Глава парламента Анвар аль-Садат, его давний сослуживец и соратник, пытался подбодрить президента:
– Послушай, Гамаль, ты должен немедленно отправиться в Верхний Египет и продолжить борьбу. Мы обязаны сражаться до конца.
Насер, буквально раздавленный поражением своей армии, ответил:
– Анвар, сражаться уже поздно. Все потеряно…
Тем не менее в отставку президент не ушел. Он умело организовал обращенный к самому себе народный призыв взять назад заявление об отставке и вернуться к власти. Начались митинги, каирцы призывали Насера остаться. И он «согласился» не уходить. На переговорах с советскими гостями президент Насер говорил:
– Если вы не поможете, я не смогу больше бороться. Ситуация в стране очень сложная. Я тогда уйду в отставку. А на мое место придут проамериканские политики. Они-то смогут решить проблему…
Слова Насера об уходе, о проамериканских политиках, которые придут ему на смену, были искусной игрой. Он давил на советских партнеров. Насера разочаровало нежелание Советского Союза прийти на помощь Египту. Своему помощнику он сказал, что «русские боялись конфронтации с Америкой» и не прислали подкреплений, опасаясь столкнуться с кораблями 6-го американского флота.
9 июня в Москве собрали руководителей социалистических стран Европы. Они обещали «помочь народам арабских стран дать решительный отпор агрессору». Заявление с осуждением Израиля отказалась подписать только Румыния. Генеральный секретарь ЦК румынской компартии Николае Чаушеску не захотел и разрывать дипломатические отношения с Израилем.
Советские руководители выступали в роли психотерапевтов, утешая Насера и других египетских и сирийских политиков. Насеру, павшему духом, обещали дать новое оружие взамен потерянного в боях и восстановить разгромленную армию.
Президент Насер свалил всю вину на ближайшего соратника, маршала Амера, которого еще недавно называл своим вторым «я». Но в политике друзей не бывает. В Египте заговорили, что настоящие виновники поражения – агенты ЦРУ, проникшие на высшие посты в армии. Иначе могучая египетская армия ни за что не отступила бы перед сионистами. «Три дня тому назад покончил самоубийством маршал Амер, – записал в дневнике заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов. – По официальному сообщению, он дважды предпринимал такую попытку – в первый раз опиумом, во второй – цианистым калием… Почему это было сделано, сказать пока трудно. Он был предан суду военного трибунала. Ряд высших офицеров, в том числе командующий ВВС, оказался агентурой ЦРУ, и жена брата Амера, кажется, тоже».
Генеральный секретарь ЦК Румынской коммунистической партии Николае Чаушеску и Леонид Брежнев. Июль 1966
[ТАСС]
Египтяне до последнего момента пребывали в уверенности, что их армия побеждает. Каирские газеты и радио трубили о «поражении сионистов». Потом Насер и его пропагандисты стали говорить, будто вместе с израильтянами воевали Англия и Соединенные Штаты. Это должно было смягчить жестокую правду – Египет потерпел в шестидневной войне полное поражение.
На Синайском полуострове египетские части попадали в плен, поверив ложным сообщениям об успехах собственной армии. Когда египетская авиация уже перестала существовать, маршал Амер гордо сообщал иорданскому королю, что три четверти израильских самолетов сбиты, египетские летчики бомбят территорию Израиля, а наземные части перешли в наступление.
Король Хусейн, возмущавшийся тем, как маршал Амер врал ему в лицо, в свою очередь, сам рассказывал фантастические истории об успехах собственной авиации в воздушных боях с израильтянами. А ведь король-то знал, что все самолеты иорданской авиации были уничтожены прямо на аэродромах. Они даже взлететь не успели…
Когда война только началась, премьер-министр Израиля Леви Эшкол просил уведомить короля Хусейна, что не предпримет действий против Иордании, если она останется в стороне. Король высокомерно ответил посреднику из ООН:
– Это они начали войну. Они получат наш ответ.
Если бы король благоразумно воздержался от участия в шестидневной войне, то не потерял бы западный берег реки Иордан и арабский сектор Иерусалима. Но иорданцы открыли огонь по Тель-Авиву и еврейской части Иерусалима. Тогда израильтяне перешли в наступление. Самые боеспособные части были сосредоточены на египетском фронте, поэтому им пришлось прорываться через создававшуюся годами систему укреплений малыми силами.
В отличие от египтян и сирийцев, иорданские войска упорно сопротивлялись. Но сирийцы и пальцем не пошевелили, чтобы помочь иорданской армии, которую израильтяне выбили из арабской части Иерусалима и с западного берега реки Иордан. Король Хусейн первым вышел из войны и просил ООН спасти его от полного разгрома.
Два десятилетия иорданские власти не пускали верующих евреев к их священным местам. Когда после ожесточенных боев десантники генерала Мордехая Гура прорвались к Храмовой горе, они плакали от счастья.
Тем временем боевые действия на сирийском фронте еще только начинались. В первые дни войны сирийские войска не тронулись с места, надеясь, что всю работу сделает египетская армия. Сирийцы чувствовали себя уверенно, опираясь на мощную оборонительную линию. Но, разгромив египетскую армию, в четверг 8 июня израильтяне взялись за сирийцев.
Моше Даяна пригласили занять пост министра обороны за неделю до начала войны. Его решительность должна была компенсировать недостаток этого качества у премьер-министра Эшкола, который считал своего министра обороны неуправляемым ястребом. Всю свою жизнь Моше Даян прослужил в армии. В четырнадцать лет он стал самым юным бойцом еврейской самообороны.
Глаза он лишился во время Второй мировой войны – в ходе совместной операции с солдатами генерала Шарля де Голля из «Сражающейся Франции». В бою на реке Литани Моше Даян, глядя в бинокль, искал огневые точки врага. Вражеская пуля угодила прямо в бинокль. Осколки линзы и металла впились в левый глаз. Засевшие в голове осколки стали причиной сильнейших головных болей. Даяна ранило еще и в руку, парализовав пальцы.
После войны Моше Даян поехал в Париж, чтобы сделать операцию. Хирург надеялся, что сложная операция по пересадке кости позволит Даяну носить искусственный глаз. Даян был готов на все, лишь бы избавиться от черной повязки, закрывавшей пустую левую глазницу. Человеку, у которого есть два глаза, трудно понять, что значит быть объектом постоянных любопытных взглядов и перешептываний…
Но операция оказалась неудачной. Организм отверг пересаженную кость. Моше Даян, обреченный до конца своих дней носить черную повязку, считал, что военная служба для него закончилась. Он не подозревал, что его ждет блестящая военная карьера, которой не повредят ни потерянный глаз, ни черная повязка, пересекающая лицо…
Став министром, он отменил парады и почетные караулы, которыми встречали министра. Он полагал, что если едешь ознакомиться с ситуацией в воинской части, то именно это и должно интересовать, а не бравый марш по плацу, который ничего не говорит ни о состоянии части, ни о настроениях бойцов.
«Главная причина победы Израиля, – считал уже отправленный на пенсию Никита Сергеевич Хрущев, – заключается в том, что он имеет более высокую культуру, лучшую дисциплину в армии, его офицеры обладают боевым опытом и отлично подготовлены. Ведь там собрались очень хорошие специалисты из многих стран. Я, например, высоко оцениваю их генерала Даяна как военного. Молодец! Я в шутку говорил, что если бы я был премьером, а он находился в Советском Союзе, то я бы его сразу назначил нашим министром обороны».
Сирийцы не выдержали напора атакующих войск и в субботу 10 июня побежали. Израильтяне овладели Голанскими высотами. Рано утром из представительства Сирии при ООН позвонили советским друзьям и взмолились – сделайте что угодно, лишь бы остановить израильское наступление:
– Израильские танки в шестидесяти километрах от Дамаска!
– А войска для защиты столицы подтянуты? – поинтересовался заместитель генерального секретаря ООН от Советского Союза Леонид Николаевич Кутаков.
– Войск нет. Собираем ополчение.
В Москве опасались, что израильская армия достигнет Дамаска и рухнет правящий в Сирии режим. И тогда наступил самый опасный момент шестидневной войны. В субботу 10 июня арабо-израильская война едва не выплеснулась за пределы Ближнего Востока. Великие державы – Советский Союз и Соединенные Штаты – могли вступить в прямое военное столкновение.
Посол в Вашингтоне Анатолий Добрынин вспоминал:
10 июня глава советского правительства Косыгин обратился по «горячей линии» к президенту Джонсону с настойчивым призывом, чтобы Соединенные Штаты потребовали от Израиля безоговорочного прекращения в ближайшие часы военных действий.
В обращении Косыгина содержался прямой намек на то, что Советский Союз может предпринять даже «военные акции», что, конечно, встревожило Белый дом.
Это был первый случай использования «горячей линии» между Кремлем и Белым домом с момента ее создания в 1963 году после кубинского кризиса.
В Вашингтоне было семь утра, когда американскому министру обороны Роберту Макнамаре доложили, что по «горячей линии» звонит глава советского правительства Алексей Николаевич Косыгин и просит соединить его с президентом Джонсоном. Макнамара набрал номер коммутатора Белого дома.
Трубку снял охранник Линдона Джонсона:
– Президент спит и не любит, когда его будят.
– Мне это известно, но разбудите его, – настаивал Макнамара.
Недовольный Линдон Джонсон нехотя взял трубку:
– Какого черта вы звоните мне в такую рань?
Макнамара объяснил.
– Господи, что я должен сказать Косыгину? – пробормотал американский президент. Меньше всего ему хотелось заниматься Ближним Востоком.
В подвальном помещении Кремля находился так называемый красный телефон – прямая линия шифрованной связи с Вашингтоном. По этому аппарату Косыгин и связался с президентом Линдоном Джонсоном. Косыгин появился в подвале вместе с председателем КГБ Андроповым и министром иностранных дел Громыко. Все они оказались в этом подвале в первый раз и дружно спросили: