После коротких приветствий, видя, что Помпиду явно начинает поеживаться, мы с Л.И. Брежневым предложили ему одеться потеплее. У нас была приготовлена для него, учитывая погоду, меховая шапка.
– Возьмите, пожалуйста, голове будет теплее, – сказал я.
Президент категорически отказался и, лукаво подмигнув, кивая на фотографов и кинооператоров, сказал:
– У нас головные уборы не в моде. Что подумают обо мне французские телезрители?
Правда, позднее, уже в резиденции, вдали от назойливых журналистов, он ушанку взял и на короткие прогулки по заснеженному парку одевался вполне «по-русски».
Мало кто знал, что президент Помпиду неизлечимо болен – лейкемия.
Громыко:
Глубокие, но в то же время грустные впечатления остались у меня от состоявшейся в марте 1974 года в Пицунде (Кавказ) последней встречи Помпиду с Брежневым, в которой я принимал участие. Помпиду в тот момент уже был серьезно болен. В аэропорту Адлера, что возле Сочи, Помпиду и Брежнев, министр иностранных дел Франции Мишель Жобер и я встретились радушно.
Помпиду улыбался, фразы и жесты источали высшую степень приветливости, одним словом – настоящий француз. Но всех нас поразил прямо-таки восковой цвет его лица. С ним прибыл персонал, который оказывал ему медицинское содействие. Однако невозможно было скрыть то, что беспощадный недуг уже отсчитывает последние недели, а может быть, и дни президента.
От Адлера до Пицунды мы добрались вертолетом. Чувствовалось, что президент устал. Обычный свободный разговор и минимальная живость лица требовали от него усилий. Временами в нем замечалась какая-то ненатуральная сосредоточенность, и в эти мгновения ощущалось, что хотя он и внимательно смотрит, но взгляд направлен не на внешний мир. Вглядывался он скорее внутрь себя. В ходе переговоров с учетом состояния его здоровья режим соблюдался самый щадящий, все пожелания президента учитывались.
Однако интеллект Помпиду осечек не давал. Мысли выражались им четко и ясно. Все переговоры и беседы проходили, как обычно, в деловой и дружественной атмосфере.
В том же порядке, который соблюдался при встрече Помпиду и прибывших с ним лиц, мы все во главе с Брежневым провожали президента от Пицунды до Адлера. Нелегко было наблюдать, как президент садился в автомашину и выходил из нее. Несмотря на все старания, скрыть боль, которая мучила его в эти моменты, ему не удавалось. А лицо выражало настоящее страдание.
Таким он и запомнился. А через три недели его не стало.
Помощник генерального секретаря по международным делам Александр Александров-Агентов описывал, как Брежнев собрал у себя в ЦК на Старой площади руководителей вооруженных сил и оборонной промышленности. Обсуждался проект договора с американцами. Военные наотрез отказывались идти на уступки американцам, хотя те тоже делали какие-то шаги навстречу. Дискуссия продолжалась пять часов. Наконец Брежнев не выдержал:
– Ну, хорошо, мы не пойдем ни на какие уступки, и соглашения не будет. Гонка ядерных вооружений продолжится. Вы можете мне как главнокомандующему вооруженными силами страны дать здесь твердую гарантию, что мы непременно обгоним Соединенные Штаты и соотношение сил между нами станет более выгодным для нас, чем оно есть сейчас?
Речь А.А. Громыко на открытии Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. 3 июля 1973
[АВП РФ]
Встреча А.А. Громыко с Папой Римским Павлом VI. 27 апреля 1966
[АВП РФ]
Такой гарантии никто из присутствовавших дать не решился.
– Так в чем тогда дело? – с напором сказал Брежнев. – Почему мы должны продолжать истощать нашу экономику, непрерывно наращивая военные расходы?
Брежнев, поддерживаемый Громыко, стал главным мотором Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, которое прошло в Хельсинки в 1975 году. Подготовка продолжалась несколько лет. Для Советского Союза главное заключалось в признании послевоенных границ. Для остального мира – в защите прав и свобод человека. Переговоры по гуманитарным вопросам шли два года.
Прочитав проект Заключительного акта, члены политбюро заявляли, что подписывать такое нельзя – Запад начнет нам указывать, что и как делать. Но Громыко знал, что Брежнев мечтает участвовать в этой конференции, и несколько покривил душой. Министр сказал, что на эту часть договоренностей можно не обращать внимания:
– Мы в своем доме хозяева. Будем делать только то, что сочтем нужным.
Брежнев получил возможность отправиться в Хельсинки и подписать исторический документ. Громыко старался делать и говорить только то, что было приятно Брежневу.
Во время поездки в ФРГ Брежневу предстояло посетить Гамбург. У него на груди висели золотые звезды Героя Советского Союза и Героя Социалистического Труда, что вызывало изумление у западных немцев. Посол Фалин попытался убедить его хотя бы на время расстаться с наградами:
– Леонид Ильич, гамбуржцы народ своеобычный. Они орденов не жалуют. Не сочтете ли вы целесообразным принять во внимание эту традицию?
