура и раса (1)
3) Культура востока (1)
4) Культура Греции (1)
5) Культура и раса <так!> (1)
6) Германия. Культура и Гёте
Вагнер
Ницше
Дейссен
Бургхарт.
Нем<ецкие> поэты (Жан Поль, Платен, Брентано, Георге, Гельдерлин, Романтики).
7) Культура России. Поэты
Общество
1) Культура и общество (Что есть культура: проект: Мережковский, Розанов, или класс<ическая> переводная статья с нашими ответами в соответствующем отделе. № 1 журнала. 1 статья.
2) Культура и раса (ради Бога, обдумайте это Вы). 1.
3) Культура востока (Дейссен или статья о нем; статьи Ольденбурга, Штейнера, В. Джонстон; нет ли немца, могущего написать?). 2 статьи.
4) Культура Греции: 2 статьи Зелинский, Иванов, Флоренский («Эмпедокл и фольклор»); вспомогательны: Топорков, Соловьев, Новосадский; не знаете ли кого?
5) Культура Германии, желательны статьи 4.
Темы (первые попавшиеся) 1) Гёте и культура – (кто? Вы?), 2) Вагнер (Вы?), Ницше (Зелинский, Вы, Гаст, Овербек – кто? постарайтесь) и одна статья о поэтах: Жан Поль, Романтики, Гельдерлин, Платен, Брентано, Георге (Шик?) – это по Вашей части.
6) Россия – желательно 4, 5 статьи. Тургенев (Мер<ежковский>), Гоголь (Розанов), Барат<ынский> (я), Жук<овский> (Соловьев), Тютчев (Брюсов), имеются Лермонтов (Эллис)[1982], Ростопчина (Ходасевич), Ден<ис> Давыдов (Садовского), Державин, Пушкин, Брюсов (Садовской). Отдел набит.
Этика и эстетика. Темы: Смысл искусства, долг в искусстве, самоценность творчества, как нравствен<ный> догмат служения (авторы Дессуар, Эллис, Гиппиус, Философов). 1 статья.
Культура, искусство, философия; связь между ними (авторы: Лосский, Дессуар, Степпун, Лосский, Франк, я? Боричевский, Топорков). 2 статьи.
Сокровенное культуры, искусства. 2 статьи (авторы: Иванов, Мережковский, Дессуар, Вы, Розанов, Штейнер – кто?).
Итого уже готовых тем на 20 статей.
Понимаете Вы, дорогой, мою мысль?
№ 1. Посвящен: Что есть культура, что есть искусство.
1) Статья о культуре (15 стр.). 2) Статья о культуре искусства (15); авторы а) Мережковский или Иванов, Вы, немец? Дессуар? – с?) b) (могу я). В отделах. I[1983] – редакционный манифест, IV Афоризмы о культуре, VI отдел – маленькая статья (4 стр.) «Культура и современ<ное> русское искусство», в отделе VI разбор книг о культуре. VII Материалы по истории культуры. VIII Культура и живопись (А. Бенуа).
№ 2-ой. 1) Культура Германии (Гёте и культура) – Вы? или гётист? (15 стр.). 2) Пушкин, Державин, Брюсов (Борис Садовской). Статья по живописи: старые русские мастера XVIII в. (Грабарь).
№ 3-ий. Статья большая о Гоголе (Розанова).
№ 4-ый. Культура Греции (Иванов, Зелинский) (15 стран<иц>). Брюсов о Тютчеве; в стихотворном отделе два ненапечатанных стих<отворения> Тютчева. (Сюда орфические гимны).
№ 5. Статья большая о Ницше и культуре (Вы, Гаст, Овербек, Зелинский?); материалы о Ницше, библиография, важно бы ненапечатанные документы (Бёклин, Штук, Клингер – Владимиров (это по живописи).
№ 6-ой. Теория символизма (я).
№ 7-ой. Мережковский о Тургеневе, Эллис о Лермонтове.
№ 8. По востоку (15) (о Дейссене, – Ольденбург, Штейнер, Джонстон). «Эмпедокл и фольклор».
№ 9. О Вагнере – Вы (30 стр.).
№ 10. К теории символизма. Эллис (30 <стр.>).
№ 11. О Баратынском (15 стр.), о Жуковском Соловьев.
№ 12. Культура и раса (15 стр.). Этика и эстетика (Гиппиус).
Соответственно можно организовать дирижерские манифесты редакции, отделы рецензий, печатать материалы и т. д.; в № «Культура востока» возможна по живописи статья Рериха (живопись востока, восточный орнамент); в № с Вагнером (в музыкальном отделе исполнение Вагнера) и т<ак> далее (тут же пристегнуть «Культуру и расу»); то же и к Ницше. В № «Культура Греции» статья по живописи о греческом искусстве (скажем, исторически занимавшемся живописью и скульптурой Тарасовым).
Видите: составить можно.
Ну, за дело!
167. Белый – Метнеру
Представляю три приблизительных сметы, расчисленных нами для 2000 экземпляров журнала. Исчислено приблизительно, но в реальном масштабе сообща Петровским, Киселевым, Кожебаткиным, Ахрамовичем и мной, принимая во внимание, что расход по печатанию, бумаге (своей заказной, так выгоднее) на № журнала в 200 стр. при количестве 2000 экземпляров 550 рублей, т. е. 550 × 12 = 6600 рублей в год (эти данные выяснились из разговора с Мамонтовым, который представил приблизительный пока счет).
Вот несколько смет, и несколько гонораров на № в 200 стр., в 175, в 160.
1) Такса за стихи: 50 коп. строка} на № 100 рублей: 100 × 12 = 1200 р. 2) Такса за худож<ественную> прозу: 60 рублей лист, 60 стран<иц> – 250. 250 × 12 = 3000 рублей. 3) Такса за прочее: 50 рублей лист; 122 стр. номера = 400 рублей: 400 × 12 = 4800.
Итого каждый № гонорара = 750 рублей + 550 (типография) = 1300 рублей. 1300 × 12 = 15 600 рублей. К этому присоедините а) реклама (извещения в газетах после выхода каждого №, как это обычно делается, печатание анонсов, программы и прочее) 1000 рублей. b) Секретарская работа (счета, переписка, хозяйство, рукописи, сношение с типографией, принятие подписки, сношения с магазинами – неужели Эллис, думаете Вы, справится со всем этим?) 100 рублей в месяц жалованья, или 2 человека по 50 рублей при разделении труда; итого 1200 рублей. с) Помещение (редакция + склад журнала и книгоиздательства), омеблировка и прочее. 1000 рублей. d) Служащий при редакции (25 рублей в месяц, 25 × 12) = 300 рублей. e) Обложка, штемпель, конверты, блок-ноты, письменная принадлежность и прочее – 400 рублей. f) Жалованье редактору 200 рублей в месяц (это – Ваше дело с издателем: мы прикидываем только для круглого счета); итого – 2400.
Итого 15 600 + 1000 + 1200 + 1000 + 300 + 400 + 2400 = 21 900 рублей.
NB: Так как везде принимался «maximum» расхода, то «minimum» будет таков: стихи можно таксировать 30 коп. за строчку, хотя это и очень дешево; итого стихи могут стоить 48 рублей за №, 48 × 12 = 576 рублей; можно сэкономить, помещая в отделе прозы переводные рассказы; если в каждом № по рассказу в 10 страниц (оставляя 50 стр. на оригинальное), то 7½ печатных листов в год вместо 60 рублей будут стоить 30 рублей; итого 3000 – 210 = 2790 рублей художественная проза; плата за рецензии может быть меньше; принимая в № 15 страниц рецензий = 180 страниц в год по 40 рублей за печ<атный> лист, т. е. статьи будут стоить дешевле на 110 рублей; 4800 – 110 = 4790 р.
Принимая во внимание, что при рассчете печатных листов (40 000 букв) брались круглые суммы и можно с № скинуть по 30 рублей: 12 × 30, т. е. на 360 рублей меньше.
Итого цена на типографию, печатание, бумагу и гонорар: 576 + 2790 + 4790 = 8156 – 300 = 7856 рублей + 6600 (типография, бумага, печатание) = 14 456 рублей, т. е. можно сэкономить в год 1144 рубля.
Далее: если на рекламу положить не 1000, а 800 рублей (очень мало); если «я», «Вы» будем вести часть письменных сношений, корректур и прочее, то можно сэкономить секретарски<х> 80 рублей, т. е. 960 рублей в год; если помещение с меблировкой (помещение 60 рублей в месяц = 720; меблировка 200 рублей) 920 рублей. Почтовые расходы и прочее если 300 рублей в год, а служителю платить 20 рублей в месяц, т. е. 240 рублей в год; если редактору 150 р. в месяц (это для круглоты цифры), т. е. 1800 в год, то 14 456 + 800 + 960 + 920 + 300 + 240 + 1800 = 19 476 общая смета затрат.
При 1000 подписчиках 19 476 – 7000 = 12 476 дефицит.
При 1500 – 10 976 дефицит.
Мало вероятия на 2-ой исход, но можно №№ пустить в розничную продажу; тогда предположим дефицит 11 500 рублей.
Стихи 576 рублей в год; проза (40 стр. на №) – 1800 рублей; если 5 переводных рассказов в 10 страниц, то 1800 – 105 рублей = 1695 рублей; 119 страниц, т. е. 7½ печ<атных> листов по 50 рублей (за лист) 375 × 12 = 4500; принимая в № 15 страниц рецензий, разборов и пр., то 4500 – 110 = 4390.
Бумага, печатание, типография 438 × 12 = 5256.
Итого 5256 + 576 + 1695 + 4390 = 11 887.
Все прочее 800 + 960 + 920 + 300 + 240 + 1800 = 5020.
11 887 + 5020 = 16 907 общая смета расходов.
Цена 7 рублей (1000 подп<исчиков>) – 7000: 16 907
Стихи (30 коп. строка) 6 стихотворений = 28 р. 80 к. №. Общая сумма: 345 рублей; проза 40 страниц с переводными – 1695; статьи 108 стр. – 4056 рублей в год; рецензии 10 страниц 70 рублей; 4056 – 70 = 3986.
Итого: 345 + 1695 + 3986 = 3986
Типография (бумага и пр.) 440 × 12 = 5280.
