Что ж, мы и раньше имели возможность убедиться и убедимся ещё не раз в том, что «информационные войны» — отнюдь не изобретение Нового времени. Андрей, во всяком случае, пользовался ими нередко и почти всякий раз — с успехом.
Вражда с Мстиславом
Вражда Андрея с Мстиславом Изяславичем носила наследственный характер. Известно, что для Юрия Долгорукого, отца Андрея, не было большего врага, чем его племянник Изяслав Мстиславич, отец Мстислава. Равно как и Изяслав не мог ужиться с дядей, предпочитая иметь с ним дело на поле брани. Но в отношениях между их сыновьями вражда эта проявилась не сразу, она нарастала постепенно. Так, Андрей всё-таки не принял у себя Владимира «Матешича» — главного врага Мстислава, — хотя и пообещал ему помощь в дальнейшем. По разные стороны оказались Андрей Боголюбский и Мстислав Киевский и в другом конфликте, вспыхнувшем в том же 1167 году, — вокруг княжения в Новгороде. К этому городу, как мы знаем, Андрей относился с особым вниманием, стремясь поставить его под свой контроль.
Напомню, что, в соответствии с договором, заключённым им с Ростиславом Мстиславичем в 1161 году, в Новгороде княжил сын Ростислава Святослав. Но отец перед смертью не зря беспокоился о нём: новгородцы действительно жили со Святославом «не добре», и их крестное целование Ростиславу не могло изменить положение вещей. О том, что происходило летом и осенью 1167 года в Новгороде, киевские и новгородские источники рассказывают по-разному, но смысл происходящего передан ими одинаково.
«Том же лете начаша новгородьци вече деяти в тайне, по двором, на князя своего на Святослава на Ростиславича», — свидетельствует киевский летописец{248}.[114] В городе у князя были и доброжелатели («приятели его»), которые поспешили к нему на Городище и поведали о ночных волнениях в городе: «Княже… хотять тя яти. А промышляй о собе!» Святослав посоветовался с дружиной. У него уже имелся печальный опыт: семью с половиной годами раньше, зимой 1159/60 года, точно также после ночного веча, Святослав пренебрёг предупреждениями своих «приятелей» и был схвачен новгородцами и посажен в «поруб». Теперь он готов был действовать по-другому, и дружина поддержала его:
— А сперва к тебе крест целовали все после отцовской смерти. Однако неверны суть всегда ко всем князьям, — передаёт их слова летописец. — А станем промышлять о себе, или начнут о нас люди промышлять.
Князь спешно выехал из Новгорода в Луки и прислал в Новгород грамоту, «яко не хощю у вас княжити». Трудно сказать, на что он надеялся: может быть, на то, что новгородцы одумаются и начнут просить у него прощение за свои коварные замыслы. Но если так, то он ошибся. Новгородцы вновь сошлись на вече и поклялись, что «не хочем его», причём скрепили клятву целованием иконы Пресвятой Богородицы. Больше того, новгородцы, вооружившись, двинулись к Лукам. Услыхав об этом, Святослав вместе с дружиной отступил к Торопцу. Здесь княжил его младший брат Мстислав, дальше начинались земли старшего среди Ростиславичей князя Романа Смоленского.
Бегство Святослава из Новгорода датируется «Семёновым днём», то есть 1 сентября. Новгородцы решили обратиться в Киев, к князю Мстиславу, и просить у него сына на княжение; правда, сразу у них это не получилось. Святослав же отправился из Торопца к верховьям Волги и оттуда запросил о помощи князя Андрея Юрьевича — напомню, союзника его отца. Андрей, очевидно, считал себя гарантом договора, по которому Святослав сидел в Новгороде. Кроме того, он должен был опасаться перехода Новгорода под контроль Мстислава, то есть объединения в одних руках Киева и Новгорода. А потому суздальский князь поспешил предоставить Святославу военную помощь. Той же осенью Святослав с Андреевым войском «пожже Новый Торг (нынешний Торжок. — А. К.)… и много пакости творяше домом их, и сёла их потрати (разорил. — А. К.)». Новоторжцы, не желая покоряться Святославу Ростиславичу, ушли к Новгороду. В свою очередь, смоленский князь Роман Ростиславич с братом Мстиславом начали наступление на Новгород с юго-запада, со стороны Смоленска. Князья сожгли Луки; лучане же, «устерегошася», разбежались: одни к Новгороду, а другие к Пскову.
Так возник союз Андрея со смоленскими Ростиславичами, которых тогда поддерживали ещё и полоцкие князья: «И съложишася на Новъгород Андрей с смолняны и с полочаны… а Святослава силою местяще (насильно возвращая, испомещая. — А. К.) в город». Летописец приводит слова Андрея и его смоленских союзников, обращенные к новгородцам: «Нету вам князя иного, разве (кроме. — А. К.) Святослава». Это нечто новое в поведении Андрея Боголюбского. Он и прежде бывал крут со своими противниками; но раньше он хотя бы вступал с ними в обсуждение той или иной кандидатуры (как это было зимой 1159/60 года на переговорах с теми же новгородцами), теперь же просто объявлял свою волю и настаивал на её безусловном выполнении.