Брежнев спросил мнение Андрея Андреевича. Министр иностранных дел буркнул:
– У них свои традиции, у нас свои. Чего тебе, Леонид, стесняться показывать свои честно заслуженные награды?
Леонид Ильич не забывал верного соратника. Громыко получил семь орденов Ленина, на один больше, чем было у нелюбимого им Вышинского. В 1969 году, к шестидесятилетию, Брежнев наградил министра золотой звездой Героя Социалистического Труда. К семидесятилетию Громыко дали вторую звезду.
В ноябре 1974 года американский президент Джеральд Форд (сменивший Никсона) прилетел во Владивосток, чтобы встретиться с Брежневым. Все документы, связанные с ограничением стратегических вооружений, стороны согласовали заранее. Но Джеральд Форд внезапно попросил кое-что поменять. По мнению советских экспертов, поправки, выгодные американцам, вполне можно было принять. Во всяком случае, из-за них не следовало отказываться от подписания столь важных документов. Но Брежнев не хотел брать на себя единоличное решение и в соответствии с партийными традициями запросил мнение политбюро. Тем более что встрече с Фордом и без того предшествовала бурная дискуссия в Москве. Военные доказывали, что нельзя подписывать договор, раз в нем не учтены американские средства передового базирования – ракеты и самолеты на базах вокруг СССР. Это оружие первого удара, учитывая их близость к советской территории.
Заключительный акт Совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе. 1 августа 1975
[АВП РФ]
Указ Президиума ВС СССР «О награждении Героя Социалистического Труда товарища Громыко А.А. орденом Ленина и второй золотой медалью “Серп и Молот”». 17 июля 1979
[АВП РФ]
Министр обороны маршал Гречко грозно заявил, что если подобный договор будет заключен, то военные снимают с себя ответственность за безопасность страны. Брежнев возмутился: как это Гречко смеет обвинять генерального секретаря в забвении интересов Родины? Андрей Антонович потом позвонил, извинился. Брежнев ему зло ответил:
– Так не пойдет. Назвал предателем при всех, а берешь слова назад втихую.
Предварительную схватку Брежнев выиграл. Но теперь, когда он уже находился во Владивостоке, возникло новое затруднение. Старшим в Москве оставался Подгорный. Он перезвонил Брежневу и сказал, что предложение американцев совершенно неприемлемо. Предложил отложить встречу до следующего года, а за это время поднажать на Вашингтон. Леонид Ильич повесил трубку и пошел советоваться с Громыко. Генеральный секретарь пребывал в нерешительности. Он не хотел срывать встречу с Фордом, но и не мог идти против мнения членов политбюро, оставшихся в Москве.
Громыко очень твердо высказался против переноса встречи, считая, что это нанесет ущерб советско-американским отношениям, да и заморозит переговоры по стратегическим вооружениям. Брежнев опять сел за телефон, его соединили с Косыгиным, Устиновым и Андроповым, а потом еще раз с Подгорным. Но тот стоял на своем. Да еще и позвал к аппарату министра обороны Гречко, который вообще не желал этой договоренности. Вот тогда Брежнев взорвался. Он сказал Подгорному:
– Хорошо, раз вы настаиваете, тогда я сейчас объявлю Форду, что встреча прекращается, а сам возвращаюсь в Москву. Соберем политбюро, я там вместе с Громыко выступлю, и пусть нас рассудят.
Николай Викторович испугался и пошел на попятную. Он сразу сказал, что Брежневу на месте виднее, как вести дело с американцами, а политбюро в любом случае поддержит его решение… Леонид Ильич, которого полностью поддерживал Громыко, вновь настоял на своем. Но все эти споры ему дорого обошлись – во время переговоров у него случился спазм сосудов головного мозга. А после встречи с президентом Фордом произошло уже серьезное нарушение мозгового кровообращения. Брежнев заметно сдал. Глаза у него стали злые и подозрительные, вспоминал Валентин Фалин, пропал юмор. Леонид Ильич не мог запомнить важные детали и на переговорах иной раз начинал импровизировать. Поэтому установилась такая практика: Брежнев зачитывал подготовленные заявления, а потом уже Громыко вел дискуссию.
Генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев, президент США Дж. Форд, госсекретарь США Г. Киссинжер и министр иностранных дел СССР А.А. Громыко во Владивостоке. 1974
[ТАСС]
Позитивный импульс зарубежных визитов генерального секретаря быстро затухал. Другие члены политбюро, менее сентиментальные, чем Брежнев, да и вся критическая масса партийного аппарата все равно воспринимали Соединенные Штаты и Запад в целом как врага, которому надо противостоять.
Черняев рассказывал, как перед ХХV съездом в Завидово, где Брежневу готовили отчетный доклад, Леонид Ильич вдруг вспомнил Карибский кризис:
Л.И. Брежнев и Дж. Форд у резиденции американского гостя во Владивостоке. 24 ноября 1974