В июне 1961 года министр Громыко организовал встречу Хрущева и нового американского президента Джона Фицджеральда Кеннеди.
Кеннеди и Хрущев встретились на нейтральной территории – в Вене. Они присматривались друг к другу. Кеннеди предложил принять совместное заявление об отказе от войны как средства решения конфликтов. Хрущев отверг предложение, потому что это лишало его возможности участвовать в антиимпериалистической борьбе, то есть давать оружие и посылать войска в помощь всем, кто такой помощи попросит.
Никита Сергеевич был разочарован тем, что на смену такому опытному политику, как Дуайт Эйзенхауэр, пришел совсем новый человек, моложе советского руководителя на двадцать с лишним лет.
Считается, будто на встрече в Вене американский президент произвел на Хрущева впечатление несмышленыша, с которым нетрудно будет справиться, что привело к идее отправить на Кубу ракетно-ядерное оружие.
Но это решение было принято в Москве еще до встречи с Кеннеди, 18 мая 1962 года, на заседании Совета обороны, а задумано Хрущевым еще раньше. Беседа с новым президентом могла лишь дополнительно убедить Хрущева в правильности его замысла.
В Вене Хрущев спросил Кеннеди:
– Господин президент, а сколько вам лет?
Джон Кеннеди ответил.
Хрущев задумчиво сказал:
Дж. Кеннеди, Н.С. Хрущев и А.А. Громыко в Вене. Июнь 1961
[ТАСС]
– Да, моему старшему сыну сейчас было бы столько же или даже больше.
Старший лейтенант Леонид Хрущев, военный летчик, погиб в 1943 году.
Все восприняли слова Никиты Сергеевича как стремление поставить молодого американского президента на место. Но, по словам Суходрева, Хрущев просто вспомнил своего погибшего на войне старшего сына.
И все же совершенно очевидно, что Кеннеди не понравился тогда Хрущеву. В своем кругу Никита Сергеевич даже сказал:
– Да, если сейчас у американцев такой президент, то мне жаль американский народ.
После возвращения из Вены Громыко выступал в министерстве на партактиве. О переговорах Хрущева и Кеннеди Андрей Андреевич заметил:
– Если образно выразиться, то это была встреча гиганта и пигмея.
Встреча не получилась – это поняли все. Замечательный поэт Александр Трифонович Твардовский, прочитав материалы встречи Хрущева с Кеннеди в Вене, записал в дневнике: «Сперва был порядочно смущен заключительной беседой Никиты Сергеевича с Кеннеди. Но взял с собой, почитал, вдумался: нет, это не так. Не может же быть, чтобы мы впрямь напрашивались на войну. Это проба характеров и нервов».
Никита Сергеевич и впрямь едва не напросился на войну. Идея отправить ядерные ракеты на Кубу принадлежит самому Хрущеву. В своих воспоминаниях он писал, что его цель заключалась в том, чтобы спасти Кубу от американского нападения. Благородное объяснение. Не о себе, о других думали. Но, по существу, цель преследовалась иная: показать американцам, что СССР тоже может доставить им неприятности. Советскому Союзу приходилось жить в окружении военных баз США. По всему миру были разбросаны двести три американские военные базы. Пусть теперь американцы лишатся привычного чувства безопасности и осознают, каково находиться под прицелом чужих ракет.
Хрущев пребывал в уверенности, что ему удастся втайне провернуть эту операцию, а уж потом, когда американцы будут поставлены перед фактом, они увидят, что деваться им некуда. Он собирался в ноябре 1962 года приехать на Кубу, чтобы подписать с Фиделем Кастро договор о военном сотрудничестве и взаимных обязательствах и оповестить, что отныне кубинцы могут не бояться американцев.
Никита Сергеевич не мог представить себе, какой будет реакция американцев. В Европе привыкли, что враг стоит на границах твоего государства. А у Соединенных Штатов Америки не было врагов рядом с их территорией. Олег Трояновский уже много позже писал: «Когда я Хрущеву докладывал международные дела, он очень внимательно слушал. Когда он задумал ракеты ставить на Кубе, я заметил, что это очень опасное дело. Он возразил: что ж тут такого – американцы вот везде своих ракет понаставили. Формально он говорил правильно, но не учитывал психологии американцев».
Вступая в должность 20 января 1961 года, Джон Кеннеди посвятил внутренним проблемам страны всего несколько слов. Новый президент говорил в основном о внешней политике, считая, что лишь она способна прославить его среди потомков:
– Все народы, как бы мы к ним ни относились, должны знать, что мы заплатим любую цену, вынесем любые тяготы, стерпим любые невзгоды, но поможем всем друзьям и будем сражаться со всеми врагами, чтобы обеспечить победу свободы!
Андрей Андреевич Громыко молодого Кеннеди, в отличие от политиков старшего поколения, не знал. В Москве слова нового президента восприняли как чистой воды демагогию. И сильно его недооценивали.
Никто из руководителей страны, узнав о хрущевском замысле, не выразил никаких сомнений, не предложил посоветоваться с профессиональными американистами: партийные вожди были уверены, что все знают сами.
Промолчал и Громыко, хотя – по должности – обязан был объяснить Никите Сергеевичу, как поведут себя американцы, да не посмел. Хрущев – в отличие от Брежнева – ко всем обращался только на «вы», но Андрей Андреевич перед ним робел. «Громыко боялся Хрущева до неприличия, – вспоминал Валентин Фалин. – Когда последний повышал тон, у министра пропадал дар речи. В ответ на тирады главы правительства слышалось дробное “да-да-да”, “понял”, “будет исполнено”. Даже если разговор велся по телефону, лоб министра покрывался испариной, а положив трубку на рычаг, он еще минуту-другую сидел неподвижно. Глаза устремлены в какую-то точку, неизбывная тоска и потерянность во всем облике».
Другие члены Президиума ЦК не понимали ни ситуации в мире, ни американцев. К тому же внешняя политика и военные дела – прерогатива первого секретаря ЦК. Думали, что американцы не пойдут на обострение – кишка тонка.
Сообщение о советских ракетах на Кубе оказалось сюрпризом не только для американцев, но и для советских людей. Доставка ракет и ядерных боеголовок была хорошо засекреченной операцией. Тогдашний председатель КГБ Владимир Ефимович Семичастный рассказывал мне, что об отправке ядерных боеголовок на Кубу узнал от своего подчиненного – начальника разведки генерала Александра Михайловича Сахаровского, и то когда это уже стало известно американцам:
– Разумеется, органы КГБ обеспечивали доставку на Кубу ракет и другого оружия. Но относительно ядерного оружия нас не поставили в известность… Я вызвал начальника контрразведки: «В чем дело?» И военная контрразведка через некоторое время мне доложила: да, действительно, на Кубу отправлено ядерное оружие.
– Значит, Хрущев не поставил в известность даже председателя КГБ?
– Я ведь к тому времени всего год был председателем, – ответил Семичастный, – в состав Президиума ЦК не входил. Вообще был всего лишь кандидатом в члены ЦК. Меня еще комсомольцем считали. Да и не все члены Президиума ЦК об этом знали.
– Но разве не было принято в таких случаях запросить мнение разведки о возможной реакции Соединенных Штатов, подготовить прогноз развития событий?
– Так это Хрущев должен был мне раскрыть свой замысел. А это означало, что и определенная часть моего аппарата все узнает. Я же должен перед разведкой вопрос поставить: как американцы отнесутся? А если мой аппарат знает, в МИД узнают, и тут возможна утечка информации. Американцы были бы заранее в курсе дела, а этого он и хотел избежать. К тому же Хрущев такой человек был, что он не только американцев, но и нас хотел удивить: вот он какой выдающийся политик, все может!
Подготовка к отправке ядерных ракет проходила на фоне трагедии в Новочеркасске, где в те же июньские дни забастовка рабочих электровозостроительного завода переросла в настоящий рабочий бунт. Его спровоцировало постановление ЦК и Совета министров о повышении цен на мясо-молочные продукты. Рабочих разогнали войска Северо-Кавказского военного округа под командованием дважды Героя Советского Союза генерала Иссы Александровича Плиева. Генералу Плиеву, чьи войска отличились в Новочеркасске, Хрущев и поручил командовать советскими войсками на Кубе. Ему нужен был человек, который без колебаний примет решение применить силу.
На дизель-электроходе «Индигирка» из Североморска в кубинский порт Мариель начиная с сентября 1962 года доставили тридцать шесть боеголовок к ракетам Р-12 и двадцать четыре к ракетам Р-14.
Р-12 и Р-14 – баллистические ракеты средней дальности, разработанные конструктором Михаилом Кузьмичом Янгелем. Первую приняли на вооружение в марте 1959 года, вторую двумя годами позднее. Максимальная дальность полета Р-12 – две с лишним тысячи километров, Р-14 – четыре с половиной тысячи километров. Мощность штатного ядерного боезаряда превышала две мегатонны, но на Кубу отправили уже проверенные боеголовки мощностью в одну мегатонну. Однако сами ракеты Р-14 перебросить на Кубу не успели.
Кроме того, на Кубу доставили ядерные боеголовки для двенадцати тактических ракет «Луна» с дальностью полета около двухсот километров, шесть атомных авиабомб и несколько ядерных торпед для бомбардировщиков Ил-28.
Таким образом, на Кубе находился арсенал, достаточный для ведения настоящей ядерной войны, – в общей сложности 164 ядерных боеприпаса. Группа советских войск на Кубе включала в себя 51-ю (Ромненскую) ракетную дивизию, 11-ю (Днепропетровскую) зенитно-ракетную дивизию и 10-ю (Волгоградскую) зенитную дивизию противовоздушной обороны, четыре мотострелковых полка, авиационную (157 боевых самолетов, 33 вертолета) и морскую (18 ракетных катеров, четыре подводные лодки) группировки, береговой ракетный полк (восемь пусковых установок «Сопка» с противокорабельными крылатыми ракетами «Комета») и части обеспечения.
Для переброски всей группы понадобилось 85 судов, которые выполнили 183 рейса. Личный состав в пути держали в трюме, где температура достигала пятидесяти градусов. Выходить днем на палубу запрещалось, выпускали подышать и размяться по ночам – небольшими группами. На Кубе солдатам и офицерам пришлось не легче: жара, высокая влажность, служить было очень тяжело.