6026
5280
–
11 306 рублей; Все прочее 5020} 11 306
1000 × 6 (цена) = 6000
16 326 – 6000 = 10 326 рублей.
Розничная продажа 9500 рублей.
Видите: удобнее всего, пожалуй, 175 страниц при цене в 7 рублей; 160 страниц 7 рублей дорого, 6 р. 50 к. как-то странно.
Повторяю, смета очень приблизительна, но 1) может ли издатель идти на а) 15 000 дефицита, b) на 10 000 дефицита, в первом случае имели бы сериозный, прекрасный журнал, который через два года наверное бы побил все журналы основательностью; во втором случае журнал был бы лучше «Весов» (конечно), но мы были бы ужас как стеснены; конечно, пойти на это было бы можно нам. Повторяю: «Весы» кончаются, «Руно» кончается; «Аполлон» нам враждебен, и… «прощай наша линия»…
Уверен, что на второй год журнала первого типа (дефицит 15 000), на второй год был бы дефицит только 10 000 тысяч <так!>: может ли издатель пожертвовать 25 000 дефицита на два года? Во втором случае (оба года дефицит 10 000) – может ли издатель пожертвовать 20 000 тысяч <так!> дефицита? Еще повторяю: смета приблизительна; она может быть немного менее, немного более; думаю, что колебания в 1000 рублей вверх или вниз – не более.
Считаю нужным заметить, при расценке мы руководились форматом «Путей и Перепутий»[1984], бумаги (белая глянцевитая) «верже», и шрифтом, кажется, «альзевир»[1985]. Из шрифтов остановились между «альзевиром» и «антиквой»; была речь о «елизаветинском» шрифте, мысль оставлена.
Немедленно снеситесь 1) с издателем, 2) с нами; в последнем случае: дайте нам «carte blanche» на техническую организацию; дел столько, каждое состоит из мелочей, что сноситься с Вами о каждой мелочи это значит ежедневно писать рапорты по 10 страниц: ведь невозможно; или приезжайте сами.
Но прежде всего: нужно Ваше и издателя официальное «да» на журнал; в случае «да» немедленный кредит; уже через две, три недели нужно заказать бумагу на год, а для этого задаток в размере 300–400 рублей; канцелярскую часть расходов можно будет вести вполне отчетливо; не знаю, как с Львом Львовичем[1986]; секретарем в журнале, технически обставленном, он быть может, но участвовать в технике организации ему нельзя; вчера 5 часов шла речь только о шрифтах, форматах и смете; пока что 3 человека разъезжают по типографиям; может быть, если журнал будет, можно бы выбрать одно лицо, ведающее счеты, проверку и контроль; ни «я», ни Эллис этим лицом (Вы сами знаете) быть не можем; если так, может быть, ему можно было бы дать хотя небольшое вознаграждение; если журнал проблематичен, сейчас же телеграфируйте, а то мы действуем вовсю; пройдет полторы недели и могут обнаружиться уже и невольные затраты (хотя бы одни каталоги типографий стоят денег). Пока что, я еще не был у Карла Петровича[1987] (его не было в Москве). Теперь же я болен, третий день не выхожу; но уже четыре дня с утра до вечера занят всячески журналом. Смета, техника, программа, сотрудники; Лев Львович много говорит, но реально от него мало помощи; если бы не Петровский, Киселев и Кожебаткин, то ничего бы не вышло; они действуют сериозно и быстро.
Для рекламы журнала можно бы использовать книгоиздательство; если появятся книги в этом полугодии, то при них можно приложить объявления о журнале, платформу и список сотрудников; у Кожебаткина небольшое, нам дружественное издательство[1988]; мы могли бы печатать там объявления о наших книгах и журнале в обмен за то, что печатали бы о его книгах: подумайте!
Еще важный пункт: если издательство связано с журналом, то выпуск книг до журнала как бы программен: «Арабески» (они почти готовы)[1989] были бы отчасти программны; Ваши статьи – тоже[1990]; но перевод Бодлера (?!) – причем? Уже имеются без Эллиса два перевода «Petites poèmes» (один очень недурен); Эллис выйдет 1) с третьим уже по счету переводом![1991] 2) с «Бодлером»! Ведь Бодлера печатают всякие «Саблины», «Скирмунты»[1992]: ведь Бодлер – товар, а не программа; новое, идейное издательство «начинает» с уже дважды печатавшегося на русском языке Бодлера!!! Все это выставляют на вид: ведь мы можем осрамиться! Между тем: имеется проверенный и прекрасный перевод Рюисбрёка (ни разу не переведенного, глубокого мыслителя, тонкого); как бы было изящно начать с Рюисбрёка[1993]: это – культура; начать с Бодлера – не культура. Вчера долго мы говорили об этом. Выход из этого: а) Отложить перевод (ведь гонорар за него Эллис уже получил!)[1994]. b) Печатать (принимая во внимание положение Эллиса), но без марки издательства. Вообще, если издательство и журнал близки, первые книги издательства ведь уже для общества программа журнала: сериозно подумайте об этом. Вообще Ваше отсутствие – невыносимо; столько стоит вопросов организационных, идейных и др., что сноситься ужасно трудно.
Вчера полдня составлял письмо к Вам, а ведь делового высказал 1⁄10; сегодня уже полдня расчисляю смету; ведь придется каждый день писать деловые письма; далее программа на мне; «Голубь» на мне (писать надо бы с утра до вечера)[1995]; злюсь на Соловьева – хоть бы палец о палец! Злюсь на Эллиса: он все только произносит речи да тосты – мне, Рачинскому, Петровскому о журнале; Шпетт пока что упражнялся в диалектике, критикуя программу, черт с ним!
Милый, дорогой, простите сухость тона: времени нет. Бесконечно чувствую нашу связь. Б. Бугаев.
P. S. Николаю Карловичу, Анне Мих<айловне> привет[1996].
P. S. Письма сохраните; вдруг что-нибудь понадобится.
168. Метнер – Белому
Получили ли Вы мое письмо и письмо к Эллису, пересланное им Вам?[1997]
Необходимо узнать в Моск<овском> Комитете по делам печати официальности (форма прошения, залог и т. д.). Необходимо узнать, сколько времени будет длиться дело разрешения на издание журнала?
Я все равно сам бы не отправился в Комитет, т<ак> к<ак> мне неудобно и неприятно войти в учреждение, где я когда-то служил, где меня уважали и где теперь нет ни малейшего… ну да Вы понимаете! Неужели Вы или Эллис или Сережа[1998] не можете разузнать обо всех формальностях у секретаря! Пишите мне в Пилльниц; я уезжаю на днях в Веймар, но письма перешлют.
Затем надо узнать у Мережковского, Розанова и других (Вячеслава ИвановаNB), будут ли они писать. Все это можно сделать без меня.
Действуйте!
Странно: сию секунду мне подали Ваше письмо[1999]. – Читаю!
Отвечаю пока на наиглавнейшее: дают 10 тысяч на издательство, 10 тысяч на журнал. Можно взять из суммы, предназначенной для книг на нужды журнальные. В крайнем случае можно рассчитывать на 2–3 тысячи сверх 20 тысяч, но только на первый год. Поблагодарите Петровского и Рачинского и всем привет. Э. Метнер. (Обнимаю Вас).
Спешу отправить это письмо и сажусь писать другое!
169. Метнер – Белому
Дорогой мой! Ваше большущее и весьма странное письмо получил и сейчас же приписал Вам в уже раньше написанном послании краткий ответ на вопрос о средствах (денежных)[2000]. Надеюсь, что «смета в 15 тысяч в год» есть проект, а не условие (sine qua non)[2001], которое ставит Мамонтов. Так как и это письмо первоначальное, а не окончательное, то я пишу наугад и без плана свои реагирования на Ваши тезисы.
1) Ревизором и заведующим денежными делами является мой отец (он – «профессор коммерции», и без его совета и наблюдения я не начал бы ни одного денежного дела); если смета написана, то покажите ему ее (или пусть это сделает Кожебаткин или Петровский).
2) Кстати: лицо, знающее технику типографского дела, желательно, но надо остановиться на одном (Кожебаткин или Охрамович??). Вообще не надо «приручать» к нашему учреждению много хотя бы и милых и дельных лиц. Будут интриги.
3) Лицо, дающее деньги, делает это для меня лично в еще гораздо большей степени, нежели Куссевицкий, кот<орый> все-таки главным образом имел или заявлял об интересе объективном. Этим я (между нами) хочу сказать, что как бы я (совсем искренно) ни скромничал в качестве литератора, скромность эта очень скоромная в отношении к вопросу материальному; я не могу жить в Москве очень дешево (как я живу за границей и жил бы в провинции); далее, моя работоспособность невелика, и я скоро утомляюсь; я даже боюсь, что редакторство помешает моей и без того небольшой продуктивности; уступить же редакторство другому лицу я нравственно не имею права; итак, возникающему журналу придется иметь очень дорогого, мало работающего и часто отсутствующего редактора. Вам я могу это сказать, т<ак> к<ак> Вы, конечно, не обвините меня в желании создать себе синекуру; но как поступить в отношении к составляющему смету Мамонтову, Рачинскому и т. д. и т. д.??? Я обязан отчетностью перед лицом, дающим деньги, и только это лицо одно должно знать, сколько я получаю за редакторство. Вообще надо устроить так, чтобы не вмешивались в денежные дела. Maximum – 12 тысяч на журнал (остальное придется доплачивать из капитала книгоиздательства), считая редакторское жалованье по смете Мамонтова. –
4) Выход январского № в декабре очень одобряю.
5) Книгоиздательство при журнале и в одном помещении. – Помещение редакции не следует брать до приезда (через 8 дней) Анюты, которая примет участие в этом «искании»[2002].
6) Особый шрифт (20-х, 30-х годов XIX века) было бы очень хорошо иметь; разницу между пользованием имеющимся шрифтом и своим, если ее можно высчитать, сообщите мне. Сообщите также, сколько лет держится шрифт, сколько стоит он и за сколько приблизительно его можно будет продать через два года в случае банкрота.
