Министр Шепилов распорядился:
1. Разослать членам Президиума, кандидатам в члены Президиума и секретарям ЦК.
2. Отделу печати и Протокольному отделу.
Раздражающие советских людей подробности светской жизни высших чиновников и дипломатов из прессы исчезли.
Сообщение П.А. Сатюкова и Ю.А. Жукова секретарю ЦК КПСС Д.Т. Шепилову о письмах читателей «Правды», недовольных публикациями в газете «Правда». 16 января 1957
[РГАНИ]
Дмитрий Трофимович был очень любознательным человеком, вызывал специалистов, просил объяснить, что к чему. Быстро схватывал. Но очень глубоко вникать, похоже, не стремился. Вероятно, не собирался задерживаться на этом месте. Но и не предполагал, что его министерская карьера окажется столь короткой. Шепилов проявил самостоятельность, и Хрущев возмутился:
– Ах вот как? Ты хочешь сам определять политику?
Формально Шепилов ушел из МИД в ЦК партии с повышением. В феврале 1957 года на пленуме ЦК его вновь сделали секретарем ЦК по идеологии. В реальности Хрущев затаил на него обиду.
А в октябре 1957 года Молотов, Маленков, Каганович и Булганин решили свергнуть Хрущева. На Президиуме ЦК они предъявили Хрущеву целый список обвинений. И вдруг Шепилов тоже начинает критиковать Хрущева. Не потому, что он поддерживал Молотова и других – ничего общего между ними не было, а по принципиальным соображениям. Шепилов оставался хрущевским человеком, но он искренне высказал свои убеждения. Ему не хватило аппаратной осторожности, умения промолчать, посмотреть, как дело повернется, и потом уже смело присоединяться к победителю.
Шепилов считал, что надо сохранить идею ХХ съезда – ни один из партийных руководителей не должен возвышаться над другими. Он был против зарождающегося культа Хрущева. Никита Сергеевич одолел своих соперников, и на октябрьском пленуме ЦК над ними устроили судилище.
Молотова, Маленкова, Кагановича хватало в чем обвинить – участие в репрессиях, выступления против решений ХХ съезда, за сохранение культа Сталина. Обвинить Шепилова было не в чем. Дмитрий Трофимович сам готовил доклады о развенчании культа личности. С Молотовым, Кагановичем и Булганиным он находился в плохих отношениях. Поэтому на него просто лились потоки брани.
Дмитрий Степанович Полянский, будущий член политбюро, раздраженно говорил:
– Это интеллигентик такого либерального толка, барин, карьерист, он нам разлагает идеологический фронт, засоряет кадры, запутывает дело, двурушничает.
Голос из зала:
– Пижончик.
Письма члена КПСС А.А. Никитина и рабочих завода Почтовый ящик № 55 (г. Вильнюс) об информации, публикующейся в газете «Правда». Январь 1957
[РГАНИ]
Министр иностранных дел СССР А.А. Громыко на чрезвычайной сессии Генассамблеи ООН по Ближнему Востоку. 13 августа 1958
[АВП РФ]
Полянский похватил:
– Да, это правильно. Он себя ведет как пижончик и стиляга. Он на каждое заседание приходит в новом, наглаженном костюме. А я так думаю, что кому-кому, а Шепилову на этот пленум можно прийти и в старом, даже мятом костюме.
Хрущев не выдержал, закричал:
– Вы смотрите, Шепилов все время сидит и улыбается.
Молотов и другие были для Никиты Сергеевича просто политическими соперниками. Выступление Шепилова он воспринял как личную обиду. Он считал, что, посмев его критиковать, Дмитрий Трофимович ответил ему черной неблагодарностью.
Как только не поносили Шепилова: сплетник, политическая проститутка, злобный провокатор, фарисей и авантюрист, выскочка, грязный человек, чуть ли не уголовник…
Иван Васильевич Капитонов, первый секретарь Московского обкома, с важным видом вещал:
– Шепилов показал себя политически продажным человеком. Шепилову нужно пройти школу низовой работы, повариться в рабочем котле, тогда можно будет подумать о его принадлежности к партии.
Не зная, как объяснить, почему сняли Шепилова, в ЦК придумали эту знаменитую формулировку – «Молотов, Маленков, Каганович и примкнувший к ним Шепилов», хотя в реальности он к этой группе не имел никакого отношения.
Дмитрий Трофимович Шепилов умер 18 августа 1995 года, не дожив двух месяцев до своего девяностолетия. Он не думал о сломанной карьере, об упущенных возможностях. Несчастьем для него стало то, что его оклеветали, обвинив в том, чего он не делал. Слово «примкнувший» его бесконечно обижало. Когда в больнице ему было совсем тяжело, он с горечью говорил:
– Вот я умру, и после меня ничего не останется, кроме фразы «и примкнувший к ним Шепилов». А я никогда ни к кому не примыкал, жил своим умом…
Кабинет на седьмом этаже
Когда Шепилова забрали назад, на Старую площадь, на заседании Президиума ЦК возникла дискуссия: кто его заменит? Обсуждались кандидатуры двух первых заместителей министра иностранных дел – Андрея Андреевича Громыко и Василия Васильевича Кузнецова, входившего в круг высших советских чиновников.
