Андрей Громыко. Дипломат номер один — страница 75 из 111

Израильтян, конечно, прежде всего интересовало, кого представляет Примаков и каковы его полномочия. Он отвечал, что «направлен в Израиль с неофициальной и конфиденциальной миссией советским руководством», но не имеет полномочий обсуждать вопрос о восстановлении дипломатических отношений.

Идея состояла в том, чтобы убедить Израиль покинуть занятые в ходе шестидневной войны 1967 года территории – сектор Газа и западный берег реки Иордан. Взамен предлагались международные гарантии безопасности Израиля. Но Примаков быстро понял, что израильтяне считают такого рода гарантии пустой бумажкой, которая не защитит от нападения арабских стран. Голда Меир напомнила Примакову, как легко в 1967 году были выведены с Синайского полу-острова войска ООН, разъединявшие Израиль и Египет, когда этого в одностороннем порядке потребовал президент Насер.

Громыко (и Андропов его поддержал) предлагал согласиться с идеей израильтян «расширить консульскую секцию посольства Нидерландов в Москве». Дело в том, что после разрыва дипломатических отношений интересы Израиля в Советском Союзе представляло посольство Нидерландов. Имелось в виду, что в составе консульской секции посольства в Москве появятся израильские дипломаты и это упростит диалог. Но остальные члены политбюро отвергли предложение министра иностранных дел и председателя КГБ. В результате Советский Союз лишился возможности играть более важную роль на Ближнем Востоке. Роль посредника между арабскими странами и Израилем досталась Соединенным Штатам – после октябрьской войны семьдесят третьего.


Секретарь Советского комитета солидарности стран Азии и Африки Е.М. Примаков выступает на заседании арабской комиссии. Июль 1970

[РГАКФД]


Война, которая тогда разразилась на Ближнем Востоке, могла стать глобальной и ядерной, потому что в конфликт втянулись Советский Союз и Соединенные Штаты. Президент Ричард Никсон называл прямое противостояние США и СССР в октябре 1973 года самым опасным кризисом за все годы его политической карьеры.

Боевые действия начались 6 октября, когда Египет и Сирия с двух сторон неожиданно атаковали Израиль. Тогдашний государственный секретарь США Генри Киссинджер – много позже – рассказывал мне:

– Я узнал о начале войны в субботу утром и после разговора с президентом позвонил советскому послу Анатолию Добрынину. И я ему сказал: «Сейчас мы будем на противоположных сторонах, но давай вести себя так, чтобы добиться двух целей: избежим войны между нами и внесем вклад установление там мира».

Израильская разведка Моссад проморгала подготовку новой войны. Армия обороны Израиля оказалась не готова к одновременной атаке египетских и сирийских войск. Октябрьская война едва не стала для еврейского государства катастрофой. В первые дни боевых действий в Каире и Дамаске торжествовали и готовились праздновать победу. Потом военное счастье перешло на сторону Израиля. Египет и Сирия оказались на грани поражения.

Еврейское государство поддерживали Соединенные Штаты, арабов – Советский Союз. Ни одна из великих держав не могла допустить поражения своего союзника. США и СССР были готовы схватиться между собой в битве за Ближний Восток.

В тот октябрьский день, когда началась война на Ближнем Востоке, в кабинете Брежнева собрались министр Громыко, помощник генсека Александров-Агентов и посол в Японии Трояновский. Обсуждался грядущий визит в Москву японского премьер-министра Какуэя Танаки. И в этот момент сообщили, что президент Египта Анвар аль-Садат начал военные действия против Израиля.

Разговор переключился на ближневосточные проблемы. Брежневу позвонил Косыгин. Он выразил свое недовольство тем, что война на Ближнем Востоке обсуждается «неизвестно с кем, а не с членами Политбюро». Брежнев спокойно ответил, что как раз собирался созвать политбюро, и предложил Косыгину приехать через полчаса. Пожаловался Громыко:

– Надо иметь канаты, а не нервы, чтобы спокойно воспринимать все это.

Обернувшись к Олегу Трояновскому, который некоторое время был помощником Косыгина, Леонид Ильич заметил:

– Ты ведь у него работал. Знаешь, что это такое.

Участники тех событий вспоминали: осенью 1973 года в Москве опасались, что израильская авиация нанесет удар по построенной с советской помощью знаменитой Асуанской плотине на реке Нил. Если бы плотину разрушили, водяная стихия смыла бы целые города. И вроде бы в Москве обсуждался вопрос об ответном ударе по Израилю ракетами с ядерной боеголовкой. Во всяком случае так рассказывал один из создателей советского оружия массового поражения, трижды Герой Социалистического Труда академик Яков Борисович Зельдович.

Для начала решили продемонстрировать способность авиации советского производства, предоставленной в распоряжение Египта, преодолеть израильскую систему противовоздушной обороны и сбросить бомбовый груз на Тель-Авив.