Новгород был блокирован почти полностью. Одной из главных задач князей было не пропустить новгородских послов в Киев, к Мстиславу: «..и пути заяша (заняли. — А. К.), и слы (послов. — А. К.) изымаша новгородьскыя везде, вести не дадуще Кыеву к Мстиславу». Но одной из новгородских посольских «дружин» всё-таки удалось прорваться к Киеву. И Мстислав охотно поддержал новгородцев, пообещав отправить к ним на княжение своего юного сына Романа — правда, не сразу, но позднее.
В Новгороде начались волнения и мятежи. Выявляли сторонников Святослава, в числе которых оказались люди видные, пользовавшиеся всеобщим уважением, — посадник Захария, известный воевода Неревин и «бирич» (глашатай) Незда. Но прежние заслуги были теперь не в счёт. Расправа оказалась короткой: всех троих убили как изменников, «творящих перевет» — то есть вступающих в тайные сношения со ставшим ненавистным Святославом.
До открытого сражения всё же не дошло. Святослав с суздальским полком, а также с братьями «и с смолняны и с полочаны» двинулся к Новгороду и остановился у Русы (или Старой Руссы, как её позднее будут называть). Новгородцы выступили им навстречу. Возглавлял их рать Якун, ставший посадником после казни Захарии[115]. Однако полки Святослава Ростиславича повернули обратно: «…недошедъше, воротишася: не успеша бо ничтоже». Скорее всего, суздальцы и смоляне попросту не решились вступать в прямое столкновение с противником. Так, не в пользу Андрея, закончился первый раунд его вооружённого противостояния с новгородцами.
Очевидно, уже тогда Ростиславичи согласились признать Андрея «в место отца», и это стало одним из условий договора между ними. Для такого признания имелись все основания: Андрей был союзником их покойного родителя, причём союзником, ни разу не нарушившим крестное целование; кроме того, он приходился братьям двоюродным дядей. Когда-то отец Ростиславичей точно так же согласился признать «в отца место» своего родного дядю, Юрия Долгорукого. Сыновья Ростислава должны были последовать его примеру.
В течение зимы и в начале весны 1168 года никаких особых событий ни в Новгороде, ни вокруг него не заметно. Ну а 14 апреля, в третью неделю по Пасхе — Неделю жён-мироносиц, в Новгород вступил князь Роман Мстиславич, старший сын киевского князя Мстислава Изяславича. Более чем полугодовое пребывание новгородцев без князя завершилось. «И рады быша новгородци своему хотению», — свидетельствует летописец. Вокняжение Романа означало, что Мстислав открыто пренебрёг правами своих двоюродных братьев Ростиславичей и фактически объявил о готовности начать войну и с ними, и с их покровителем Андреем Суздальским. Очевидно, киевский князь полагал, что сил для этого у него достаточно. Но к тому времени на юге произошло много событий, и они серьёзно изменили расстановку сил между князьями.
Той же весной 1168 года, в марте, князь Мстислав Изяславич одержал самую громкую из своих побед — над половцами. Надо сказать, что ко времени его вокняжения в Киеве половецкая проблема оказалась наиболее острой и прежде других требующей решения.
«…Уведали половцы, что князья не в любви живут», — сообщал киевский летописец под предыдущим, 1166/67 годом{249}. Собственно, ничего нового для себя половцы не «уведали»: их нападения на Русь практически не прекращались, и междоусобные брани князей лишь подстёгивали их к новым набегам, но отнюдь не служили тому главной или тем более единственной причиной. Проще всего половцам было нападать на купцов — «гречников» и «залозников», возвращавшихся с товарами в Киев; нападения эти случались осенью у знаменитых днепровских порогов, где некогда русские подвергались нападениям ещё печенегов. («Гречники» — купцы, торговавшие по «Греческому» пути, то есть ездившие в Константинополь; «залозники» — соответственно, по «Залозному», ведущему к Азовскому и Чёрному морям и далее в страны Востока. Был ещё и сухопутный «Соляной» путь — в Крым, также проходивший через пороги.) Когда-то пути эти прервались и перестали функционировать, затем возобновились. В предшествующие десятилетия половцы, как правило, пропускали караваны, не желая ссориться с русскими князьями и получая за это немалое вознаграждение. Теперь ситуация изменилась снова. Но значительная часть товаров, которыми торговали купцы, принадлежала князьям. Соответственно, они и получали основную выгоду от этой торговли — и нападения половцев напрямую затрагивали их экономические интересы. Мы помним, что ещё Ростислав Киевский собирал значительное войско против половцев. Но он ограничился тем, что простоял у Канева, обеспечивая прохождение купеческих караванов. Мстислав же решил действовать иначе, избрав для себя наступательную, а не оборонительную тактику.
«Вложи Бог в сердце Мстиславу Изяславичю мысль благу о Руской земли, занеже ей хотяще добра всим сердцем» — этими словами автор Киевской летописи открывает статью 6678 (1168/69) года