7) Эллис – секретарь; но так как он ничего не смыслит в хозяйственности, то надо кого-н<ибудь> еще; мне этот пункт неясен; не обременительно ли будет иметь двух секретарей: литературного и технического? Во всяком случае пока примите советы Кожебаткина и других, кого Вы хорошо знаете и уважаете. Я не протестую. Только ничего не обещайте (что касается штата редакционных служащих).
8) Вы говорите, что «важно установить таксу гонорара»; но ведь это не только важно, но, полагаю, уже установлено Вами, раз Вы говорите уже о мамонтовской смете! Таксу установить я не могу, т<ак> к<ак> это в связи с общей сметой; сначала надо установить все расходы (помещение, жалованье, бумага и т. д.), а затем уже гонорар; конечно, он не должен быть ниже, чем у других; может ли он быть выше – покажет смета. Важны, по-моему, принципы: I) хорошо, если бы можно было платить построчно, а не за лист; II) четыре рода: а) за стихотворную строку; b) за строку худож<ественной> прозы; c) за строку философской и критической статьи; d) за строку фактических известий и мелких рецензий. III) Все работают на равных условиях. За эти три принципа я стою, но, конечно, готов уступить, если мне дельно возразят.
9) Никакого абсолютизма (ни в чем) я не признаю; я – консул, а не диктатор; но сенат – Вы и Эллис; будь я сейчас – известный литератор почтенных лет, я, пожалуй, согласился бы на диктатуру (временно на 1 год); но теперь – ни за что; наоборот: все должны знать, что Вы и Эллис очень даже «причастны внутренним делам редакции»; тогда в случае, если кто обидится за ненапечатание статьи (хотя бы это и произошло только вследствие моего «veto» или Вашего отсоветования), – пусть обижается на «Редакцию» и ломает голову, кто из нас троих был за, кто – против статьи. Все равно я ничего не напечатаю без Вашего совета и без выслушания мнения Эллиса. Если же Вы почему-либо настаиваете на диктатуре (и Эллис тоже), то я согласен, но в такой формулировке, которая официально должна быть известна главным сотрудникам: Э. К. Метнер – неограниченный редактор-издатель, но считающий своею нравственною обязанностью в каждом данном случае советоваться о напечатании той или другой статьи с соответственным специалистом, имя которого он во избежание нареканий всегда сохраняет в тайне. Вот Вам альтернатива относительно будущей моей власти. –
10) Относительно названия, я сам (как Вы помните) колебался: Мусагет и Символ, мною предложенные уже года два тому назад[2003], пожалуй устарели… Идея, связанная с Мусагетом (протест против царящего ныне одностороннего (псевдо)дионисизма и утверждение единства искусств и наук, обособленное упражнение которых ведет к различного рода варварству), эта идея (основная во мне) едва ли может быть символизирована более точно, нежели наименованием Мусагет. Для меня Мусагет не звучит декадентно, а скорее ужь филологично и академично… Но… мне все равно. Если ничего не придумают, то придется книгоиздательство назвать Искусство и Мировоззрение, а журнал – Культура, и считать, что ни журнал при к<нигоиздательс>тве, ни к<нигоиздательс>тво при журнале, а и то и другое работают сообща параллельно; одно может обанкротиться, другое продолжать существование. Назвать и к<нигоиздательс>тво и журнал Культурой – нельзя, т<ак> к<ак> существует к<нигоиздательс>тво в Москве (см. справочную книжку), кот<орое> называется Культурой[2004]. Москвитянин – ерунда, тогда скорее (я шучу) Арбатский Вестник. – Искусство и культура – отчасти тавтология.
11) Я приеду в середине русского октября, если это будет необходимо.
12) «Мы должны сначала несколько хитрить», пишете Вы. Но неужели Вы думаете, что мы проведем продувных «шиповников»[2005] или заматерелых старомодных журналистов, чуящих «декадента» за 10 верст, или пронырливых Лурье и т. п.?? Нечего хитрить! Все равно: с одной стороны, мгновенно поймут, кто в центре дела, с другой же стороны, по прошествии некоторого времени наступит ряд недоумений, недоразумений и разочарований: так как никто, кроме Вас (и отчасти Эллиса), даже не подозревает, к чему мы ведем… Впрочем, если у Вас есть план, как «хитрить», и уверенность, что это удастся, то «хитрите»… –
13) Что «символизм надо зарыть и покрыть словом культура», с этим никто более меня не согласен! Но я иду дальше: я сомневаюсь вообще в необходимости (и даже в возможности) формулировать от редакции (без подписи), так сказать, платформу издания. – Кроки[2006], импрессионистические наброски, афоризмы могут быть помещаемы как за подписью отдельного лица, так и за псевдонимом (за которым может скрываться несколько лиц). – Если мы сейчас же станем формулировать, чтó мы разумеем под культурой и куда мы хотим ее видеть направленной, то получится или общее место, или туманность. И кто может это сделать? Я – недостаточно ярок и малоталантлив, а Вы слишком ярки и многоцветны. Эллис еще не до конца понимает нашу мысль (он слишком во всех отношениях католичен). Но допустим, что нам удалось бы удовлетворительно в сжатой форме изложить нашу программу; неужели Вы думаете, что мы этим не оттолкнем от себя и большинство, и сплоченное декадентское меньшинство?.. Мало того: мы сразу же примемся за утопление нового Schlagwort’а[2007], нового жупела, нового идола, сменившего старый – «символизм»; слово «культура» станет через три месяца вызывать тошноту, а глубокий смысл его затемнится и для нас самих; придется искать опять нового Попанца…[2008] Что такое культура? Материально культура заключает и объединяет в себе искусство и мировоззрение[2009]; формально культура есть власть гениального художественного и религиозного творчества над жизнью народа. Если мы называем наш журнал Культура, а связанное с ним книгоиздательство – Искусство и Мировоззрение (или еще лучше:Творчество и Мировоззрение), то мы этим уже внешне отграничиваем область, над которой станем работать: знание, как таковое, и все то, чтó, в отличие от культуры, называется цивилизацией, нас прямо не касается (как не касается нас вовсе всяческая политика, в том числе и церковная); но косвенно мы будем (исходя из постулатов культуры) касаться и знания и общественности и государства. – Объяснять же: власть какого именно творчества (какого типа, какого устремления –) мы желаем для жизни вообще и для жизни русской в частности – этого сразу объяснять и невозможно, да и было бы непедагогично… Если это все надо еще объяснять, если самое название (раз Вы и Эллис с ним согласны) Культура и Творчество и Мировоззрение недостаточно на первых порах говорят ленивому уму русского читателя, то это можно сделать, но не в тексте (где само собою придется не раз говорить об этом), а перед текстом. Правда, если даже среди наших сотрудников находятся лица, предлагающие название Культура и Искусство, то понятие о культуре довольно смутно даже для избранных; Культура и Искусство то же самое, что – Музыка и Опера или Фортепиано и Музыка. – Внутренно моя линия: это медленное и упорное искание и проповедование арийского мировоззрения и беспощадное безжалостное, но осмотрительное удаление и вытравливание из моей, из Вашей, из нашей общей души всего чужого, что так или иначе в виде пережитка, вследствие мыслительной лености, косности, нелепой сентиментальности, суеверия и т. п. – застряло и срослось с этой душой; под чужим я разумею юдаизм, как нечто вполне самодовлеющее и отчетливое, и, чуть ли еще не больше, ту туманность, пошлость космополитическую, с которой одинаково связано и христианство и антихристианство; всяческий фетишизм (liberalismus vulgaris, социалистический хилиазм и ползание на брюхе перед последним словом науки = гвоздям и костям, сохраняемым в кремлевских соборах, – помните мое мефистофелевское сопровождение Вас по соборам –; = иным воплям Мережковского = Самодержавию и Православию и т. д. и т. д. ad infinitum[2010]); так вот этот фетишизм надо с корнем вон!! Но начать это надо исподволь и осторожно (по-кошачьи, а не по-собачьи, как я писал, помните, в прошлом письме[2011])… Пусть Рачинский – безнадежен, но его можно заставить перевести с немецкого то, чтó нам нужно; Эллис будет незаметно для себя очищаться, работая; от Мережковского воплей не принимать; а вот если он напишет статью о Шестове, где этого путаника и обезьяну (не говорите об этом Шпету) изничтожит, то я с восторгом напечатаю; если Розанов даст тенденциозную статью за юдаизм, я ее не приму[2012], если он будет писать против системы современного обучения или об эпохе Возрождения, которое есть не возрождение, а просто Рождение (помню его прекрасную статью на эту тему и в этом смысле)[2013], то я ее приму… Печатать же что-н<ибудь> только потому, что это Розанов или Мережковский, я не стану… Но я отвлекся; я хотел только показать Вам, что мы не должны давать программу нашего вкуса, а только указать, если уж это необходимо, на нашу область.