В воздушное пространство Израиля отправили новый советский истребитель МиГ-25. Скорость МиГ-25 в три раза превышала скорость звука. Высота полета делала его неуязвимым как для авиации Израиля, так и для зенитных ракет. Самолет без опознавательных знаков пролетел над Тель-Авивом. Перехватчики не смогли его сбить. Пилот был удостоен звания Героя Советского Союза.

Успешно начав кампанию против Израиля, уже через несколько дней Египет стал терпеть поражение. 3-я египетская армия, форсировавшая Суэцкий канал и высадившаяся на Синайском полуострове, попала в окружение. Положение Сирии было еще хуже. Израильские танки стояли всего в двадцати пяти километрах от Дамаска.

Президент Египта Анвар аль-Садат умолял Советский Союз о помощи. Но Москва не имела реальных рычагов для влияния на события. По мнению советского посла в Вашингтоне Анатолия Добрынина, ощущение беспомощности «подстегивало эмоции».

23 октября генеральный секретарь Брежнев предупредил президента Ричарда Никсона: «Слишком многое поставлено на карту – не только на Ближнем Востоке, но и в наших отношениях».

24 октября главный советский военный советник в Каире доложил в Москву: окруженной 3-й египетской армии грозит полное уничтожение. Вечером в Кремле собралось политбюро. Советское руководство заседало почти каждый день. «Руководящие сотрудники внешнеполитических ведомств практически не покидали своих рабочих мест, – вспоминал один из подчиненных Громыко из ближневосточного отдела Министерства иностранных дел. – Прикорнуть, не раздеваясь, можно было только на два-три часа в служебном кабинете. Но уж крепчайшего черного кофе, завариваемого по известному рецепту Че Гевары (“максимум кофе и минимум воды”), я напился на всю оставшуюся жизнь».

Советские руководители единодушно желали спасти арабских союзников от неминуемого разгрома, который был бы воспринят как слабость не только арабских армий, но и советского оружия. Однако чем же помочь Каиру и Дамаску? Министр обороны маршал Андрей Гречко требовал отправить советские войска в Египет: только это остановит наступление израильских войск. За полгода до войны министр обороны стал членом политбюро. Почувствовал себя увереннее, ощутил свою силу и позволял себе пререкаться даже с генеральным секретарем. Самоуверенно повторял:

– Я как человек, который отвечает за безопасность страны…

Генеральному секретарю эти слова не нравились. Брежнев говорил, что это он – председатель Совета обороны и главнокомандующий – отвечает за безопасность страны.

Леонид Ильич хотел избежать прямого участия в ближневосточной войне. После бурного заседания политбюро решило нажать на американцев психологически, чтобы те заставили Израиль остановить наступление. Был отдан приказ о проведении в Закавказье, по соседству с Ближним Востоком, крупных военных учений с участием авиации. И отправлено за подписью Брежнева письмо-предупреждение американскому президенту Ричарду Никсону: «Мы вносим конкретное предложение – давайте вместе, СССР и США, срочно направим в Египет советские и американские воинские контингенты для обеспечения решений Совета Безопасности… Скажу прямо, если бы Вы не сочли возможным действовать совместно с нами в этом вопросе, то мы были бы поставлены перед необходимостью срочно рассмотреть вопрос о принятии нами соответствующих шагов в одностороннем порядке».

Письмо Брежнева в Вашингтоне истолковали в том смысле, что Советский Союз намерен вмешаться в войну на Ближнем Востоке и нанести удар по Израилю. «Когда руководитель моей администрации генерал Хейг, – вспоминал президент Ричард Никсон, – проинформировал меня о послании Брежнева, то я сказал ему, что он и Киссинджер должны провести совещание в Белом доме и разработать план нашей очень жесткой реакции на едва прикрытую угрозу одностороннего советского вмешательства».

Фалин:

Израильтяне позволили египетским генералам завести свои войска вглубь пустыни, окружили их, а сами предприняли рейд на Каир. Президент Анвар Садат, категорически отказывавшийся внимать советам из Москвы, просил о помощи: у Египта нет сил прикрывать свою столицу, выбрасывайте советские заградительные десанты.

Президент ОАР Мухаммед Анвар аль-Садат и председатель Совета министров СССР А.Н. Косыгин в Каире. 3 октября 1970

[ТАСС]

Командование Советской Армии – а вдруг политическое руководство решится! – приводит в мобильную готовность часть воздушно-десантных соединений. Соединенные Штаты, прознавшие об обращении египетского президента к СССР и связавшие с ним данные аэрокосмической и радиоэлектронной разведок о передвижениях в южных военных округах СССР, подняли по тревоге свои стратегические ядерные средства.

22 октября американские самолеты-разведчики, облетая советские транспортные суда, которые с грузом оружия и боеприпасов шли в Египет, зафиксировали исходящее от них радиоактивное излучение. Соединенные Штаты предположили, что в Египет отправлены ядерные боеголовки – к ракетам, уже развернутым на египетской территории.

Государственного секретаря США Генри Киссинджера журналисты забросали вопросами: