Отсутствие следов сокрытия преступления может быть отражением наличия у преступника известного чувства вины и косвенным образом выраженного «согласия» на разоблачение. Нельзя исключить возможность его самоубийства или покушения на него. Однако каких-либо признаков, указывающих на то, что убийства в ближайшее время могут спонтанно прекратиться, в материалах дела нет. Анализ материалов уголовных дел по убийствам мальчиков позволяет отметить у преступника главным образом сексопатологические и личностные нарушения. Действия его носят крайне антисоциальный характер, жестокий, но достаточно цельный, последовательный и мотивированный.
Иное впечатление складывается при анализе действий преступника, напавшего на лиц женского пола (особенно в случае нападения на женщин, т. к. относительно девочек — дефицит данных). Имеется ряд обстоятельств, указывающих на вероятность наличия у преступника душевного заболевания. Прежде всего, обращает внимание эмоциональная холодность, парадоксальность (тупость?) преступника, его особая, бессмысленная жестокость, полное пренебрежение к моральным нормам, закону, равнодушие к последствиям, отсутствие чувства вины или реакции на содеянное. В этом плане можно рассматривать и такие характерные черты его криминальных действий, как явная «избыточность» (нерациональность) наносимых жертвам повреждений, чрезмерных как для целей убийства, так и осуществления половой агрессии, малопонятный, внешне случайный выбор жертв в широком возрастном диапазоне (от 8 до 45 лет), отсутствие адекватных (в общепсихологическом смысле) мотивов совершения убийств и частота их совершения (от 1 в 1,5–2 месяца до нескольких в месяц). Следует также отметить внезапность перехода в действиях преступника от мирного контакта с жертвами до яростного нападения на них, наличие у жертв в ряде случаев ранений глаз, что может говорить о своеобразном, символическом отношении преступника к этой области тела, а также извращенный, противоестественный интерес преступника к внутренностям человека в сочетании с отсутствием брезгливости и равнодушием к обильному кровевыделению из тела жертвы (возможно, даже особое удовольствие при виде обилия крови). Такой интерес к внутренностям и крови также может иметь символическое значение или быть следствием выраженных патологических изменений личности, перестройкой на почве болезни инстинктивно-биологических основ.
Поведение преступника иногда выглядит непоследовательным, противоречивым, амбивалентным (сосуществование взаимопротиворечащих тенденций). Он начинает какие-либо действия и не заканчивает их (например, начинает характерный разрез и оставляет (…), вскрывает брюшную стенку, отсекает матку, но «забывает» ее в ране (…), удаляет часть пальца с перстнем, снимает его, но здесь же бросает (…), преодолевает сильное сопротивление жертвы, но не насилует ее (…); он забирает одни вещи, представляющие для него какую-то ценность, но не берет другие, аналогичные, одновременно припрятывает вещи жертв и разбрасывает их, следит за тем, чтобы не оставить своих следов, но не скрывает следы преступления; он, с одной стороны, осторожен, с другой — беспечен. Кроме того, в действиях преступника явно прослеживаются явления стереотипии. Она заметна в том, как преступник наносит множество однообразных ранений в ограниченный участок тела жертвы (иногда даже не вынимая нож из раны). Стереотипия проявляется и в тяготении преступника к одним и тем же местам совершения убийств (большинство из них совершено в двух регионах: Парк авиаторов в Ростове-на-Дону и пригороды города Шахты; трупы иногда находили на расстоянии сотен и даже десятков метров друг от друга). Стереотипен и общий рисунок криминальных действий преступника. Все эпизоды почти фотографически повторяют друг друга, отличаясь лишь некоторыми вариациями.
Каждое убийство можно условно разделить на несколько этапов, повторяющихся в определенной последовательности. Первый этап — это активный поиск жертвы и препровождение ее к месту убийства. Затем — обездвижение жертвы, лишение ее возможности сопротивляться (удушение, оглушение или нанесение ножевых ранений в височные области, глаза). Потом — укладывание жертвы на землю и нанесение ей множества смертельных ножевых ранений, по-видимому, сверху вниз: от шеи к груди и животу. За этим следует раздевание жертвы, ее обнажение и суррогат полового акта (предпочтительна мастурбация, в редких случаях — попытка «нормального» сношения, сопровождающаяся поверхностными «подкалываниями» тела жертвы (агонизирующей), возможно, для поддержания эрекции). Следующий этап — манипулирование с трупом: вскрытие по средней линии, отрезание внутренних половых органов и сосков молочных желез. Последний, завершающий этап — упаковка отрезанных частей тела, чисто символическое присыпание трупа и манипулирование с вещами жертвы. При этом вещи, как правило, относятся на значительное расстояние, часть из них складывается в кучку, часть преступник еще какое-то время несет с собой, затем раскидывает по земле, развешивает на видных местах, косвенным образом как бы «заявляя о себе» этими уликами; некоторые предметы он по каким-то непонятным признакам отбирает и оставляет себе в виде фетиша или «трофея».
Заметно, что с течением времени общий рисунок криминальных действий преступника несколько упрощается (не вскрывается грудная клетка, не повреждается лонное сочленение, отрезается не часть груди с сосками, а только соски, некоторые из перечисленных этапов намечены лишь схематично), что может объясняться «обучением» преступника, изменением его психического состояния или ситуационными факторами (дефицит времени), отсутствием условий, помехами).
Представляется, однако, что для преступника имеет значение соблюдение известных этапов криминальных действий в указанной (или близкой к этому) последовательности. Это придает убийствам характер вычурного и нелепого ритуала, которому трудно найти аналогию в нормальной психике. Такие ритуалы убийства могут вытекать из стойких, систематизированных бредовых переживаний, фабула которых содержит, скорее всего, идеи реформаторства. Сексуальная патология здесь, по-видимому, имеет вторичное значение, но, наслаиваясь на бредовые переживания, она маскирует истинные мотивы убийства. Наиболее реальное диагностическое предположение — параноидная шизофрения на паранойяльном этапе, затем эпилепсия (бессудорожная?) с пароноидным синдромом.
Время, требующееся преступнику для совершения убийств (без первого этапа), может колебаться от 30 до 90 минут. Сразу после убийства преступник, скорее всего, несколько астенизирован, избегает контактов, но в целом поведение его может оставаться упорядоченным; возможность вождения автомашины не должна быть существенно нарушенной. Что касается длительности первого этапа (поиск жертвы), то он может продолжаться и несколько часов и несколько дней.
По-видимому, у преступника сложился определенный образ (имидж) жертвы, который он ищет специально. Этот образ трудно однозначно определить, так как все потерпевшие с первого взгляда очень разные. Однако у них можно найти и ряд общих признаков. Многие примерно одного роста и телосложения, со славянским типом лица, короткой стрижкой. Одеты немодно, в поношенную одежду ярких, контрастных тонов; выглядят малопривлекательно внешне, усталыми, бледными; имеют нерезкие физические дефекты — плохие зубы, длинный нос, хромоту, синяки на теле или лице. Есть и общие психологические признаки: в большинстве случаев — это приезжие, транзитные или местные, но вдали от дома; все или большинство — из неблагополучных семей, неустроенные, с нерешенными проблемами, неудовлетворенные, легко вступающие в контакт с посторонними.
Такой «образ» (включая какие-то неуточненные признаки) вызывает у преступника негативное отношение, оживляет его патологические идеи и «запускает» механизм убийства. Данных о возможности спонтанного прекращения убийств в ближайшее время нет. Однако, учитывая учащение случаев нападения в последнее время (с 19.07.84 по 06.09.84 — 5 эпизодов), можно думать об ухудшении психического состояния преступника, что должно сопровождаться изменениями в его поведении (странность, необычность). При таких обстоятельствах преступник в большей степени может обратить на себя внимание милиции: не исключено его стационирование в психиатрическую больницу. Стационирования в психиатрические больницы в прошлом, пребывания на психиатрическом учете возможны, но маловероятны.
3. Относительно характерных черт преступника(ов), его(их) личностных особенностей можно высказаться еще с меньшей определенностью. Версия о двух преступниках предполагает различие их личностных и физических характеристик. С учетом сказанного в разделе 2, а также данных о некоторых фигурантах (последних, с которыми видели потерпевших), имеющихся в делах по убийствам Пташникова и Чепеля (а других двух делах нет фигурантов), преступник, нападающий на мальчиков, представляется субъектом в зрелом возрасте (35–40 лет), выше среднего роста (около 180 см), астенического телосложения, с малопримечательной интеллигентной внешностью. Работает (или совмещает, скорее всего) в одном из детских учреждений (преподавателем в школе, институте, воспитателем в санатории, тренером), так как должен стремиться быть ближе к объекту своего полового влечения. Имеет значительный опыт общения с детьми, знает интересы детей, умеет их подогреть. Холост, с женщинами не встречается, друзей не имеет. В обыденной жизни неприметен, формален в контактах, нелюдим. Живет одиноко или с близкими родственниками, на изолированной жилплощади. Может иметь увлечения (книги, филателия, телевизор, шахматы, фотографирование). Интересуется порнографией. Дома где-то хранит коллекцию фетишей педофильно-гомосексуальной ориентации, включая отрезанные у жертв части половых органов в законсервированном виде. Ходит с портфелем, в котором находятся предметы, необходимые для завлечения жертв и совершения преступления. Возможно, имеет собственный транспорт. Должен быть фиксирован на состоянии своего здоровья и обращаться в поликлинику с соматическими жалобами. Не исключено, что на половом члене у преступника имелись повреждения, по поводу которых он обращался к урологу, хирургу, дерматовенерологу.