14) Ваш список сотрудников, а отчасти и статей, произвел на меня вот какое впечатление. Я нащупываю три мотива: 1) тактический; 2) меркантильный и 3) традиционно-партийный. Вы хотите «хитрить», привлечь и профессоров и предупредить петербуржцев и не дать повода к нападкам печати; для этого соединяете Лурье с Брюсовым. Вы приглашаете Ликиардопуло, Полякова (тогда уж и Милиоти[2014] и Тастевена и Рябушинского) и вообще проводите связь с прошлым, с Весами; хотите перенести декадентскую штаб-квартиру из одной редакции в другую и «переоцениваете символизм»… Наконец Вы мобилизируете целую разношерстную армию сотрудников, очевидно с намерением привлечь читателей. Все это хорошо, хотя и трудно контрапунктируемо. Но вот что сомнительно уже совсем: можно ли сочетать три упомянутых мотива с теми двумя, без которых мне просто неинтересно и нечего делать в журнале; именно: все дело затевается по двум основаниям: 1) хочется сделать попытку провести в жизнь наше заветное; 2) хочется дать возможность нам троим (и только нам троим), Вам, Эллису и мне, улучшить наше материальное положение; Сережа Соловьев и Алеша Петровский (кстати, как мы их соединим!) – не нуждаются; а об остальных нам нечего заботиться; остальных мы должны рассматривать как орудие; из этого конечно не следует, чтобы только печатались стих Эллиса или бледные статьи Вольфинга, но во всяком случае надлежит с самого начала дать понять всем Ходасевичам, Ахрамовичам, Кожебаткиным и вообще тем, которые «горят очень усердием» и «усердие» коих, вполне искреннее, базируется, однако, на расчете пристроиться к редакции, – что «своих» людей, т<ак> н<азываемой> «редакционной семьи» (члены которой непрестанно таскают друг друга за волосы), в новом журнале не будет; будет редакция, состоящая из трех лиц, и затем более или менее уважаемые более или менее желательные сотрудники… Всякая платформа есть компромисс; партийная платформа есть определение (definitio) того, с чем все приблизительно согласны, следовательно, приблизительно несогласны; omnis definitio periculosa est[2015], definitio есть конец развития, а не начало; определение есть уничтожение индивидуальности; на компромисс стоило бы идти, если бы была уже сильная культурная партия; тогда члены ее поступились бы своими личными вкусами и оттенками своего мировоззрения, дабы прийти к соглашению во имя борьбы; но партии не существует, т. е. нет партии культуры, членом которой я бы сознавал себя, а есть обломки партии декадентски-весовских преторианцев, к которым я никогда себя не причислял и связь с которыми принесла Вам лично столько труднопоправимого вреда; эту партию культуры надо еще образовать и дисциплинировать, а тогда уже объявлять и формулировать платформу… Итак, или весь Ваш огромный список надо еще увеличить (чтобы не обидеть еще какого-нибудь Петра Ивановича Добчинского[2016]), или же его надо сократить до десятка наиболее выдающихся имен, к которым присоединить имена нас троих и наших приятелей Соловьева, Петровского, Рачинского. – Топорков – очень хаотичен. А. Смирнов писал невероятные глупости о музыке в Мире Искусства[2017] и, кроме того, старается поставить кельтов выше других (я так слышал, не помню от кого). Самсонов – просто неинтересен. Лютер – также. – Чуковский????? – Волынский??? – Ауслендер??? Франк и Лурье невозможно, так далеко идти в оппортунизме я не могу. Теософских дам совершенно не нужно. Если Полякова и Ликиардопуло, то и Тастевена и Милиоти. – Если пригласите Штейнера, то не рады будете; навяжете себе болтуна вроде Ренэ Гиля, только теософского; Штейнер, конечно, будет писать (ему нужны деньги и ему нужно вербовать теософскую армию), будет писать грубо-популярно скучно крикливо и на манер деревенского протестантского пастора без следа дэндизма. – То же самое может произойти, если пригласить Д’Альгейма: он, конечно, будет писать, а это прямо невыносимо. – Подобными приглашениями мы лишь равнодушных превратим во врагов или же вынуждены будем из-за деликатности и тактических соображений печатать ненужное. Хорошо Ваше сопоставление: справочное бюро и… Эртель; кто же будет проверять справки Эртеля???? – Что такое Герцыки и к чему они (оне)??? – Cтруве слишком дилетантичен и бесцветен (это – адвокат?); вообще музыкантов пока не надо приглашать. Итак, или список нас ни к чему не обязывает, тогда его можно увеличить еще и еще; или он обязывает и определяет нашу позицию, тогда он чересчур эклектичен и беспринципен; мы не отыщем среди одиноких и нам неизвестных культурных людей, согласных с нами, если устроим такую гурьевскую кашу. – Очень многие из списка мне совсем неизвестны даже по имени. Прибавить кого-нибудь еще к списку я затрудняюсь. – То, что Вы называете «экзотерической программой» (не старое и новое, а высокое и низкое; этика и эстетика и т. д.) в общих чертах, конечно, вполне согласуется с моими взглядами; но ведь это оглавление огромной книги, а не программа журнала. Сомневаюсь, чтобы можно было понятным языком, языком партийных платформ вкратце изложить все пункты Вашего проекта. – Да и явится ли она привлекательной для большинства? Не лучше ли еще экзотеричнее. –
Итак, дорогой мой друг, резюмирую сказанное:
1) Во всех денежных делах и по поводу всех сделок и обязательств надлежит обращаться к моему отцу; ему же и показать мамонтовскую смету. Покажите ему также образцы бумаги; он знает толк в этом деле. –
2) Надо действовать так, чтобы не создалось учреждение, которое стало бы над нами и которое с самого начала впитало бы в себя чуждый или просто чужой дух. Основателями являемся только мы трое. – Мы же и эксплоататоры. –
3) Читая мое письмо, подчеркивайте синим карандашом то, что Вы считаете в нем директивами, письмо можете дать прочесть Эллису, да и Петровскому тоже… если находите нужным. Кажется, Эллис не может обидеться на то, что я там говорю где-то об его католичестве и очищении… Я получил сейчас письмо Эллиса. Отвечать не буду сейчас. Он просит еще 100 рублей на Бодлэра[2018]; но разве все деньги взяты у отца? Если нет, то пусть он отправится к отцу и возьмет 100 рублей. Если же денег больше нет, то напишите; я вышлю еще.
4) То, чтó я писал о Шестове вчера, сегодня подтверждается письмом Эллиса, указывающим на триаду Шестов – Лурье – Шпет[2019]; теперь понимаю до конца мое подозрительное отношение к Шпету. –
5) Отдельные места этого письма можете прочесть, если надо, и другим, извинившись за небрежность и спешность стиля. Вынужден прекратить писание, чтобы письмо отправить немедленно (а то поздно) заказным. Обнимаю Вас, Эллиса, Петровского, Соловьева. До свиданья, мой милый.
170. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич! Только что отправил Вам огромное письмо[2020], как получил Ваше второе об издательстве. Я нахожу, что и за 175 страниц дорого 7 рублей. – Кроме того, делаю общее замечание: можно ли рассчитывать на 1000 подписчиков как на достоверность; больше чем на 12 тысяч + три тысячи, которые в крайнем случае можно перенести из капитала книжного, т. е. больше чем на 15 тысяч рассчитывать нельзя, и я не желаю оказаться несостоятельным должником. – Я не имею возможности сейчас говорить с издателем; поэтому не могу Вам сейчас же и дать ответа решительного на вопрос о журнале. Но думаю, что издатель ни за что не согласится на то, чтобы все 20–22 тысячи ушли на журнал, а к этому идет дело, т<ак> к<ак> на подписку особенно рассчитывать нельзя и всякая смета всегда оказывается слишком узко взятой. – Я начал отвечать Вам по мере чтения письма; теперь я дочитал его до конца и говорю Вам: затевается нечто совсем другое, чем то, что мы хотели. Вместо скромного журнала и книгоиздательства, не желающих ни с кем конкурировать и преследующих (как я писал в прошлом письме) две интимных цели (осторожная проповедь нашего мировоззрения, как цель идеальная, и благосостояние трех лиц, как цель житейски-материальная), незаметно для Вас Ходасевич, Мамонтов, Кожебаткин затевают «общее дело» c риском (падающим всецело на меня) в 20 тысяч. Когда я говорил с Вами до отъезда, Вы сказали, что журнал можно вести на 10 тысяч в год, т<ак> к<ак> книжка обходится 600–700 в год (считая все расходы): 700 × 12 = 8400; оказывается, что надо иметь minimum 1000 подписчиков, чтобы в лучшем случае потерять на журнале около 10.000 р., если издавать на скромных началах, и 15.000 р., если издавать так, чтобы «побить в два года все (!!?) журналы основательностью…» Итак, расходы вместо 10.000 minimum 20.000; будем ли мы иметь подписчиков и сколько, я не знаю и не имею права уверять издателя, что мы будем иметь 1000 подписчиков; выйдет так, что в середине года уже обнаружится, что издатель (пока: в ожидании проблематичных подписчиков) должен выдать на журнал сумму minimum 15 тысяч или же придется брать из сумм книжных, чтó нежелательно и на что издатель тоже не согласится: я сказал издателю, что истраченное на книги возвратится через два-три года, когда издание будет понемногу раскуплено; истраченное же на журнал – невозвратимо; следовательно, я не имею права выдавать на журнал из сумм книжных; ну, две-три тысячи в крайнем случае на первый год можно еще взять из книжных сумм в расчете на доход от какой-либо удачной книги, но больше уже нельзя. И то, это только на первый год. Считаю нужным заметить, что издатель ни за что не согласится на то, чтобы еще кто-нибудь участвовал в предприятии денежно; или годовая сумма в 22 тысячи (10.000 на книги; 12.000 на журнал) должно хватить (при всяких самых несчастных обстоятельствах), или журнал не может существовать; если Мамонтов берет на себя дальнейший риск и делает это по уговору с Вами и для Вас, то это ни до меня, ни до издателя не должно касаться. Я этого риска ни на себя, ни на издателя переложить не смею; но этот риск я стану рассматривать как чисто коммерческую хватку хозяина типографии, который уверен, что журнал пойдет и находит возможным (чтобы дать работу типографии) несколько рисковать; но всякое вмешательство (идейное) в дела журнала со стороны хозяина типографии я не допускаю и не стану слушать речей вроде: «я хотел рисковать, полагая, что Вы поведете журнал в таком-то направлении, а не в таком и т. п.». Итак, Вы сами можете теперь ответить на вопрос, существует ли журнал. Когда же я буду иметь возможность говорить с издателем, я сообщу ему положение дел, но не надеюсь на то, чтобы он взял на себя риск в 20.000 для одного только журнала. Ведь риском до конца (особенно в таком деле, как журнал) является вся сумма необходимых расходов, без надежды на какой-либо доход… –
Пока (если при указанных мною условиях (внешних, денежных) журнал вестись может) имею сказать следующее.
1) Не слишком ли много будет печатать 2000 экземпляров; не достаточно ли на первый год 1200–1500.
2) Непременно покажите «приблизительный пока счет» Мамонтова – моему отцу.
3) Не слишком ли много Вы уделяете художественной прозе? Я бы взял меньше для нее. Журнал должен быть отчасти художественным, отчасти философским, а не беллетристическим. Я лично считаю, что подлинно художественная проза (в отличие от беллетристики) не легче, если не труднее стихов; трафаретных ауслендеровских стилизаций я терпеть не могу и считаю это дешевым жидовским товаром, развращающим вкус, – не более!
4) За построчную плату не стою, если это неудобно. Но как быть с мелкими рецензиями и фактическими известиями. Они окажутся или слишком выгодным делом, или слишком невыгодным.