Успешная карьера Кузнецова застопорилась после смерти Сталина. Когда шла перетряска кадров, его сместили с поста председателя ВЦСПС. Личных претензий к Кузнецову не было – срочно понадобилась его должность руководителя советских профсоюзов. В его кресло пересадили Николая Михайловича Шверника, при Сталине возглавлявшего Президиум Верховного Совета СССР. А главой Верховного Совета (пост безвластный, но заметный) поставили Климента Ефремовича Ворошилова – маршал, живая легенда, понадобился новому коллективному руководству страны, сильно в себе неуверенному, для солидности.
Вечером 5 марта 1953 года на пленуме ЦК, когда наследники Сталина делили власть и посты, решили назначить Василия Кузнецова заместителем министра иностранных дел и отправить в Китай в качества посла и представителя ЦК. Но от идеи услать его в Пекин быстро отказались, и он остался в МИД. С 1955 года он состоял в должности первого заместителя министра, как и Громыко.
Кузнецов представлялся членам Президиума ЦК более предпочтительной фигурой. Инженер-металлург, он накануне войны стал заместителем председателя Госплана, а потом уже оказался в профсоюзах. Но в глазах Хрущева опыт и вес Кузнецова были скорее недостатком: Никите Сергеевичу требовался специалист-международник без собственного политического веса, который станет беспрекословно исполнять его указания.
Рассказывают, будто Хрущева отговаривали делать Громыко министром, отзывались о нем неважно: безынициативный. Но Никита Сергеевич внешними делами намеревался заниматься сам и отмахнулся от возражений:
– Политику определяет ЦК. Да вы на этот пост хоть председателя колхоза назначьте, он такую же линию станет проводить.
В феврале 1957 года Андрея Андреевича утвердили министром. Кузнецов, спокойный и невозмутимый, оставался у него первым замом двадцать лет, пока осенью 1977 года Василия Васильевича не перевели на повышение первым заместителем председателя Президиума Верховного Совета. Председателем был Леонид Ильич Брежнев, так что Кузнецов занимался всей работой аппарата.
Вторым первым заместителем министра иностранных дел утвердили Николая Семеновича Патоличева, недавнего секретаря ЦК КПСС и руководителя Белоруссии. Он с Громыко не ладил и, на свое счастье, через год, в августе 1958 года, получил самостоятельный пост министра внешней торговли. Сидело министерство Патоличева в том же высотном здании на Смоленской площади. Однажды он заметил Валентину Фалину:
– Знай, Валентин, в правительстве не любят и не уважают твоего Громыко… Салтыкова бы Щедрина на него…
Хрущев много и охотно занимался международными делами. Члены Президиума ЦК принялись ходить чуть ли не на все приемы в посольства – даже на самые рядовые, куда обыкновенно и министр иностранных дел не заглянет, вспоминал Виктор Михайлович Суходрев, личный переводчик высшего руководства страны. Еще недавно советские вожди были недоступны для иностранцев, и вдруг зарубежные дипломаты получили возможность запросто беседовать с кремлевскими небожителями.
Члены Президиума ЦК – все одинаково невысокого роста, все очень полные, кроме худощавого Анастаса Ивановича Микояна, в одинаковых костюмах – появлялись среди дипломатов и не отказывались выпить рюмку-другую. Хрущев – в нарушение мировой практики – во время коктейлей произносил тосты. На одном приеме после рассуждений о соревновании капитализма и социализма разгоряченный Никита Сергеевич резюмировал страстную речь резкой фразой:
Указ Президиума ВС СССР о назначении А.А. Громыко министром иностранных дел СССР. 15 февраля 1957
[АВП РФ]
Министр иностранных дел СССР А.А. Громыко. 1 февраля 1959
[ТАСС]
– Придет время, и мы вас похороним!
Фраза прогремела на весь мир. Ее восприняли как призыв к конфронтации. Переводивший слова Хрущева Суходрев считал, что тот имел в виду историческую неизбежность победы коммунизма во всем мире. Но для всего мира эти слова прозвучали угрожающе, потому что подкреплялись быстрым ростом военной мощи Советского Союза.
Во внешней политике Хрущев делал упор на личные контакты:
– Лучше всего по всем спорным вопросам могут договориться именно руководители государств. А уж если они не договорятся, то как можно ожидать, что проблемы разрешат люди менее высокого ранга?
После торжественного завтрака во Дворце Президента Франции. Слева направо: Н.П. Хрущева, Ш. де Голль, Н.С. Хрущев, мадам де Голль. 1960
[РГАСПИ]
Громыко вспоминал:
Ощущалось потепление и на контактах между людьми. Чувствовалось это и тогда, когда во главе советского руководства стоял Н. С. Хрущев. Самым серьезным образом в Москве обдумывался вопрос о том, чтобы в отношениях с Францией найти какую-то броскую форму контактов, может быть, даже такую, какой не было у нас ни с одной другой капиталистической страной Запада. Вспоминается такой эпизод.
В беседе со мной как с министром иностранных дел СССР Хрущев говорил: