Рушился авторитет Москвы в арабском мире, чем не преминули воспользоваться китайцы, которые враждовали тогда с советскими коммунистами. В Пекине Советский Союз обвинили в предательстве арабского дела. Первый председатель исполкома Организации освобождения Палестины Ахмед Шукейри демонстративно отправился в Пекин получать советы у Мао Цзэдуна.
В Москве не знали, как успокоить арабских друзей и укрепить свой авторитет на Ближнем Востоке. 17 июня, через неделю после шестидневной войны, как записал в дневнике член политбюро и первый секретарь ЦК компартии Украины Петр Шелест, ему в Киев позвонил генеральный секретарь. Брежнев сказал, что принято решение срочно отправить в Каир председателя Президиума Верховного Совета СССР Николая Подгорного:
– Надо спасать положение. Принять все меры для поддержки и укрепления веры в Насера.
Египетский президент был фигурой символической – главным союзником Москвы в развивающемся мире. Слова Насера о любви к Советскому Союзу служили самым зримым выражением роста авторитета нашей страны.
В мае 1964 года, приехав в Египет, Хрущев не только простил Египту огромный долг в два миллиарда долларов, но и присвоил Насеру и первому вице-президенту Амеру звание Героя Советского Союза. Когда через несколько месяцев Хрущева сняли, ему поставили в вину, что он унизил высокое звание «Герой Советского Союза», присвоив его двум египетским антикоммунистам…
За год до шестидневной войны Насер приезжал в Москву с большой свитой. Египетский президент спешил понравиться Леониду Ильичу. Уловив страсть Брежнева к почету, во время торжественного обеда он настойчиво повторял:
– Я приглашаю стоя осушить бокалы за здоровье нашего друга Леонида Брежнева.
Небольшая часть египетских коммунистов проявила принципиальность – осталась в оппозиции; всех арестовали. Брежнев и другие руководители компартии Советского Союза не стали из-за коммунистов ссориться с Насером. Насер был для Москвы значительно важнее слабой египетской компартии. Советские руководители умели не быть догматиками и закрывали глаза на уничтожение товарищей-коммунистов.
Годами Насер лавировал между Западом и Востоком. Получая советское оружие, убеждал Запад, что не является советским сателлитом. Умудрялся извлекать выгоду из холодной войны, добывая оружие у Советского Союза, а зерно у Соединенных Штатов. После шестидневной войны он оказался почти в полной зависимости от социалистического лагеря. В Москве ревниво следили за любыми контактами Египта с Западом и старались их предотвратить.
Советский посол в Каире, выполняя поручение Громыко, предостерегал Насера: «Румынские руководители из перекрещивающихся источников, выходящих на американцев, получили сведения о том, будто на ближайшее время планируется государственный переворот, направленный на устранение президента Насера и всех или большинства министров. Переворот имеется в виду осуществить внутренними силами при содействии извне. Нам, разумеется, трудно судить о достоверности этой информации. Однако мы считаем необходимым довести ее до сведения президента, так как румыны считают ее надежной».
Делегация во главе с Подгорным вылетела в Египет через десять дней после шестидневной войны. Задача ставилась такая: «Оказать руководству Объединенной Арабской Республики и лично президенту Насеру морально-политическую поддержку, укрепить его веру в Советский Союз и другие социалистические страны как испытанных и надежных друзей арабских народов, а также обсудить практические меры по ликвидации последствий агрессии Израиля».
Переговоры в Каире описал заместитель начальника внешней разведки генерал-лейтенант Вадим Алексеевич Кирпиченко: «Подгорный то ли в силу новой для него темы советско-египетских отношений, то ли из-за сорокаградусной жары информацию воспринимал тяжело. При чтении бумаг устало шевелил губами, раздражался и отвлекался на поиски других очков, сигарет или спичек, то требовал, чтобы охранник принес ему воды и сам никуда не отлучался, был у него под рукой. В общем ему все время или что-нибудь мешало, или чего-то не хватало. Вопросов Подгорный не задавал и ни к чему любопытства не проявлял».
Первоначально Насер хотел, чтобы визит советской делегации носил конфиденциальный характер, но передумал и не стал скрывать приезд Подгорного.
Насер жаловался: «Наши вооруженные силы не в состоянии обеспечить оборону страны и защиту ее жизненно важных центров. Военно-воздушные силы и другие средства противовоздушной обороны не в состоянии обеспечить надежную защиту страны и наземных войск». Он просил не только прислать оружие взамен потерянного в войне. Он хотел, чтобы Советский Союз заново создал Египту систему противовоздушной обороны. Взамен Насер, впавший в отчаяние, был готов позволить советским военным кораблям пользоваться египетскими портами и даже отказаться от статуса неприсоединившейся страны и открыто заявить о союзнических отношениях с Москвой.
Подгорный обещал дать оружие, прислать военных советников, не только заново создать систему ПВО, но и всю систему обороны страны. Но очень просил не прислушиваться к китайцам. А в Москве политбюро вновь и вновь обсуждало ситуацию на Ближнем Востоке. «Настроение у всех какое-то гнетущее, – записал в дневнике Петр Шелест. – После воинственных, хвастливых заявлений Насера мы не ожидали, что так молниеносно будет разгромлена арабская армия, в результате так низко падет авторитет Насера. На него ведь делалась ставка как на лидера “арабского прогрессивного мира”. И вот этот “лидер” стоит на краю пропасти, утрачено политическое влияние; растерянность, боязнь, неопределенность. Армия деморализована, утратила боеспособность. Большинство военной техники захвачено Израилем… Нам, очевидно, придется все начинать сначала: политику, тактику, дипломатию, оружие. Недешево будет обходиться все это для нашего народа, страны».
Принимались чрезвычайные меры ради оказания военной помощи Египту. В том числе за счет потребностей собственной страны. «Черноморский флот почти весь ушел в Средиземное море, – записывал в дневнике член политбюро Шелест. – Слушали вопрос о состоянии противовоздушной обороны на Украине, докладывал командующий армией ПВО генерал Покрышкин. Мягко говоря, складывается грустная картина. Просто преступление, что у нас такое положение со средствами противовоздушной обороны. Большой недокомплект личного состава, отсталая техника, к тому же плохо ее укрытие, ненадежная связь и оповещение. В республике много оголенных, уязвимых, беззащитных важнейших жизненных объектов. И в то же время отправляем боевые самолеты и дивизионы ракет в Египет на “прикрытие” Каира. По этому тревожному, чрезвычайно важному вопросу высказал свое мнение Брежневу».
Командовал 8-й отдельной армией противовоздушной обороны трижды Герой Советского Союза генерал-полковник Александр Иванович Покрышкин, один из самых знаменитых летчиков. Вскоре он станет маршалом авиации. Генеральный секретарь выслушал Шелеста с олимпийским спокойствием:
– Вы в эти вопросы не вмешивайтесь. Есть общий план, мы им и руководствуемся.
Первый секретарь Московского городского комитета КПСС Н.Г. Егорычев выступает в Кремлевском Дворце съездов. 22 декабря 1965
[ТАСС]
Озабоченность выражал не один Шелест. 20 июня 1967 года, когда Подгорный полетел в Каир утешать президента Насера, в Москве собрался пленум ЦК. Первый вопрос – «О политике Советского Союза в связи с агрессией Израиля на Ближнем Востоке». С большим докладом выступил Брежнев.
После обеда начались выступления по заранее утвержденному списку. Все шло гладко, пока не предоставили слово первому секретарю Московского горкома Николаю Григорьевичу Егорычеву. За два месяца до шестидневной войны он ездил в Египет во главе партийной делегации. «В Египте многое мне тогда показалось тревожным, – вспоминал Егорычев. – Вернувшись, я отправил обстоятельную записку в ЦК, в которой писал, что нам нужно глубже разобраться в событиях в Египте. Я просился на прием к Брежневу. Тот обещал встретиться, но ни он, никто другой не захотели меня выслушать».
Один из помощников Егорычева, прочитав текст будущего выступления на пленуме, пытался его предостеречь: стоит ли вам выступать так резко? Ведь понятно, кто обидится и что попытается предпринять в ответ… Егорычев удивился:
– Я против Хрущева выступить не испугался, неужели сейчас смелости не хватит?!
Да уж, храбрости и мужества ему было не занимать. Егорычев осенью сорок первого, в самые трудные дни обороны Москвы, добровольцем ушел на фронт и воевал до конца войны. С орденом на груди вернулся в Бауманское училище, закончил учебу, и его сразу взяли на партийную работу. Николаю Григорьевичу прочили большое будущее, считали, что он вот-вот будет избран секретарем ЦК КПСС, войдет в политбюро. Но Егорычев проявлял слишком много самостоятельности, критиковал то, что считал неверным, отстаивал свою точку зрения, словом, оказался неудобен.
Жена Егорычева, в прошлом тоже партийный работник, вспоминала:
Перед пленумом он дал мне прочитать текст, с которым намеревался выступить. Раньше он этого никогда не делал. Он хотел знать мое мнение, так как выступление было очень ответственным, наболевшим.
Он критиковал ЦК, который мало уделял внимания обороне Москвы. Кроме того, поднял национальный вопрос. В его выступлении на пленуме этот вопрос не прозвучал так полно и резко, как он был изложен в том тексте, что я читала. Он отмечал рост национализма в республиках, затронул также еврейский вопрос, сказав, что евреев у нас унижают.
Я сказала ему: «Надо смягчить выступление. Сейчас так никто не выступает». Он мне ответил: «Я буду выступать так, как подготовился».
– Хочу высказать пожелание, чтобы в наших отношениях с Объединенной Арабской Республикой и лично с президентом Насером было бы побольше требовательности, – заявил на пленуме Егорычев. – Чего стоят, например, безответственные заявления президента Насера о том, что арабы никогда не согласятся на сосуществование с Израилем, или заявление каирского радио в первый день войны о том, что «наконец-то египетский народ преподаст Израилю урок смерти».