а) Организовать в Москве при НКИД Институт с двухгодичным сроком обучения для подготовки дипломатических и консульских работников (секретарей полпредств, консулов и вице-консулов, атташе по печати, референтов, секретарей консульств).
б) Установить ежегодный прием слушателей в количестве 40 человек.
в) В Институт принимать членов ВКП(б) в возрасте от 25 до 32 лет с партийным стажем не менее 5 лет с законченным высшим образованием и по предварительным испытаниям в объеме вуза.
При приеме в Институт отдавать предпочтение товарищам, имеющим опыт ответственной партийной, советской и комсомольской работы, а также знающим иноязыки.
21 августа 1934 года газеты «Правда» и «Известия» сообщили, что открывается прием заявлений в дипломатический институт. О новом учебном заведении в Москве прознал молодой директор металлургического рабфака в Каменском (в 1936–2016 годах – Днепродзержинск) Леонид Ильич Брежнев. Не ведая, какая блестящая карьера ему суждена, весной 1935 года засобирался в дипломаты. Запасся рекомендациями и характеристиками, с волнением ожидал вызова в Москву, но в дипломаты его не взяли. А мог бы Леонид Ильич стать послом, заместителем министра, трудился бы под руководством Андрея Андреевича Громыко…
Здание Дипломатической академии МИД. 16 мая 2018
[ТАСС]
Тогда поступило больше шестисот заявлений. Управляющий делами Наркомата иностранных дел доложил наркому:
Несмотря на то, что все прошедшие испытание окончили высшие учебные заведения, – общее впечатление от испытуемых осталось неблагоприятное. Культурное развитие недостаточно, крайне низкая грамотность, незнание элементарных, буквально крупнейших событий истории, литературы.
Многие из испытуемых не слыхали о таких классиках, как Данте, Гёте, Шекспир; не отвечали на вопросы, кто такой Марат, Кромвель, Робеспьер.
Один из испытуемых прямо заявил, что не читал Ленина. Подавляющая часть прошедших испытание элементарно не знает географической карты.
На первый курс зачислили всего тридцать семь слушателей. Как раз в те годы в Москве расцвела дипломатическая жизнь. Часто устраивались приемы. Главный давался в Свердловском зале Кремля по случаю очередной годовщины Октябрьской революции. Приходили все советские руководители, некоторые с женами. Гости танцевали, пили и ели до утра. Впрочем, иностранцы быстро убеждались, что соревноваться с хозяевами в питье и еде – дело опасное. К утру иностранные дипломаты теряли форму и с трудом добирались до дома.
В 1938 году свободный прием в Институт дипломатических и консульских работников прекратили. В это закрытое учебное заведение зачисляли решением ЦК партии.
Протокол заседания Политбюро № 8, 1939 год:
Предоставить слушателям Высшей дипломатической школы НКИД отсрочку от призыва в Рабоче-Крестьянскую Красную Армию и освободить их от отбывания военных сборов на время учебы в Школе.
За четыре дня до начала Второй мировой войны, 27 августа 1939 года, нарком иностранных дел Молотов подписал приказ о преобразовании института в Высшую дипломатическую школу, которую отнесли к «категории специальных вузов».
Секретариат ЦК утвердил положение о ВДШ:
1. Основной задачей Высшей Дипломатической Школы является подготовка работников, владеющих основами советской дипломатической науки и иностранными языками, способных отстоять международные интересы СССР в практической работе.
2. Высшая Дипломатическая Школа готовит работников следующих специальностей: а) референтов для центрального аппарата; б) советников, атташе и секретарей полпредств и консульств; в) работников печати в органах НКИД и на заграничной периферии.
На западном отделении учились два года. На восточном – три. На изучение иностранного языка на западном отделении отводилось 1 120 часов, на восточном – 2 120 часов. Еще 60 учебных часов изучали методы борьбы с иностранным шпионажем, диверсией и спецслужбами капиталистических стран.
Сталин сказал Молотову: не ищите слушателей с гуманитарным образованием, берите в дипломаты молодых инженеров с оборонных заводов. Главный критерий для поступления в Дипломатическую школу – умение ладить с рабочими. И у тех, и у других сейчас очень трудная жизнь. Если молодые инженеры способны улаживать ежедневно человеческие конфликты и рабочие их уважают, значит, они – настоящие дипломаты.
Инженера-конструктора московского авиационного завода № 115 Анатолия Федоровича Добрынина вызвали в управление кадров ЦК партии:
– Есть мнение направить вас на учебу в Высшую дипломатическую школу.
Он отказывался. В ЦК грозно сказали:
– Не рассуждайте. Военное время. Вы мобилизованы.
Анатолий Добрынин сделал завидную карьеру. Почти четверть века он был послом в Соединенных Штатах.
В 1950 году Высшей дипломатической школе поручили готовить дипломатические кадры высшей квалификации – секретарей и советников.