5) Необходимо два секретаря; Эллис для внутренних дел и кто-нибудь другой для внешних.
6) Переводные рассказы очень желательны (Рачинский). – И притом не 1⁄6, а 1⁄3 может быть переводной. –
7) Вы забыли при смете выписку иностранных книг и журналов.
8) Я нахожу совершенно излишним приезжать сейчас: тем более, что мне, вероятно, придется еще и еще раз говорить с издателем; переписываться с ним было бы более затруднительным, нежели с Вами. – Огромных рапортов мне писать вовсе не надо. Вы знаете, что я контрасигную все, на что Вы сами решитесь относительно шрифта, бумаги (которую предварительно надо показать моему отцу) и прочих деталей; далее, если Вы находите выгодным иметь вторым секретарем Кожебаткина, знающего технику дела, я и на это согласен; возьмите пока у отца 100 рублей на мелкие расходы (каталоги, извозчики, я не знаю что).
9) Не слишком ли дорогую бумагу Вы берете и действительно ли выгодно иметь свою собственную по особому заказу (по этому поводу переговорите с моим отцом).
10) За немедленным кредитом дело не станет, но «да», о кот<ором> Вы пишете, следует ждать не вам от нас, а нам от вас, т<ак> к<ак>, повторяю, больше 12 тысяч на журнал не будет выдано (брать из книжных сумм мне бы очень не хотелось, т<ак> к<ак> согласия от издателя я на это не получу, а надежда возместить этот ущерб бойкой продажей ходкой книги – невелика).
11) Напишите, брали ли Вы деньги у отца и сколько. – Бодлэра Эллиса необходимо издать, я дал слово ему… Вообще на этом деле я уже вижу, что нас начинают давить какие-то страхи перед толками конкурентов, какие-то унаследованные от Весов цели и тактические соображения. Я о Рюисбреке, например, ничего не знаю (кажется, оптимист-мистик, может быть вру…), почему этот Рюисбрек – культура, я не знаю, хотя и верю Вам; для чего начинать с него, уже совсем не понимаю; если начинать с переводного, то я найду что-нибудь, чтó более (наверное более) покажет нашу программу; кто переводил Рюисбрека и как это переведено? И зачем мы сразу дадим нажить не близким, а чужим! Отложить перевод Бодлэра можно, но он должен быть напечатан, и притом в книгоиздательстве. Нам не должно быть никакого дела до других и до толков. Мы имеем возможность несколько лет вести наше маленькое дело, в высокой степени плюя на внешний успех. Не мы должны идти к этому внешнему успеху, а он к нам. А если не придет, то черт с ним. Надо печатать Вас, еще раз Вас и еще еще раз Вас, потом Эллиса, Эллиса, Вольфинга, потом опять Вас, пока Вы не выскажетесь до конца… и вдруг Рюисбрэк; да у меня есть малоизвестные писатели (например, Георг Христоф Лихтенберг, гениальный физик, юморист, эстетик, астроном и дэнди XVIII века, или Гердер Идеи[2021], или Гаманн), которых я знаю немного и ценю, которых переводить можно поручить Рачинскому; это будет наверное поценнее Рюисбрека. –
Простите, дорогой мой, и мою сухость тона! Но, право, я очень рад, что меня нет в Москве, иначе эта сухость превратилась бы в озлобленность: совершенно очевидно нас желают эксплуатировать; если журнал будет (а это зависит от Вас!), то он будет наш и только наш, хотя бы у нас не было на первый год ни одного подписчика; я совершенно спокоен; в крайнем случае можно начать небольшой журнал (только стихи, теоретические статьи и рецензии) в 100–125 страниц. Обнимаю Вас. Ваш М.
171. Белый – Метнеру
Милый, грустно, что мне приходится писать, но необходимо; Вы знаете, как я люблю Эллиса, но… есть границы моей терпимости; я вижу, что на него нужна просто грубая узда, или с места в карьер он посадит в лужу.
Помните первое мое письмо, где я Вам пишу о том, что нравственная интимность с Эллисом у меня лично прервана из-за музейской истории, хотя лично все так же его люблю[2022].
Верьте, что это неспроста; конечно, история в Музее есть извращенное, «мерзостное» толкование факта рассеянности и хулиганства, но… в связи с Музеем, в связи с ложью его и спутанностью аргументов, в связи с рядом мною обнаруженных мелочей (ради его я просто на время стал «суд<ебным> следователем») я понял: у него неряшество, граничащее с преступностью, неряшество, корни которого уже не только в забитости, а в нравствен<ной> расшатанности: и вместе с тем мне совершенно ясно: у него инстинктивная, бессознательная, чисто звериная хитрость, жадность, могущие выразиться вплоть до… интриганства.
Что и обнаружилось немедленно в нашем деле. С первых дней он буквально, сев верхом на журнале и книгоиздательстве[2023], не зная средств еще, не считаясь с «общей пользой», с «общей идеей», стал зажаривать «Эллиса», испугав за участь и того и другого меня, А<лексея> С<ергееви>ча[2024] и Киселева, который ради «нас» покинул многолетнюю свою замкнутость и, будучи обременен «госуд<арственным> экзаменом»[2025], взялся нам помогать. Я просил обоих помочь мне в деле обуздания Эллиса, так что инициатор инцидента – я: (считаю, что поступал правильно, не желая подвести Вас под «сюрпризы» и помня «неизвестного издателя», благородно пожертвовавшего нам на журнал).
С первых дней Эллис всем объявлял, что мы (?) печатаем полное собр<ание> сочинений его Бодлера, его «Сад Великана» (пьеса для детей!)[2026], еще какую-то книгу; все эти дни он палец о палец не двинул, зная, что я, Киселев, Кожебаткин и Петровский по 5 часов в день занимаемся очень скучными мелочами; если я горячо отношусь к делу техники, то только потому, что у нас нашлись «бескорыстные» помощники, вовсе не мечтающие писать, сотрудничать, а вызвавшиеся помочь в трудном деле организации.
Кроме того, Эллис написал уже «Манифест»[2027], тон которого меня ужасает, с самого начала дела чего-то забеспокоился и стал прямо чуть не требовать моментального печатания Бодлера в первую очередь[2028]. Взял у Карла Петровича[2029] не «200 рубл<ей>», как значится, а «триста», просит еще (а гонорар Кусeвицкого[2030] –?). Ведь он же на нас лежит.
Но самое главное; зная переводы Эллиса, я испугался и просил «Петровского + Киселева» проредактировать. (Ведь если нужно поощрить Эллиса, то все же не резон садиться в лужу и угощать публику с «места в карьер» плохим переводом и третьим по счету, не ознакомившись детально). Обнаружилось, что это не перевод, а «Бог знает что» (сейчас перевод у меня в столе). Для образца характерно, что заглавие предисловия переведено: «Арсению (?!) Гуссэ» (вместо Арсену), а первая фраза предисловия носит оборот: «шлю небольшое произведение, о к<ото>ром было бы несправедливо говорить, что оно без хвоста и головы (?), ибо напротив все в нем попеременно и взаимно и хвост и голова (??!!)»[2031] Бог знает что! И далее…
Очевидно, перевод надо проредактировать от строки до строки: я просил А. С. взять право, как редактору перевода, самому подписать к печати листы, ибо в прошлых переводах он изменял «редактор<ские> поправки» в корректурах. Взамен этого он начал осыпать Киселева и Петровского (заочно) оскорблениями, называет их мне «Ликиардопулами», говорит, что никто не имеет права указывать ему на знание Бодлера (французского языка он не знает), что он отказывается от редактирования и, ссылаясь на Ваше право самодержавия, хочет нахрапом печатать даже грамматически неверный перевод во имя того, что Вы пишете: «Печатайте»; вместе с тем присылает мне оскорбительные для «Кис<елева> и Петровского» замечания; присылает вот какую заметку[2032]. Это – бесстыдство.
Вы просили просмотреть Ваши статьи, указать на недоразвитости[2033] (хотя Ваши статьи в десять, в сто миллионов выше перевода Эллиса); я при печатании «Арабесок»[2034] считался с указаниями «друзей», ибо в выборе статей не доверял всецело себе; Эллис считает свой «черт знает какой перевод» за совершенство и вдается в амбицию, вносит формализм и интриганство туда, где только все – желание помочь; до Вашего приезда я не могу действовать от себя, а советуюсь во всем, но Эллис, опираясь на Ваше отсутствие, прямо скажу… «спекулирует» нашим трио, не для нашего интимного, а для себя.
Грубо и цинично, что он оскорбляет Петровского, который столько делал для него в «Музее», которого вчера он не знал, как благодарить, и о котором сегодня мне пишет: «После этого», т. е. моего желания, чтобы А. С. редактировал перевод, «для меня все наше дело идейно = 0»; «я считаю себя свободным от всех обязательств их, строго резюмируя монархизм Метнера». Это – цинично.
Знайте, Эм<илий> Карлович, что я, не желая компрометировать Вас, помня издателя, не желая еще и марать «дела», решил безжалостно: «Не печатать перевода без редактирования». Эллис имеет право тем не менее печатать, но если он это сделает, это – цинизм, и я уже окончательно рву с ним: пока что я отношу инцидент к истерике.
Но извещаю Вас: до Вашей резолюции я лично буду не давать санкции моральной на печатание явной безграмотности, и если он тем не менее отдаст в типографию (запретить это я не могу, не нарушая Ваших прав), то я пойму, что его дружба ко мне – не дружба, а собачья жадность, хитрость, т. е. нечто звериное; потому что, право, я начинаю думать, что ему наплевать на все, кроме себя самого.
Я не придаю значения инциденту; знаю, истерика слетит; собачий нюх заставит его понять; все остается по-прежнему, но… я убедился: с ним невозможно равноправно иметь дела; его надо обуздывать.
Говорю это на основании опыта.
Милый, милый Эмилий Карлович!
Все это формальные письма; сколько хотелось бы Вам сказать еще «интимного»; нет времени.
Только что получил Ваше длинное письмо[2035]; все будет принято к сведению; ответ на него могу написать только через три дня.
