Особые отношения
Андрей Андреевич Громыко старался выходить за рамки узкоминистерских дел.
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Михайлович Тяжельников вспоминал:
22 апреля 1970 г. участников совместного торжественного заседания ЦК КПСС, верховных советов СССР и РСФСР, посвященного 100-летию со дня рождения В.И. Ленина, приветствовали юные пионеры и октябрята:
– Я рабочим быть хочу,
Мастерство я изучу.
Сказал мне папа, что для нас
Важнее всех рабочий класс!
– Люблю большой простор полей
Под солнышком лучистым…
Вот подрасти бы поскорей
И стать бы трактористом!
– Хочу я быть врачом,
Лечить людей в больнице!
– А я бы космонавтом стать хотел!
– Я пограничником отважным на границе!
– А я – министром иностранных дел!
Последние слова потонули в громе оваций. Активнее всех аплодировал А. А. Громыко. На другой день Андрей Андреевич прислал мальчику отличный фотоаппарат с пожеланием осуществить мечту.
Вскоре после избрания меня 12 июня 1968 года первым секретарем ЦК ВЛКСМ А.А. Громыко энергично поддержал наше предложение – ввести в штат советских посольств в соцстранах и крупных государствах Запада дипломатов, занимающихся проблемами молодежи. Это заметно усилило возможности ЦК ВЛКСМ и Комитета молодежных организаций СССР в сплочении и повышении активности братских и демократических союзов молодежи.
В апреле 1973 года на пленуме ЦК Брежнев ввел Громыко и Андропова в политбюро. Когда пленум закончился, Андрея Андреевича начали поздравлять коллеги, жали руку, желали успеха. Из зала его пригласили пройти в комнату для членов политбюро, где собиралась партийная верхушка. Здесь пили чай с бутербродами и пирожными, обменивались мнениями. Начался новый раунд поздравлений – на сей раз Громыко пожимали руку те люди, чьи портреты трудящиеся по праздникам носили на Красной площади. Он стал одним из них. Андрея Андреевича ожидал офицер 9-го (охрана высших должностных лиц) управления КГБ – прикрепленный к нему охранник, который будет неотлучно сопровождать министра повсюду.
Первый секретарь ЦК ВЛКСМ Е.М. Тяжельников вручает награду двукратной олимпийской чемпионке Ирине Родниной. 24 февраля 1976
[ТАСС]
Членство в политбюро изменило аппаратный вес Громыко. Отныне он принадлежал к числу тех, кто определял судьбу страны. «В свои выступления, – вспоминал японист Юрий Дмитриевич Кузнецов, который работал и в нашем посольстве в Токио, и в международном отделе ЦК, – министр обязательно вставлял слова: “мы, советские руководители”».
Заседания политбюро проходили по четвергам в Кремле в здании правительства на третьем этаже. В зале, где заседало политбюро, у каждого было свое место, чужое кресло не занимали. Магнитофонные записи заседаний (даже когда такая техника появилась) исключались, во-первых, ради соблюдения секретности и, во-вторых, как ни странно это звучит, – ради свободы высказываний. Еще в ленинские времена члены политбюро условились, что стенограмм не будет – все могут высказываться свободно и не думать о том, что потом кто-то прочтет запись и узнает, кто какой позиции придерживался. Всегда присутствовал заведующий общим отделом ЦК или его первый заместитель. Они коротко конспектировали ход обсуждения и записывали принятое решение.
На заседаниях политбюро решались наиболее важные проблемы – военные, политические, кадровые. Остальные решения принимались опросом: общий отдел ЦК фельдъегерской связью рассылал членам политбюро документы, на которых следовало написать «за» или «не согласен».
Громыко принадлежал и к тому узкому кругу высших руководителей партии и государства, кто по праздникам приезжал к Брежневу на дачу. Званых было немного – министр обороны Устинов, министр иностранных дел Громыко, председатель КГБ Андропов, а также давние соратники Леонида Ильича – верный помощник генерального Константин Устинович Черненко, будущий глава правительства Николай Александрович Тихонов, секретарь ЦК по промышленности Андрей Павлович Кириленко.
Громыко приезжал к Брежневу и поохотиться в Завидово, военно-охотничье хозяйство Министерства обороны с огромной территорией. По мнению всех, кто там бывал, это райский уголок с чудесной природой. Там построили трехэтажный дом. На верхнем этаже апартаменты Брежнева: кабинет, узел правительственной связи, спальня, комната отдыха, помещения для охраны, медсестер, массажисток. На втором этаже размещали гостей. Помимо спален были и небольшие рабочие кабинеты. На первом этаже – канцелярия, машбюро и стенбюро, кинозал, бильярдная, столовая.
Член Политбюро ЦК КПСС А.А. Громыко. 9 сентября 1981
[ТАСС]
К зданию пристроили зимний сад, где в центре стоял большой стол, за ним и совещались. Кроме того, сделали отдельный банкетный зал, который именовался «шалашом», поскольку внешне напоминал это скромное сооружение. Для кухонного блока закупили огромный импортный холодильник. Оборудовали вертолетную площадку, вырыли пруд, куда запустили форель, разбили парк и розарий.
Громыко и Брежнев были очень разными людьми. Леонид Ильич не освоил даже грамоты, в простых словах делал грубые ошибки.
Андрей Андреевич Громыко писал в мемуарах:
Его знания не отличались глубиной. Не случайно он не любил разговоров на теоретические темы, относящиеся к идеологии и политике. Последние годы жизни он почти ничего не читал…
Помню однажды, находясь на отдыхе в санатории под Москвой, я рекомендовал ему книгу о жизни Леонардо да Винчи, даже принес ее. Он обещал прочесть.
Но недели через две вернул, сказав:
Л.И. Брежнев во время охоты на уток в Завидово. 1 июня 1972
[ТАСС]
– Книгу я не прочел. Да и вообще – отвык читать.
В отличие от генерального секретаря, Громыко всегда хотел и любил учиться. Он стал вполне образованным человеком и до конца жизни читал много серьезной литературы.
После избрания в политбюро Андрей Андреевич постепенно становился чуть ли не единоличным творцом внешней политики. Министр иностранных дел чувствовал себя почти непререкаемым авторитетом и был вполне доволен своими успехами. Выступая перед аппаратом министерства, он говорил:
– Смотрите, товарищи, не так давно мы были вынуждены прикидывать на политбюро, прежде чем предпринимать какой-либо внешнеполитический шаг, какова будет реакция США, что сделает Франция и так далее. Эти времена закончились. Если мы считаем, что что-либо надо обязательно сделать в интересах Советского Союза, мы это делаем. Что бы они ни кричали, соотношение сил таково, что пошевелиться они больше уже не смеют. Мы стали действительно великой державой…
Во внешнеполитических делах последнее слово почти всегда оставалось за Громыко. Он уступал, только если возражали военные. С министром обороны маршалом Гречко и сменившим его на этом посту Устиновым он не спорил. По словам академика Георгия Аркадьевича Арбатова, Дмитрий Федорович Устинов был влиятельным, сильным человеком как по характеру, так и ввиду того, что за ним стоял военно-промышленный комплекс. Громыко по-своему помогал Устинову, когда рассказывал о происках американского империализма.
Управляющий делами Совета министров СССР Михаил Сергеевич Смиртюков вспоминал, что Громыко на политбюро всегда говорил очень понятно и ясно и никогда не читал по бумажке: «Но любые прописные истины он изрекал с видом оракула. Вот если мы поступим так-то, то произойдет то-то, а если не поступим, то не произойдет. Они его слушали, открыв рот, особенно когда он говорил про американскую угрозу и про наше отставание в обороне. После этого Устинов обязательно начинал объяснять, сколько и каких видов вооружений ему не хватает, чтобы заокеанских подлецов догнать и перегнать» (Коммерсант-власть. 2000. 5 сент.).
Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев вручил орден Ленина и медаль «Золотая Звезда» Героя Советского Союза министру обороны СССР Д.Ф. Устинову. 1 ноября 1978
[ТАСС]
В то же время Громыко желал хороших отношений с Соединенными Штатами, хотя и говорил своему сыну:
– Америка это такая страна, где все время ждешь, что они еще выкинут, чтобы насолить нам и нашим союзникам.
Но Громыко помнил о том, что США и СССР были союзниками во время войны. Звездный час отношений между двумя странами пришелся на его молодость. Громыко по-своему любил Америку, считал себя знатоком Соединенных Штатов. При этом полагал, что Запад способен начать ядерную войну против Советского Союза и что этому необходимо помешать.
Олег Трояновский:
Наверное, казалось, что он был враждебен к Америке. Это неверно. Он был сторонником того, чтобы играть с Америкой по-крупному. У нас идеологическая непримиримость, разные цели, но мы можем уменьшить опасность войны, сбавить гонку вооружений. Хотя говорил, что быстро этого не достигнешь, нужно методично добиваться своего.
Андрей Андреевич был искренним сторонником политики ограничения и сокращения вооружений, мирного сосуществования. При нем появилась разрядка. Правда, при нем же она и зачахла.
Уезжавшему в Вашингтон послу Добрынину позвонил Громыко:
– Слушайте, Анатолий Федорович, зайдите ко мне покалякать о вашей будущей работе.
Министр дал послу неожиданный совет:
– Я прошу вас иметь в виду, что у нас в политбюро нет постоянного единства взглядов и мнений по советско-американским отношениям. К сожалению, большинство моих коллег не знают Америку, не бывали там, не понимают, как функционирует американская политическая система. Соответственно они склоняются – в силу самой атмосферы холодной войны – к конфронтационному мышлению и стремлению почти автоматически «дать отпор» американцам. Поэтому послу проще докладывать в Москву «сенсации» по поводу козней империалистов. Это легко усваивается, но серьезно мешает планомерной работе МИД. Смело и аргументированно поддерживайте все то, что могло бы вести нас к улучшению и развитию отношений. Надо исподволь закреплять мысль о том, что не только противоборство, но и сотрудничество в поисках договоренностей возможно и целесообразно…