«В 1971 году поступил в ВДШ МИД СССР, по окончании которой в 1974 году пришел на дипломатическую работу, – вспоминал Тяхир Бяшимович Дурдыев, первый секретарь ЦК комсомола Туркмении. – Это был набор из представителей всех союзных республик к 50-летию образования СССР. Десять лет был на Кубе – первым секретарем, советником, а в последующем советником-посланником. Тогда же здесь работали выходцы из комсомольских структур. Этот был самый “комсомольский” состав советских дипломатов в Латинской Америке и на Карибах».
В 1974 году Громыко добился правительственного решения преобразовать Высшую школу в Дипломатическую академию («закрытое специальное высшее учебное заведение первой категории, непосредственно подчиненное Министерству иностранных дел СССР»). «Наша академия была закрытым учебным заведением, – вспоминал один из ректоров. – Она существовала, о ней все знали. Но ни адрес, ни телефоны в официальных справочниках не значились». Задача: подготовка и переподготовка руководящих дипломатических кадров. Громыко ввел такой порядок – перед назначением на высокую должность даже опытные дипломаты проходили в академии переподготовку.
Конечно, всегда возникал вопрос: дипломатические способности – это нечто такое, что дается от бога? Или этому можно научиться? Дипломатами рождаются или становятся? Как заранее определить, кто преуспеет за столом переговоров, кому суждено стать послом или даже министром иностранных дел?
Андрей Андреевич исходил из того, что плох тот дипломат, который не мечтает стать послом. Считал, что профессионал должен пройти по всей карьерной лестнице. Будущий посол начинал службу референтом или переводчиком. Часто не в посольстве, а в консульстве. Выдача виз и выслушивание жалоб – удручающе скучное занятие.
Кажется, будто дипломаты только и делают, что ходят на приемы и с бокалом шампанского ведут светские беседы. Это лишь внешняя сторона жизни дипломата. Три четверти времени всегда уходила на рутинную, но важную работу – составление нот, записок, ведение переговоров. Да и важные переговоры со стороны казались тоскливым и скучным делом. Внешняя политика на 99 процентов состояла из рутинных встреч и переговоров. Но Громыко своим примером показывал, что успех зависит от профессионального умения дипломатов, методично добивающихся нужного стране результата.
Внешняя политика состоит из бесконечного количества небольших инициатив, улучшений, поправок, которыми удается повлиять на общий, неостановимый поток мировых событий. Внезапные блестящие решения, которые все меняют и разом решают все проблемы, – редкость. Надежная дипломатия – это долгая, многоходовая, продуманная игра. Профессиональные дипломаты понимают: эта работа началась до того, как они тоже ею занялись, и будет продолжаться после них.
Как и в армии, в дипломатической службе есть ранги и должности. Существует иерархия званий, стимулирующая стремление неудержимо двигаться вверх. Дипломатический ранг не только приятен, но и полезен. Громыко позаботился о прибавке к окладу за ранг. Еще доплачивали за выслугу лет, за знание иностранных языков и за работу с секретными материалами.
Старший дипломат – это уже фигура. В посольстве старшему дипломату предоставляли отдельный кабинет, выделяли автомобиль. Младшие дипломаты делили одну машину на несколько человек, ездили по очереди. На младших дипломатов старшие смотрели покровительственно, общались больше между собой.
Анатолий Добрынин, посол в Соединенных Штатах в 1962–1986 годах, рассказывал, что материальному положению дипломатов помог председатель КГБ. В своей книге «Сугубо доверительно» он воспроизвел важный разговор с Андроповым.
Председатель КГБ поинтересовался, почему американцам сравнительно легко удается определить, кто из посольских работников – сотрудник разведки. Добрынин объяснил. Сотрудники 1-го Главного управления КГБ снимают в Вашингтоне более дорогие квартиры, чем обычные дипломаты. Устраивают у себя дома приемы и коктейли, на что у дипломатов нет денег. Все сотрудники резидентуры, даже в невысоком звании, имеют в своем распоряжении собственные машины. А дипломаты, в том числе высокого ранга, пользуются машинами по очереди. Когда дипломаты приглашают кого-то на деловой ланч, они весьма ограничены в средствах – представительские расходы мизерны. Иногда приходится платить из собственного кармана. Сотрудники КГБ запросто угощают тех, кто им интересен, в хороших ресторанах. Дипломаты сидят на своих рабочих местах, сотрудники резидентуры – почти всегда в городе.
Андропов внимательно выслушал посла, которого в политбюро ценили, и обещал подумать. Вскоре, отметил Добрынин, жизнь старших дипломатов улучшилась: они обзавелись машинами, им увеличили представительские расходы и позволили снимать более комфортные квартиры. Андропов, озабоченный конспирацией своих разведчиков, помог Андрею Андреевичу.
Прелести жизни посла понять со стороны невозможно. Не послужишь, не узнаешь. Это самостоятельная, заметная и приятная работа, удовлетворяющая властную натуру. Дипломат, наверное, одна из самых малочисленных профессий на земле. Послов в нашей стране всего несколько сотен человек.