– А где же телефон?
В реальности это был просто телетайп. Обслуживал аппаратуру Комитет госбезопасности. Каждое послание кодировалось, шифры менялись постоянно. Конечно, с сегодняшними сотовыми телефонами и электронной почтой не сравнишь, но по тем временам такая система связи считалась революционной и максимально надежной. Телетайпистки ужасно волновались из-за присутствия высокого начальства. Нервничал и генерал КГБ, который ими руководил.
Глава советского правительства требовал от Джонсона остановить Израиль. Американцы были готовы проголосовать в Совете Безопасности за резолюцию о прекращении огня, но отказались осудить Израиль и назвать его агрессором. Соединенные Штаты настаивали на том, что для Израиля это оборонительная война.
Косыгин раздраженно сказал американскому президенту, что, поскольку Израиль игнорирует резолюцию Совета Безопасности о прекращении огня, Москве придется в одностороннем порядке предпринять необходимые шаги, в том числе военные.
По словам американского министра обороны Роберта Макнамары, руководитель советского правительства выразился еще жестче:
– Если вы хотите войны, то вы ее получите.
Президент Джонсон распорядился собрать своих помощников в ситуационной комнате. Ситуационная комната в Белом доме тогда выглядела иначе, чем ее обычно показывают в кино: там не было ни больших карт, ни огромных фотографий, ни военной охраны у дверей. Только телефоны, телетайпы и шифровальные устройства. Джонсон завтракал – перед ним стояла тарелка с тонко нарезанными ломтиками говядины.
Действительно ли Москва готова вмешаться в войну на стороне арабских государств? Это и пытались понять собравшиеся в Белом доме президент Джонсон, министр обороны Макнамара, государственный секретарь Дин Раск и советники американского президента.
Эксперты уверяли, что перевод с русского точный: советский руководитель действительно говорил о военных акциях. Американцы восприняли слова Косыгина всерьез. Советских боевых частей на территории Египта и Сирии не было, только военные советники. Но американцы опасались, что Советский Союз, обладающий ракетно-ядерным оружием, спасая сирийцев, нанесет прямой удар по Израилю. Удар мог быть такой силы, что Израиль просто перестал бы существовать.
Министр обороны Роберт Макнамара предложил:
– Почему бы нам не передвинуть 6-й флот поближе к зоне военных действий?
Смысл передислокации 6-го флота к сирийскому побережью был ясен – дать понять Советскому Союзу, что американцы готовы ответить на любые военные акции в регионе. Макнамара не хотел привлекать внимание к действиям 6-го флота, но как в таком случае сделать, чтобы в Москве о них узнали?
Директор ЦРУ Ричард Хелмс успокоил министра обороны:
– Как только авианосцы и корабли сопровождения начнут движение, русские так называемые рыболовные траулеры, которые следят за каждым шагом нашего 6-го флота, немедленно сообщат об этом в Москву.
Напряжение в ситуационной комнате Белого дома ощущалось почти физически. Ричард Хелмс вспоминал, что они невольно понизили голос и говорили почти шепотом. Министр Макнамара снял трубку прямой связи с Пентагоном и отдал приказ 6-му флоту. Президент Джонсон согласно кивнул и ушел, не доев свой завтрак. «Невозможно было поверить в то, что всего через пять лет после кубинского ракетного кризиса, – вспоминал директор ЦРУ, – две великие державы опять противостояли друг другу. 6-й флот начал движение в сторону района боевых действий, поближе к советским военным кораблям в восточной части Средиземного моря».
Выступление А.А. Громыко на ХХIII сессии Генеральной Ассамблеи ООН. 3 октября 1968
[АВП РФ]
При этом в Белом доме решили, что не следует доводить советских лидеров до крайности. Заместителя государственного секретаря США Николаса Катценбаха отправили звонить израильтянам и требовать, чтобы они соглашались на прекращение огня. Израильские войска уже взяли Голанские высоты. Брать Дамаск они не собирались, и в тот же день в семь часов вечера боевые действия на сирийском фронте прекратились.
После шестидневной войны по требованию Советского Союза созвали чрезвычайную сессию Генеральной Ассамблеи ООН. Во главе советской делегации в Нью-Йорк вылетел Косыгин, а не Громыко. Он должен был не только выступить в ООН, но и встретиться с президентом Соединенных Штатов Линдоном Джонсоном.
Генеральная Ассамблея ООН не смогла принять решение о политическом урегулировании на Ближнем Востоке. Арабские страны отвергли компромиссный проект резолюции, одобренный и Москвой, и Вашингтоном.
Министр иностранных дел Громыко доложил в ЦК:
Главное затруднение, которое и сейчас не преодолено:
Категорический отказ всех арабских делегаций пойти на принятие любой формулировки, призывающей к прекращению состояния войны между арабами и Израилем. Давление экстремистской, нереалистической линии руководства Алжира и Сирии безусловно сказывается на позиции Египта, Ирака и других арабских государств, которые тоже оглядываются на экстремистов, боясь быть обвиненными в излишней уступчивости в пользу признания Израиля как государства…
Наши делегации продолжают использовать все возможности для оказания соответствующего влияния на делегации других стран, но сложность обстановки ничуть не уменьшилась. Главной причиной этого являются жесткая, бескомпромиссная линия Вашингтона, военные успехи Израиля, а также негибкость позиций арабских государств.
Надавить на арабские страны советские руководители не могли. Оставалось давить на Израиль. В Москве не сомневались, что Израиль действует по указке Соединенных Штатов, поэтому и договариваться надо с американцами. Но после встречи Никиты Хрущева и Джона Кеннеди в Вене в июне 1961 года контактов на высшем уровне не было. Линдона Джонсона в Советском Союзе не знали и плохо понимали, что это за человек.
Линдон Бейнс Джонсон стал президентом Соединенных Штатов при драматических обстоятельствах. В связке с Джоном Кеннеди его избрали вице-президентом. 22 ноября 1963 года, через несколько часов после убийства Кеннеди, прямо в самолете, летевшем в Вашингтон, Линдон Джонсон был приведен к присяге и стал главой государства.
Джонсон, по уши занятый вьетнамской войной, не хотел встречаться с Косыгиным. Но советники уговорили: отказ расценят как вызов. Дипломаты Громыко долго не могли договориться с американцами, где провести переговоры. Косыгин не соглашался ехать в Вашингтон – вроде как на поклон к американцам, а Джонсон не желал ради советского премьера лететь в Нью-Йорк.
По карте вычислили точку, находившуюся ровно на полпути между Вашингтоном и Нью-Йорком. Это оказался город Глассборо, где не было ничего кроме стекольного завода. Там Косыгин с Джонсоном и встретились – в наскоро отремонтированном доме директора местного колледжа – 23 и 25 июня 1967 года.
Президента США связывала по рукам и ногам бессмысленная и кровавая война во Вьетнаме. Он ненавидел своих советников, которые его в эту войну втянули, но признаваться в своей ошибке не желал. Критиковать или даже выражать сомнение в правильности его действий было опасно.
Однако в историю Соединенных Штатов он вошел как политик, который сделал все, чтобы покончить с сегрегацией и дискриминацией темнокожих американцев. Он добился принятия двух важнейших законов – о гражданских правах в 1964-м и об избирательных правах в 1965-м.
– Я стал чувствительнее к несправедливости в отношении к неграм, потому что чаще вижусь и разговариваю с ними, – говорил тогда Джонсон. – Я стал чуть менее эгоистичен и чуть более самоотвержен. Заняв кресло президента, уже невозможно подняться выше, и единственное, чего ты желаешь, это делать то, что считаешь нужным.
«Линдон Бейнс Джонсон, – вспоминал его министр обороны Роберт Макнамара, – был одним из самых умных, сложных и работоспособных людей, которых мне довелось знать. Он был открытым и уклончивым, любящим и равнодушным, участливым и суровым, мягким и жестоким… Джонсон был жестким – и с противниками, и с друзьями. Он мог быть по-бычьи упрямым и напористым. Он старался отыскать у человека его слабое место. А когда находил, то обычно эксплуатировал эту слабость».
Бесконечно требовательный Джонсон отвратительно относился к своему аппарату. Любил унижать своих помощников. Он мог давать им указания, находясь в туалете. Считал себя всемогущим и верил, что ему все позволено.
Так что в городке Глассборо встретились совершенно разные люди – профессиональный политик из Техаса Джонсон и профессиональный хозяйственник Косыгин. И они не понимали друг друга.
Американским советологам трудновато было разобраться в тонкостях взаимоотношений между членами политбюро и осознать, какую школу жизни прошел глава советского правительства. Громыко и его сотрудники больше знали об американском президенте. Но Косыгин Громыко не любил и советов у него не просил.
Алексей Николаевич держался нарочито неэмоционально, говорил ровно, старался не повышать голоса. Он потрясал собеседников знанием деталей, влезал во все мелочи. Сталинская школа: вождь проверял компетентность своих подчиненных, задавая неожиданные вопросы. И Косыгин требовал от министров знания деталей. Если министр приходил к нему с заместителем, Алексей Николаевич пренебрежительно замечал:
– Без костыля не может.
Линдон Джонсон не пропускал ни одной юбки. Говорили, что он женился на леди Бёрд ради денег ее отца. На самом деле он связал судьбу с женщиной, которая посвятила жизнь мужу, была ему предана во всем и все ему прощала. Она словно не замечала множества его романов, хотя он приставал к женщинам у нее на глазах. Но при этом она вовсе не считала, что принесла себя в жертву мужу. Линдон напоминал ей отца, которого она обожала. Леди Бёрд выросла в убеждении, что такой мужчина имеет право на любовниц.
И в этом Косыгин и Джонсон тоже являлись абсолютными антиподами.
Клавдия Андреевна Косыгина убежденно говорила: