Испуганные кузнецы выбежали во двор.
- Какого гостя?
- А вот не спрашивай!
- Веди, веди! Гостю мы всегда рады.
Алексей с Николаем переглянулись. Они не знали, что думать. Открылась калитка, и Алексей увидел во дворе сгорбленного старика, одетого в лохмотья.
- Пойди, Алёшка, - посторонился Николай. - Помоги гостю.
Алексей неуверенно переступил порог и задержался. Он смотрел на стоящего человека и ничего не понимал. Сделав ещё шаг, он вдруг почувствовал, как тёплая волна подступила к глазам, захлестнула по сердцу, закружила голову…
Затопили печь. На сосновых стенах избы дрожали золотые пятна огня. Дед Кузьма, Николай, Прокопий и Алексей сидели за столом. Ещё никогда Алексей не чувствовал себя так хорошо! Не верилось, что дед Кузьма здесь, с ним, под одной кровлей.
2
Зимой поп Фёдор был приглашён князем Андреем Юрьевичем во Владимир. Его часто видели в Успенском соборе.
Высокий, широкоплечий, в чёрной одежде, он всегда стоял подле князя. В этот день, как обычно, Фёдор выстоял длинную службу в Успенском соборе и возвратился в покой. В дверях его встретил молодой послушник с бледным, восковым лицом:
- Что приказать изволишь, отче?
- Позови Паисия.
Послушник исчез бесшумно, словно растаял.
Сняв чёрную бархатную шапку, Паисий перекрестился в угол на горящие лампады. Подошёл к стулу. Фёдор протянул ему свои холеные, надушенные ароматным ладаном пальцы:
- Ну, каковы вести от патриарха цареградского, Паисий?
Паисий начал рассказывать о своём путешествии в Царьград. Фёдор слушал молча.
- Ты поведал патриарху, как говорил тебе князь, что в победе над булгарами помогла нам Богородица?
- Да.
- Уверовал патриарх, что владимирская икона чудотворна?
Паисий развёл руками:
- Нет, отче! Греки сомневаются в святости иконы. Но праздник первого августа патриарх всё же признал.
- Как же он разрешил этот праздник?
- Первого августа, когда князь Андрей Юрьевич нанёс поражение булгарам и взял их город Бряхимов, греческий император Мануил одержал победу над сарацинами. Патриарх этим праздником признал нашу победу над неверными и победу греческого императора Мануила.
Паисий умолк.
- Хитры греки! Ну, иди, поведай обо всём князю. Перекрестившись ещё раз на иконы, Паисий поклонился.
Поздно вечером Фёдор зашёл в покои княжого терема.
Андрей читал при свете толстой восковой свечи. Услышав скрип половицы, поднял голову:
- Рад видеть тебя, Фёдор! Слышал новости из Царьграда?
Фёдор усмехнулся:
- Слышал, княже.
- Признал патриарх наш праздник?
- Признать-то признал, да в память победы императора Мануила. В один и тот же день победил ты, князь, и греческий император Мануил.
Князь насупился:
- Не всё сразу, Фёдор. И это считаю большим делом. Сегодня патриарх уступил в малом, завтра уступит в большом. Дождёмся, что Владимир почитаться станет боле Ростова Великого, потом Киева. Кто знает… может, суждено со временем стать нам выше самого Царьграда.
Князь ходил по светёлке из угла в угол, а Фёдор следил за его тенью.
- Учителям нашим духовным, грекам, - начал Фёдор, - пуще всего хочется держать нас в повиновении. Не любо им, чтобы Русь была единой и сильной. Немощными и слабыми управлять легче: безропотно снесут любое ярмо.
Подойдя к аналою, князь захлопнул книгу.
- Во Владимир я тебя, Фёдор, призвал не зря. Знаю твою верность. Думаю, во многом ты мне поможешь.
Нужно нам укреплять силу земли нашей. Строить нужно города я рубить стены, воинов наших и горожан обучать ратному делу. Нужно, чтобы Владимир стал сердцем земли Русской.
Фёдор понимающе кивал головой.
- Правда твоя, князь! - сказал он, воодушевляясь. - Попам накажу, чтобы праздник этот проводили торжественно и богато. Если так будут праздновать его во всех церквах русских, всем будет ведомо, сколь славную победу ты одержал.
Разговор опять зашёл о епископе Леонтии. Князь морщил лоб; он усмехнулся недобро, уголками губ:
- Леонтий - выживший из ума старик. Это все знают, но враги мои постараются использовать и его во зло Владимирской земле.
- Пока жив Леонтий, не разрешат нам, княже, иметь своего епископа. А без епископа город не столица.
- И это знаю…
- Сказывали мне, - продолжал Фёдор, - верные люди из попов киевских, что великую злобу он против тебя имеет. Говорит: «Пусть князь Андрей обождёт - добудут его и из-за стен каменных. А Владимиру не только митрополита, а и епископа своего не иметь».
Князь махнул рукой:
- Мало ли что болтает он по скудости своего ума! Греческий император и патриарх слушать его не станут. А вот ежели патриарх не захочет, чтобы во Владимире был свой епископ, то против него с мечом не пойдёшь. Его нужно брать лаской да хитростью. - Андрей прощупал Фёдора глазами. - Надо тебе самому съездить к патриарху и добиться от него посвящения в епископы. Человек ты смышлёный… жаль, что вот греческой грамоты не разумеешь.
Фёдор опустил голову.
3
Сложную работу поручил княжеский управитель мастеру Николаю: для отправлявшегося в Царьград попа Фёдора, для подарков грекам, нужно было изготовить тонкие ювелирные вещи. Мастерам не хотелось ударить лицом в грязь перед видавшими виды царьградцами. Требовалось много уменья, чтобы узорочья, не уступали по красоте и тонкости работы изделиям прославленных константинопольских ювелиров. Николай поучал Алексея:
- Для паяния серебряных вещей припой делай из Годной части красной меди и четырёх частей серебра. Для паяния золота возьми десять частей золота, шесть частей серебра, четыре части меди. Припой сначала расплавь в тигле, чтобы металлы сплавились, а потом напильником изотри в порошок…
Николай подсел к столу, подвинул к себе серебряную пластинку и маленькими щипчиками начал укладывать на ней узоры из тонкой кручёной проволоки. Когда узор был уложен, он насыпал на пластину припой и поставил её на жаровню. Легкоплавкий припой скоро расплавился и, остыв, соединил проволочки с пластиной. Узор из кручёных проволок называли сканью.
Кроме накладной скани на пластинке, Николай задумал сделать ажурную скань, где сами проволочки образовывали каркас вещи. Здесь свитые металлические волоски припоем скреплялись не с основой, а друг с другом. Целыми днями сидел Николай, забывая о еде и сне. Когда что-нибудь не получалось, он осторожно откладывал скань и, вытирая вспотевший лоб тыльной стороной ладони, говорил с огорчением:
- Стар стал! Глаза подводят. Шутка ли сказать - проволока-то толщиной в волос, а вся вещица в половину ногтя…
- А ты, Николай, дай отдых рукам. Отойди от работы на время, - советовал ему дед Кузьма.
- Алёшке нужно поспешать с ученьем. Окромя его, некому мне передать ремесло.
Алексей выслушивал эти слова молча. Знал хорошо, что Николай его успехами доволен и работами ученика хвастал перед соседями.
- У одного рязанского мастера, - рассказывал Николай Кузьме, - видел я узорочья, каких нет, наверно, у самого греческого царя. Показал он мне золотой колт [99], украшенный самоцветными камнями. Приподняты самоцветы на едва заметных кружальцах. Проходит свет сквозь кружальца под камни и отражается от золотой основы. И светятся каменья изнутри, словно пылают внутренним огнём…
Все были заняты работой и всё же слушали мастера с интересом. Старик Кузьма и сам мог кое-что рассказать владимирскому мастеру. Алексей мечтал о том, как он сделает колт, какого нет у самой княгини. «Вот обрадуются старики!» - думал он. Иногда он вспоминал о девушке, которую встретил на берегу Ирпени. Тогда он улыбался, а Кузьма думал, что Алёшка не верит их рассказам, и сердился.
- Да я, дед, о своём думаю.
- Другой рязанский мастер, - продолжал рассказывать Николай, - на небольшой золотой оправе между драгоценными самоцветами припаял золотые цветы. Стебельки сделал из рубчатой золотой проволоки толщиной чуть больше волоса. На каждом четыре - пять витков. Один конец стебелька припаял к основе. На другом прикрепил маленькие золотые чашечки из пяти лепестков. На поле величиной с ноготь мизинца посадил пятнадцать - двадцать золотых цветов. Красота сказочная! Среди алых и лиловых самоцветов колышутся на своих витых стеблях цветы, словно подснежники на лесной поляне.
Кузьма рассказывал о знаменитых киевских мастерах. При богатом дворе великого князя киевского во множестве жили златокузнецы-ювелиры и другие мастера, творившие искусные узорочья. Все они работали на князя да дружину, на богатые монастыри и церкви. А ведь, кроме Киевской земли, на Руси были десятки других княжеств, и в каждом из стольных городов работали мастера. Сколько было их разбросано по всем градам русским!..
Алексей слушал и думал о своём. Одно его огорчало: красивые узорочья заказывали для боярынь и богатых горожанок, а он, мастер, не мог сделать для своей будущей невесты самого дешёвого браслета. И опять Алексей почему-то вспоминал о девушке, встреченной в лесу: «Кто знает… может, ещё встретимся. Ведь в жизни всякое бывает». И к нему приходило хорошее настроение. Он работал быстрее и лучше, будто колты он делал не для далёких византийцев, а для неё.
4
Окончили княжеский заказ. Пришёл слуга и сказал, чтобы они пришли на княжой двор:
- Сам князь с вами говорить будет. У Алексея потемнело в глазах:
- Батюшки, что же это? Николай ухмыльнулся:
- Может, похвалит наше старание… может, побранит за нерадивость.
В праздничных рубахах стояли мастера перед высоким теремным крыльцом. В обтянутых красным сафьяном ларцах лежали сделанные украшения. Впервые князь пожелал сам принять работу своих умельцев.
Искоса поглядывая на Николая, Алексей удивлялся: сухое лицо учителя было, как всегда, спокойным. Алексей же совсем пал духом, когда увидел вышедшего на крыльцо нарядного слугу.