ный первым секретарем ЦК, Алексей Николаевич Косыгин, возглавивший правительство, и Николай Викторович Подгорный, который сначала занимал ключевую позицию второго секретаря ЦК, а через год стал председателем Президиума Верховного Совета СССР. А помимо официальных трех руководителей, очень сильные позиции занимал секретарь ЦК Александр Николаевич Шелепин, которого многие прочили в руководители партии.
Громыко, не раздумывая, сделал ставку на Брежнева и не прогадал. С уходом Хрущева последовали большие кадровые перемены. Андрей Андреевич остался на своем месте. Но правильно поставить себя в новом руководстве было непросто. Когда Андрей Андреевич готовился к выступлению на первом при Брежневе ХХIII съезде партии, то его помощникам пришлось сочинить семнадцать вариантов речи. Он никак не мог сообразить, о чем правильнее и выгоднее всего говорить.
Громыко всегда был предан тому, кто в данный момент стоял у власти. Зато и Брежнев оценил преданность Громыко. Они быстро перешли на «ты», и Леонид Ильич к министру иностранных дел очень прислушивался.
Андрей Андреевич писал:
Сильной стороной Брежнева был особый интерес к кадрам. Иногда его беседы с членами ЦК и другими ответственными работниками сводились к теме о том, кто чем занимается, какие у кого с кем отношения, – все это с целью выяснения у собеседника, не строит ли кто-нибудь против него лично каких-либо козней…
Он и Хрущев в кадровых вопросах были в известном смысле антиподами. Хрущев считал необходимым постоянно переставлять людей с одного места на другое, часто создавая тем самым хаотическое положение на отдельных участках работы. Брежнев, наоборот, даже тех работников, которых в интересах дела, в интересах страны нужно было бы освободить и заменить новыми, оставлял на своих постах.
У Брежнева имелись свои проблемы. Он первое время несколько опасался международных дел, чувствовал себя не слишком уверенно. Леонид Ильич в качестве генерального секретаря компартии вел переговоры с коммунистами всего мира. Но с главами западных государств, президентами или премьерами, по протоколу встречались либо глава правительства Косыгин, либо председатель Президиума Верховного Совета Подгорный.
Николаю Викторовичу нравилось, когда его именовали президентом, и на переговорах с иностранцами он выступал в роли главы советской делегации. На официальных приемах он оказывался хозяином, к нему обращались с тостами и приветствиями иностранные президенты.
Однажды он вместе с первым секретарем ЦК компартии Белоруссии Кириллом Трофимовичем Мазуровым побывал на сессии Генеральной Ассамблеи ООН. Во время обеда, устроенного в советском представительстве в Нью-Йорке, Подгорный, по воспоминаниям тогдашнего первого заместителя министра иностранных дел Георгия Марковича Корниенко, сочувственно произнес:
Л.И. Брежнев и Н.В. Подгорный в президиуме 3-го Всесоюзного съезда колхозников в Кремлевском Дворце съездов. 25–27 ноября 1969
[РГАКФД]
– Трудная у вас, дипломатов, работа. Я бы сроду не смог стать дипломатом.
Мазуров заметил:
– Смог бы, если бы партия приказала.
Подгорный отмахнулся:
– Нет, не смог бы, у меня нет данных для такой работы.
Мазуров не отступал:
– А вот Епишев был у тебя секретарем обкома, а поехал послом в Югославию.
Подгорный искренне удивился:
– Э, скажешь тоже, Епишев – так то ж культурный человек.
Подгорный, напористый, самоуверенный и недалекий, к Брежневу относился покровительственно, держался с ним на равных, возможно, видел себя на первых ролях. Брежнева это злило. Должность Подгорного являлась декоративной, но он опирался на Украину, где еще недавно работал первым секретарем, на влиятельное украинское руководство и на выходцев с Украины, которых немало сидело в Москве на ключевых постах. Избавиться от Подгорного Брежневу долго не удавалось. Сначала Леонид Ильич сменил руководство на Украине, поставив в Киеве своих людей, а потом их руками снял Подгорного с должности прямо на пленуме ЦК. Для Николая Викторовича это было как гром среди ясного неба.
Председатель Совета министров Косыгин поначалу всерьез претендовал на ведущую роль во внешней политике. Он охотно ездил за границу и принимал иностранных гостей. В политических вопросах был крайне консервативен. В мире решили, что надо иметь дело именно с Косыгиным, он в Москве старший. К нему на прием просились послы, ему адресовали свои послания руководители других государств, его воспринимали как наследника Хрущева на посту главы правительства.
Председатель Президиума ВС СССР Н.В. Подгорный принимает парламентскую делегацию Великобритании во главе с К. Хьюзом. 25 апреля 1977
[ТАСС]
Председатель СМ СССР А.Н. Косыгин беседует с генеральным директором ТАСС Л.М. Замятиным в Банкетном зале Кремлевского Дворца съездов. Июнь 1969
[РГАКФД]
Крупных противоречий между Брежневым и Косыгиным не существовало. Но и разногласия по непринципиальным вопросам перерастали в неприязненный спор. Глава правительства вынужден был подчиняться, но всякий раз замыкался в себе. Леонид Ильич любил жизнь во всех ее проявлениях и не понимал суховатого и аскетичного Алексея Николаевича.
Отношения между Громыко и Косыгиным не сложились. «Как бы основательно Косыгин ни понимал экономические проблемы, – писал Громыко, который защитил диссертацию и стал доктором экономических наук, – он все же на практике шел по тому же пути застоя. Каких-либо глубоких положительных мыслей, направленных на преодоление пагубных явлений в экономике страны, он не высказывал».
В январе 1966 года в Ташкенте Косыгин пытался сблизить позиции президента Пакистана Айюб-Хана и премьер-министра Индии Лала Бахадура Шастри. Две страны бесконечно воевали между собой. Советский Союз желал играть роль посредника.
Председатель СМ СССР А.Н. Косыгин, премьер-министр Швеции У. Пальме, заместитель председателя Совета министров СССР В.А. Кириллин, министр без портфеля Швеции К. Лидбум и министр иностранных дел СССР А.А. Громыко во время встречи в Кремле. Июнь 1970
[ТАСС]
В Ташкенте находился и Громыко, рассказывал Виктор Суходрев. Пора ехать на переговоры. Вдруг Громыко вспомнил, что оставил в комнате папку, наверное, в первый и последний раз в жизни. Министр попросил Косыгина минуту подождать и побежал за папкой. Но Косыгин преспокойно сел в машину и уехал. Появляется Громыко, а его никто не ждет, и он не знает, что делать… В результате министру пришлось ехать на «Волге» вместе с переводчиками. Косыгин посмотрел на Громыко с нескрываемым ехидством:
– Ну что? Папку забыл? Все секреты небось разгласил…
Громыко не смел отвечать тем же, пока не стал членом политбюро. Но сделал все, чтобы отодвинуть главу правительства от внешней политики. Знал, что Брежневу не нравится внешнеполитическая активность Косыгина.
Заместитель заведующего международным отделом ЦК Карен Нерсесович Брутенц находился в Волынском-1, на бывшей даче Сталина. Работали над докладом для Брежнева. Звонок по вертушке – Брежнев потребовал Михаила Васильевича Зимянина, нового главного редактора «Правды». Когда тот взял трубку, Леонид Ильич ему недовольно выговорил за излишнее внимание газеты к внешнеполитической деятельности Косыгина:
– Зачем сообщение о ташкентской встрече дали на первой полосе?
А ведь Косыгин с помощью Громыко выполнял важнейшую миссию – мирил Индию с Пакистаном. Удалось добиться успеха, была подписана Ташкентская декларация. Но, к несчастью, в эту же ночь индийский премьер-министр умер.
Секретарь ЦК компартии Узбекистана Рафик Нишанович Нишанов вспоминал:
Когда мы с Шастри обменивались рукопожатиями, меня тронуло: какая у него маленькая, сухонькая ладонь. Сам индийский премьер был невысокого роста, щуплый, но выглядел очень энергично и бодро. Вегетарианец, ел только овощи. После подписания декларации прием по высшему разряду – изысканная еда, роскошная посуда – взятые из запасников столовые сервизы эмира Бухарского. Душевно распрощались до утра. А глубокой ночью звонок: «Шастри скоропостижно умер». Как выяснилось, лег спать и внезапно почувствовал себя плохо. Что-то с сердцем…
Нужно было браться за организацию траурных мер. Я ощущал себя настолько опустошенным в тот бесконечный январский день, что, когда самолет с телом Шастри взлетел, меня стала бить дрожь.
Дочь Косыгина Людмила Алексеевна с сочувствием произнесла:
– Рафик Нишанович, да вы просто синего цвета. Немедленно выпейте сто граммов коньяка.
Через четыре года Рафика Нишанова переведут на дипломатическую работу. Громыко отправит его послом на Цейлон (ныне Шри-Ланка), где под его руководством начнет карьеру будущий министр иностранных дел России Сергей Викторович Лавров. Пройдут годы, и министра Лаврова сравнят с Громыко. Он ответит, что ему лестно подобное сравнение «с великим дипломатом советской эпохи»…
Всего труднее Громыко было заниматься социалистическими и развивающимися странами, поскольку ими ведали соответствующие отделы ЦК. Дипломатам приходилось согласовывать со Старой площадью каждый шаг.
В 1965 году пролилась кровь в Индонезии. Первый президент страны Сукарно, лидер движения за независимость, противник империализма и капитализма, считал, что западная демократия Индонезии не подходит. Ему нравилась идея «управляемой демократии». Он распустил в марте 1960 года парламент и сам стал назначать депутатов. В июле 1962 года Сукарно провозгласили пожизненным президентом. Он предпочитал называть себя отцом нации.
Президент Сукарно рассорился с западными странами. Зато укрепил связи с Китаем и после поездки в Москву получал советскую военную помощь. Компартия Индонезии стала мощной политической силой. Сукарно ввел коммунистов в правительство.
В Соединенных Штатах Индонезия воспринималась как часть коммунистического лагеря. В ЦРУ делали все, чтобы подорвать власть Сукарно. На него было совершено несколько покушений. Сотрудники американской разведки пытались поднять восстание против Сукарно. Но индонезийские войска подавили восстание.