Остаюсь искренне любящий Вас и преданный всегда
172. Белый – Метнеру
Ждем немедленного ответа о журнале; журнал после двухнедельного размышления, балансируя между «декадентством» и солидностью, мы пока что назвали «Плеяды»[2036]: Ваше слово? Ваше «veto»? Ждем: почему остановились на «Плеядах», излагаю ниже; предполагается на желтой, костяного цвета (пергаментного) обложке изображен сверху орел со змеей (архаически): <рисунок> это проект Крахта; к следующему воскресенью он представит этот проект в разработанном виде; весь вид обложки имеет в себе что-то архаическое (чуть готическое); марка в проекте Крахта: <рисунок> (в венке орел с обвившейся змеей); обложка, по-моему, к «Плеядам» подходит; высказались так, что книгоиздательство могло бы быть тоже «Плеяды»; издание Кожебаткина, который ставит себя в подчиненное положение к нам, названо «Гальциона» (звезда в «Плеядах»)[2037]. На днях приступаю к изданию «Арабесок»[2038]. Книгу Ваших статей нужно бы выпустить до января[2039]. Ввиду спешности действия: мы пока что выделили комиссию с распределением функций. В нее вошли 1) Эллис, 2) Петровский, 3) Киселев, 4) Кожебаткин. Последние три незаменимы; Эллис же все только путает; он будет великолепен в самом журнале; в ведении же дел организационных на него нужна узда; я обуздать его не могу; после совещания решили: Кожебаткин соглашается его сдерживать, Петровский тоже (вообще Петровский и руками, и ногами, и носом в пенснэ с нами – голубчик: вышло так, что с Эллисом я не могу иметь ни малейших деловых отношений; он – путаник; я воззвал к помощи[2040]). Теперь о переводе Бодлера[2041]; Петровский взялся от строки до строки вновь пересмотреть перевод, сверить с текстом; я не знаю, правы ли мы, но я просил А. С. быть диктаторски точным в сверке перевода и чтобы Эллис слушался в поправках, чтобы издательство с второй книгой не село в лужу (в сущности у нас имеется великолепный Рюисбрёк[2042]; и им бы следовало дебютировать, а мы дебютируем пока что, 3-ьим в России уже переводом «Petites poèmes»… Надо, чтобы перевод был хорош. Если что не так, то приезжайте сами; но реальное дело уже показало: только при строгом контроле Эллис хорош. А контроль я не могу взять на себя; технику печатания обеих книг («Араб<ески>» и Бодлера) берет на себя Кожебаткин, который педантично как бы делает мне доклады.
Если журнал будет, то нужно помещение «Редакции». Сейчас свободно помещение «Руна»; знаете ли, что оно баснословно дешево (60 р. в месяц), а оно – целый особняк; 60 × 12 = 720 рублей в год; если поселить туда (в одну из комнат Эллиса, он хочет) и заставить его платить 20 рублей в месяц (вместо 30, которые он плотит), то 20 × 12 = 240; 720 – 240 = 480 рублей (за 480 рублей мы обладаем особняком, т. е. 3 комнатами (четвертая комната Эллису) – выгодно? Если бы не упустить помещения «Руна». Если секретарские деньги – 100 рублей, то 100 р. берутся делить между собой Кожебаткин с Эллисом (по уговору): у нас два человека: один практик, друг Эллиса, могущий вести счетную часть; пока что все секретарские дела ведет Кожебаткин; Эллис же только говорит; говорили мы и об технике устройства К<нигоиздатель>ства: вот какой намечается проект; Вы в журнале и в К<нигоиздатель>стве – полновластный ред<актор->издатель: для облегчения Вашего у Вас комитет по разделению труда; Петровский, Эллис, я, Киселев, Рачинский (?), Кожебаткин; вот в чем дело: Вы вольны что угодно печатать, кассировать, изменять, но Рачинский, Петровский брались бы сверять переводы; Вы, я и Эллис, мы выбираем книги; у Киселева огромная эрудиция по текущим книгам; мы могли бы его просить быть «au courant»[2043], Петровского – тоже; Кожебаткин (человек с опытностью и вкусом) мог бы быть незаменимым участником по вопросам, связанным с внешностью книги (и Киселев), а главное по печатанию. Как в журнале, так и в К<нигоиздатель>стве, мы трое нерв; извне Вы – диктатор; но если мы не приблизим полезных людей и не дадим им внешних функций теперь, мы остаемся без тела; в любую минуту Вы все можете изменить; без Вас же я один не справлюсь со всем; а у нас уже на деле выяснился прекрасный исполнительный орган; очень полезным другом по историко-литер<атурным> и делам русской культуры оказался Борис Садовской; он привлек к нам Черногубова (специалиста по архивам ценностей культуры).
Теперь и группировка сотрудников в связи с предлагаемой программой журнала (см. ниже).
Если нужны в первый год 2 статьи по общим вопросам культуры; 2 статьи по культуре Греции; 2 ст<атьи> по культуре востока; 4 по германской культуре (Гёте, Ницше, Вагнер, и еще); 2 по культурно-религиозным вопросам; 2 теория эстет<ики>; 2 этика и эстетика, то группы сотрудников нужных – вот.
Общая культура: (немцы – не знаете ли?) Дессуар, Риккерт, Зиммель, Метнер, Лосский, Пресняков (петер<бургский> профессор – очень живой, пишет хорошо: привлечь – легко), Шпетт, Степун, Топорков, Франк, Гершенсон[2044].
Культура Греции: Пресняков (занимался), В. Иванов, Зелинский, Соловьев, Флоренский, (Штейнер?), Новосадский, нет ли у Вас кого? Подумайте, кто бы мог написать о Роде?
Восток: Розанов, Джонстон, Тураев? Ольденбург (нет ли у Вас кого?), Киселев (обещал написать вместо Эллиса о Жераре де-Нерваль, имеющем соприкосновение с востоком[2045]). Кому бы поручить статью о Дейссене?
Германская культура. Кто? Используйте Ваше пребывание в Веймаре. Предполагаемые темы: Ницше (Метнер, Гаст, Ф<ёрстер->Ницше, кто?). Вагнер: Метнер, кто? А. Иванов (помните 2 статьи о Вагнере в «Мире Искусства» – интересные)[2046]; Аргамаков (вагнерианец, может хорошо писать, рекомендует Крахт).
Теория эстетики: Метнер, А. Белый, Лосский, Самсонов? Шпет? Эллис, Брюсов, Иванов, Ильин («ich’и» ), Топорков, Рачинский, Садовской? Реми де Гурмон (берется Эллис через Веселовскую и Крахт), Elis Faure (лично знает Крахт, выдающийся французский теоретик), Жилкэн.
Этика, эстетика, религия: Гиппиус, Философов, Мережковский, А. Белый, Розанов, Бердяев, Франк[2047], кто?
История литературы и культуры (русской): Брюсов, Соловьев, Садовской, Эллис, Гершенсон, Корш, Лернер, А. Смирнов, А. Крайний, Мережковский, Ходасевич, А. Белый, и пр. (легко); (немецкой): Метнер, Киселев, Шик, В. Гофман, А. Лютер, Рачинский (?); (французской): Мокель, Жилкэн, Мальё, Гурмон, Elis Faure.
Если интересная статья по философии общего характера – можно.
Прочие сотрудники для укомплектования, рецензий, прозы, стихов, публицистики и прочее. Не приглашаем, ожидая Ваших писем.
Теперь вместо делового изложения передаю резюме разговора с Гершенсоном (представитель группы «Вех»[2048]). Я. Вы бы не отказались сотрудничать в журнале, посвященном вопросам культуры и искусства, где Метнер редактор, я же при<ни>маю участие близкое. Гершенcон. Очень бы согласился, поговорив с Метнером; мы недовольны Лурье, «Р<усской> Мыслью», все лето искали денeг на журнал, посв<ященный> культуре. Я. Нам нужен Зелинский, может быть Бердяев, Франк. Г<ершенсон>. Если журнал «Мусагет», все примут за продолжение «Руна»; профессора никто не пойдет; мы же сначала посмотрим первые книжки. Я (думая про себя). Если профессора и «идеалисты»[2049] откажутся дать вначале подписи, декадентская братия устроит «бойкот», увидев имена из «Весов»; если дадут, всецело с нами Иванов и Мережковский. Гершенсон. Послушайте: дайте нам в журнале постоянный отдел, – т. е. мне, Франку, Струве, Бердяеву; Зелинский наш друг; мы привлечем Вам профессоров; так же сотрудничать мы будем остерегаться: сначала посмотрим; лично к Вам у меня великолепное отношение, но, например, в «Весах», в «Руне» мы не стали бы писать. Я. Позвольте прочесть мою краткую статью «Проблемы культуры» (я написал на этих днях такую, излагая свой взгляд на журнал)[2050]. Г<ершенсон>. Пожалуйста. Я (читаю). Гершенсон: Согласен с Вашим тезисом вполне; по темам Ваша идея – наша идея, т. е. моя, Франка, Струве, Бердяева, Булгакова; мы могли бы сотрудничать, привлечь Вам кого нужно, но: дайте 1) нам отдел страниц в 40–50 в месяц (если журнал 200 стр.); Вы и Ваши будете тоже здесь писать, но организацию поручите нам.
Итак, «идеалисты» предлагают блок с нами, гарантируя нам то, на что мы сейчас спорно рассчитываем; взамен просят отдел. Гершенсон утверждает, что 1) при согласии на дефицит около 15 тысяч (200 страниц) можно и должно положить: за прозу (минимум) 100 рублей лист; за статьи 80 рублей лист.
После этого разговора мы говорим с Петровским.
Я. Идеалисты предлагают обоюдовыгодную сделку, но с ними придется идти на компромисс, опасно их впустить; но при редакции Э. К. всегда их можно впоследствии выжать. Петровский: И они уйдут с «письмом в редакцию, уводя за собой профессоров»; кроме того: они, как клетчатка, имеют свойство разбухать и все заполнять: вспомните «Новый Путь»; и потом, разрастание клетчатки производит «раковые болезни»: опасное соседство, но с другой стороны, как ни хитри, а если рассчитываешь на видоизмененный сравнительно с типично «декадентскими» журналами журнал, без них не обойтись. Я. Для реальной политики литературной они нужны; они – маска, за которой мы пока можем спрятаться; из-за идеалистического камня можно впоследствии сделать наш прыжок на русское общество. Петровский. Да, но опасно, опасно: впрочем, журнал, посв<ященный> культуре, без идеалистов, а с профессорами (Зелинский, Ольденбург, Лосский и др.) и декадентами в России сейчас осуществился бы, если бы мы имели бы втрое более средств; пока же «идеалисты» могут быть посредниками; пишите Э. К., это – обоюдоострый шаг. (Таков смысл нашего долгого разговора).
Подумайте теперь Вы: вообще Ваше присутствие необходимо; Вы бы могли уехать потом; все мы нужнее пока здесь; ведь каждый день приносит «реальные» неожиданности; невозможно сноситься.
Пока Гершенсон осведомлен, интересуется, ждет Вас.
Еще надо сказать 1) Крахт обещает три теоретические статьи по живописи в связи с культурой; 1) Об ассирийской и египетской скульптуре, 2) Импрессионизм и скульптура, 3) Россо (чрезвычайно интересный, мало известный художник); если еще в год 3–4 статьи Бенуа, 2 Грабаря, то 3 + 4 + 2 = 9 статей. Крахт рекомендует одного русского из Парижа знатока «Салонов»[2051]; мог бы в год 1, 2 статьи по вопросам соврем<енного> парижского искусства (теоретическая в связи с выставками).
Еще раз, Эмилий Карлович: приезжайте. Ведь это – 1⁄10 того, что нужно писать; но не могу, рука отваливается; пишу Вам уже 3 часа (часы драгоценны: ведь я весь в делах по журналу, по изданию «Арабесок», и кроме того: пишу «Голубя»).
Эллис же Вам пишет ли так подробно?
Залог, кажется, вносить не нужно (наверное). Гершенсон советует: юридически оформить акт с издателем; далее он говорит, что известная сумма денег на Ваше имя (предпол<ожительная> стоимость журнала) должна быть положена в банк.
В случае, если издатель среди года вдруг откажется издавать, скандал перед подписчиками: скажут, Эллис режет книги; Метнер и Белый обманывают подписчиков.
Пишу это, не зная издателя.
Родной, спасибо Вам – да хранит Вас Свет.
173. Метнер – Белому
Вы называете меня «бесценным», милый Борис Николаевич! «Бесценны» – Вы, Вы и притом не только для меня и в моих глазах, но вообще. Спасибо, спасибо за хлопоты и донесения. Только напрасно Вы затрудняете себя подробностями и тратите время. Впрочем, утешаю Вас: если бы я был в Москве, мы истратили бы еще больше времени. Я бы раздражался. Вообще все, чтó происходит в Москве, должно иметь место, но я чую, что необходимо мое отсутствие из Москвы и присутствие в Веймаре (на днях буду говорить с Ферстер, Гастом и другими). – Из письма Вашего, пересланного мне сюда из Пилльница, усматриваю, что Вы моих писем еще не получили, я разумею двух огромных[2052] в ответ на Ваши два огромных; но Вы не пишете, получили ли Вы мое маленькое письмо[2053]. Впрочем, это – не важно. Важно в особенности мое второе письмо из больших, где я, между прочим, указываю на недоразумение с цифрою оборотного капитала журнала и заявляю, что издатель дает на журнал 12 тысяч на первый год и по 10 тысяч на следующие, ото всякого остального риска, могущего произойти от недостаточной подписки, отказывается. За раз внести всю сумму нельзя, никаких формально-юридических обязательств я даже и не подумаю предлагать ему брать на себя; это было бы оскорблением: журнал просуществует 1 год во всяком случае, parole d’honneur[2054] и крышка; я никогда не вхожу ни в какие отношения с не-джентльмэнами. – Блок с идеалистами на предлагаемых ими условиях немыслим; это даже комично звучит: «Вы и ваши будете тоже писать, но организацию поручите нам». Франк, Струвэ, Бердяев, Булгаков мне просто до глубины души противны. Если все будет продолжаться в том же духе, то я вовсе не приеду в Москву и никакого журнала не будет. – Если моя идея – идея Франка и Бердяева, то я сейчас же выброшу эту «идею» в окно и найду себе другую. – Простите, что я сержусь; мне лично ничего не надо: я одинокий особый тихий и несчастный человек; в крайнем случае, я готов уехать на земскую службу в провинцию или вести скромнейшую жизнь в Веймаре, пописывая и переводя; но раз Вы меня вытаскиваете за волосы на общественно-литературную арену, то Вы должны… иметь дело и считаться не только с моими Вами мне приписываемыми достоинствами, но и с угловатостями, недостатками, инстинктами, предубеждениями, ни на чем не основанными, но очень резкими… – Я готов для Вас для того, чтобы Вы (и Эллис) могли жить и высказываться, попытаться склонить издателя к журналу несмотря на то, что редактором буду не я, а Вы сами или Рачинский (как примирительный путаник нераспутанных клубков «наших», «ваших», «ихних», «декадентских», вульгарно-либерально-идеалистических, пономарско-кантианских и других «идей»); но редактировать журнал, организованный глубоко чуждыми мне людьми, устраивать государство в государстве, нечто вроде католической церкви или иезуитского ордена, стремящихся поглотить и ослабить политическое тело, в кот<ором> они поселились, – на такие компромиссы я просто неспособен; и все это из-за каких-нибудь двух-трех профессорских статей! К черту профессоров, если они, болваны этакие, не понимают, что Бугаев стоит больше, нежели все армии идеалистических просвирен, хаотических просветителей и мистических гримасников. Я не думаю, что издатель согласится, чтобы редактором был не я, но я-то, конечно, согласился бы, если Вы и другие находят, что блок с идеалистами на предлагаемых ими несколько унизительных для нас условиях – неизбежен. Я всего этого не вижу и не понимаю. Журнал может быть небольшой. Помещать можно и хорошее переводное, согласное с нашими (подлинно – нашими) идеями. Писать будут Вы, еще раз Вы, Эллис, я; далее большой музыкальный отдел, где будут помещаться и Колины[2055] афоризмы, и статьи Конюса, Катуара; далее художники Бенуа, Крахт, Владимиров, Макс Волошин; далее иностранцы; далее философы Шпетт, Степпун, Адемар Гелб (ученик Штирнера); далее Брюсов, Соловьев, Киселев, Нилендер и другие москвичи из Весов; далее Вячеслав Иванов, Мережковский, Гиппиус… чего же больше. Пусть нас называют как хотят. Лучше попытаться пробиться, сохраняя свою индивидуальность. Не пойдет – не надо. Но, впрочем, я уступаю (ибо не осведомлен ни в чем: вчера только узнал, что открыли северный полюс и что канцлер Бюлов пал[2056]). Пусть Анюта[2057] посмотрит помещение Руна; я ничего не имею против. Комитетом я признаю только Вас, Эллиса и Петровского. Я буду советоваться и с Рачинским, и с Кожебаткиным, и с Брюсовым, и со Шпеттом, но для комитета достаточно троих. За название Мусагет я не стою, хотя и не понимаю, чем Плеяды лучше; но почему же не Культура? Против «Плеяд» – ничего не имею, если Вам и Эллису они более по вкусу, чем мои названия. Кто выдумал Плеяды??? NB?? – Против «орла со змеей» решительно протестую как редактор; но как ближайший сотрудник – молчу… в знак… уступки… Клянусь небом! Сегодня ночью видел белую змею, у которой брюхо было раздуто: это змея съела орла! Просыпаюсь, передо мною почталион с Вашим письмом; вскрываю и вижу марку! Сон в руку!! Обнимаю Вас. Ваш Э. М.
174. Метнер – Белому
Надеюсь, дорогой мой Борис Николаевич, что Вы отвечаете мне на письмо мое от 27-го сент<ября> нов. ст.? Ибо это письмо я считаю окончательным решительным бесповоротным и исчерпывающим вопрос. Говорю исчерпывающим потому, что в сущности это одно и то же, издавать ли маленький журнал или несколько альманахов: одно и то же – в смысле денежном (если иметь в виду, как это делает издатель, только расходы; доходы же считать подарком судьбы, на котором строить какие-либо расчеты «негоже»). Эллис написал мне письмо, где доказывает, что журнал, хотя бы малюсенький, необходим. Я не знаю; не берусь судить, т<ак> к<ак> далеко стою от литераторской биржи. Эллис полагает, что Вы, Андрей Белый, первый, который через два месяца возопиет о невозможности немедленно отзываться на вопросы дня. Эллис сравнивает журнал с кавалерией, сборники с пехотой и книги с артиллерией и говорит, что необходимы все три рода оружия[2058]. Я лично имею только одно возразить против отказа от журнала; именно: если Аполлон или Шиповник укрепятся за 1910 г., то нам уже не придется издавать журнала вплоть до нового кризиса[2059]. Если Вы этого не боитесь, то я вполне согласен на выпуски сборников. Ведь Вы же наверное помните, что я постоянно (не имея в виду одновременного падения обоих журналов нового направления) твердил, что надо начинать не с журнала, а с книг и альманахов. Итак, вопрос исчерпан… На Ваше рассуждение о работе «во имя свое» и для «света» отвечу, что оба мы (и издатель, и я) имеем в виду «свет», но я должен был в своих письмах подчеркнуть цель нашего материального благосостояния (необходимого для плодотворной «службы в деле Света»), должен был подчеркнуть оттого, что ясно видел, как Вы поддаетесь напору литературной артели, ищущей работы, а не «света». Я посетил здесь моих знакомых. Старушка Ницше смеялась, когда я приглашал ее, и сказала мне, что сделала все, что нужно было, и больше вообще писать не будет. Петер Гаст опять (к сожалению) бросился на музыку и переинструментовывает свою плохую оперу[2060], которую (увы!) хвалил Ницше и ставил в противовес Вагнеру. Печально. Гаста ждет жестокое разочарование. Ницше погубил его своими похвалами. Гаст отказывался писать, говоря, что теперь он опять музыкант; впрочем, сказал, что подумает. Hegeler, у которого я вчера ужинал, обещал почти наверное статью о Гоголе… В Веймаре есть пастор Шмидт (той церкви, где проповедовал Гердер), который с церковной кафедры назвал Ницше – предтечей второго Христа. Каково!!! Положим, дух этой церкви всегда был антиортодоксален; Гердер тоже говорил в ней об Uebermensch’e[2061]. Я приеду к первому русского октября непременно; раньше было бы очень трудно: я немного расхворался; мне надо дня два-три отдохнуть, а затем придется пробыть в Берлине дня два. Если мое присутствие необходимо сию секунду, то телеграфируйте. Нельзя ли Эллиса куда-нибудь отправить в деревню к Сереже или к сестре Рачинского??[2062] На один месяц. Не говорите Анюте[2063], что я нездоров. Неврастенический припадок в связи с легкой простудой. Я ничего не могу делать, но на ногах и даже выхожу, т<ак> к<ак> тепло. Обнимаю Вас. Ваш Э. М.
175. Белый – Метнеру
сию минуту получил Ваше письмо; спешу ответить; за эти дни накопилось чрезвычайно много событий, в корне остановивших наши планы до снесения с Вами.
1) Мнения раскололись, часть стоит за журнал, у меня же идея иного рода; и вот какая:
2) На 12 тысяч можно вполне издавать журнал сериозный (маленький), но без беллетристики; если так, то – почему издавать журнал. Слушайте мою идею: однажды совершенно случайно «Шиповник» издал книгу о театре, сгруппировав вокруг одной темы ряд статей[2064]; группировали жиды – случайно, небрежно, но только потому, что получилась книга о театре (плохая, хорошая ли – это другой вопрос), она отмечена в «летописях» литературы: спрос на нее был большой, потому что она хотела подвести итог и направить внимание. Теперь: если у нас есть десять тысяч на книгоиздательство, то мы можем истратить на книги тысяч 6–7; прочие же 3 или 4 тысячи + 3 или 4 тысячи из денег на журнал (7, 8 тысяч) употребить на ряд сериозных выпусков по культуре и истории культуры, расположив в порядке эти выпуски; например: I выпуск «Культура и искусство». II выпуск – Культура Греции. III – Греция и современность (Ницше, Роде и т. д.). IV – Культура и миф (Вагнер, Парсифаль, R + K[2065]). Я имею тысячу веских соображений против журнала (до 1911 года) и за выпуски; изложить всё можно лишь при личном свидании: ждем, ждем, ждем ⊕[2066]
Будь журнал или выпуски, то и другое требует многочисленной подготовки; без Вас нельзя; все стало оттого, что вопрос о журнале, или выпусков, ждет Вас. Интимные и официальные доводы за выпуски я не могу изложить в письме; а есть веские доводы, что, приступи мы к серии выпусков, мы возьмем дирижерскую палочку культуртрегерства в России в свои руки; ученые, нам нужные, все будут писать в выпусках, а в журнале – нет. Далее: этими выпусками мы ставим точку на предшествующей эпохе модернизма; с 1911 года мы начинаем уже абсолютно новую линию.
Лучшие силы Университета благосклонно и доверчиво уже относятся к идее выпусков (я уже щупал почву): так возможен блок лучших символистов с лучшими профессорами; мы можем, пользуясь ученым материалом, в своих статьях рядом давать наш курс.
В Москву перевели профессора Новосадского[2067]; это второй подлинный специалист и наш по затаенным взглядам профессор филологии (знаток орфизма и мистерий); он не только обещал свое фактическое участие и совместную работу, но и обещал привлечь Тураева (известного и за границей египтолога), далее обещал, если понадобится, снестись с немецкими учеными; первое, что он сказал, узнав, что есть план выпусков: «Культура и мировоззрение»: – «Надо бы, чтобы была статья, посвященная Эдвину Роде». Но ведь это же наш план; далее, молодые моск<овские> философы все бы писали у нас; наконец: сор, т. е. рецензии, обзор журналов при этом – отпадает; все 175 стр. (до 200) отдельного выпуска посвящены сериозным статьям; лично я готов для каждого выпуска писать, где могу, сериозную статью, т. е. мы можем расправить крылья; несомненно, что к 1911 году у нас будет уже определенный круг читателей; тогда перейти на журнал можно; сейчас же на 12 тысяч по смете можно вести без риска журнал в 108 страниц, где 8 стр. – стихи, 40 стр. – проза, 30 стр. – музыка, 20 – рецензии, обзоры, живопись; итого – 98 страниц. Остается 10 страниц на сериозные статьи; причем для того, чтобы журнал вышел интересным, бремя рецензий и мелких заметок, хлопоты по технике берем мы. А ответственность перед читателями?
С идеей выпусков обстоит иначе: выпускаем лишь столько, сколько хватит 1) материала, 2) средств и в разные сроки: от 5 до 8 выпусков. Сумма страниц 175 × 8 = 1340 страниц в год сериозного материала: есть где расправить крылья за сериозным, не публицистическим трудом.
Теперь; с выпусками не нужно сложного хозяйства журнала, книг, обмена и пр. Мы выгадываем на всем этом несомненно тысячи 2000 <так!> минимум; если выпуск по 1000 рублей, то 8 вып<усков> – 8000 тысяч + 7000 тысяч на книги; у нас остается тысячи 3000 рублей (от двадцати тысяч) + к концу года вернувшиеся деньги за проданные книги (скажем, 7000 тысяч); итого у нас к концу года 10 000 тысяч; эти деньги мы часть кладем в фонд книгоиздательства (5000), часть прикладываем к журналу: 10 000 + 5000 = 15 000; имеем возможность в 1911 году начать журнал уже с наверное 1000 подписчиками, с штатом сотрудников по выпускам и с 15 000 тысячами средств. Поняли мою идею?
За это время у нас есть возможность подвести итог прошлому и уже начать открыто вовсе новую линию.
Милый, милый Эмилий Карлович: у меня есть план провести нашу тонкую интимность в сериозной по виду и ответственной серии выпусков: труд предстоит громадный: продумать эту серию; для этого нужно не только извне продумать, но и стать твердою ногой на «общий остров» общения: имею Вам передать ряд фактов громадной важности, не учтя которых нельзя приступать к делу: дело важно и нужно: выпуски требуют еще большей разработки, чем журнал.
Далее: трио Вы, Эллис, я ныне предстает мне[2068] в такой странной вуали, что я не могу, не поговорив с Вами сериозно, мечтать о начале дела без Вас.
Неспроста я, провожая Вас[2069], чего-то боялся: многое за это время нарушилось; кое-что прибавилось утешительного; еще более обстала сериозность и грозность событий: инцидент с Эллисом имеет грозную внутреннюю подоплеку[2070]; «„ils“ nous observent déja»[2071]. Многое в конструкции дела должно лечь на основании обсужденного с глазу на глаз и при закрытых дверях; без этого я отказываюсь начать действовать; о, если бы Вы прочли под этими словами предостерегающее обращенье: работать, – так всерьез и «не во имя свое», а если так, то что церемониться: Вы нужны делу здесь. Если дело – подспорье «нам», то «мы» принимаем эту помощь при условии, что «наше» – «не только наше»; если Вы скажете, что главное, чтобы «мы» имели возможность здесь и зарабатывать, я отвечу: «мне» лично нужен заработок для того, чтобы мое другое «я» могло сослужить службу в деле «Света».
Если Вы смотрите так, Вы скоро приедете.
Всё здесь «сериознее», чем кажется издали. Помните? Уже Вы, Ник<олай> Карл<ович>[2072] и я – есть: пока между мной и Н. К. не появитесь Вы, до тех пор это «есть» еще потенциально: а уже времена близятся.
«Главное» (∆), конечно, не идея нашего литературного предприятия, но от установления отношений между лицами, имеющими касание к ⊕, зависит приток энергии и в деле нашем. На наше дело хочу смотреть, как на «святое дело»; не хотелось бы начинать, не «благословясь». А пока Ваше отсутствие плодит ряд химер вследствие Вам из заграницы «не видных» причин.
Об Эллисе у меня с Вами, у Вас с Ник<олаем> Карл<овичем>, у меня с Ник<олаем> Карловичем и у меня с «х» лицом[2073] должны быть сепаратные сериозные разговоры: оставить его сейчас, и он погибнет.
Между прочим вам надо приглядеться к одному лицу, горячо взявшемуся за идею нашего предприятия; он тоже – ⊕[2074]. Не Петровский, конечно. Из Германии ныне едут «они»……рыцари с опущенным забралом.
Поймите: в это время Москва центр (октябрь – ноябрь). Ваше отсутствие невозможно.
В случае постановки «дела» Вам уже в декабре можно ехать, куда хотите; важно быть не после, а теперь.
P. S. Пишите откровенно: если Вам обременительно все это чересчур, мы ликвидируем идею выпусков, но тогда… и журнала; я журнал без Вас на свою ответственность не беру: и имею веские основания…
176. Белый – Метнеру
Очень прошу Вас приехать в среду в Москву[2076].
Есть безусловно важное сообщение о технике ведения всего нашего дела[2077].
Ваш приезд и разговор с Брюсовым необходим. Иначе мы рискуем запутаться совершенно и остаться без денег до окончания года. Мой разговор с Брюсовым о технике ведения дела меня потряс. Если не приедете в среду, то позвольте мне приехать во вторник. Жду разговора по телефону с Вами.
Любящий Вас
177. Метнер – Белому
Дорогой Борис Николаевич. Т<ак> к<ак> разговор по телефону затруднителен, а Вы все равно собирались к нам, то приезжайте во вторник к нам. Я предпочитаю в среду остаться здесь и приехать только в субботу. Это письмо передаст Вам Николай Иванович Сизов. Решительно недоумеваю относительно Вашего сообщения о разговоре с Брюсовым. Все это недоразумение или интрига. Конечно, первый год мы издадим меньше, нежели предполагали, но это ни до кого не касается. Если техническая постановка, организованная главным образом Кожебаткиным[2078], окажется слишком невыгодной, мы к 1911 году ее изменим: вот и всё. И откуда Брюсов знает о постановке и о средствах нашего издательства? Я ему об этом ничего не сообщал. Главное зло Москвы это излишние хаотические разговоры. Телефонируйте или попросите протелефонировать мою маму, к какому поезду Вам высылать лошадей, 12.30 или 4.50? Обнимаю Вас и жажду рассеять Ваши сомнения.
P. S. Привезите, если можете, мои статьи с Вашими примечаниями[2079].