ет. В Москве парадом командовало всесильное трио – Суслов, Громыко, Устинов».
Такого же мнения придерживался Фалин, который увидел генерального секретаря в 1978 году после большого перерыва: «Перемены к худшему бросались в глаза. Чаще всего он пребывал во взвинченном состоянии, и сопровождающие лица, включая Громыко, старались не попадаться ему на глаза. Не по летам старый человек, числившийся лидером великой державы, отдавался в общество телохранителей и обслуги. Перечить ему по медицинским соображениям не полагалось. Все дела обделывались за спиной генерального. Оставалось поймать момент, чтобы заручиться его формальным “добро”».
Когда здоровье Брежнева ослабло, политику страны стала определять тройка – министр обороны Дмитрий Устинов, председатель КГБ Юрий Андропов и министр иностранных дел Громыко. Как ни странно, власть триумвирата была хуже, чем единоличное правление Брежнева. Уверенный в себе лидер способен пойти на разумные уступки и полезные для государства компромиссы. А тут каждый из тройки стремился продемонстрировать непоколебимость и стойкость. Они загнали страну в жесткую конфронтацию с внешним миром.
Даже на заседаниях политбюро они сидели рядом: Андропов между Громыко и Устиновым. Андропов особенно сблизился с Устиновым, обращался к нему на «ты» и называл его Митей. Аппаратные позиции Громыко изменились. И он сам, и его сотрудники почувствовали себя увереннее.
Юлий Квицинский:
Ни о каких подписях отделов ЦК под предложениями МИДа речь больше уже не шла, наоборот, в последние годы пресекались любые поползновения Международного отдела ЦК КПСС, то есть Б.Н. Пономарева, В.В. Загладина и других, выступать с какими-либо самостоятельными инициативами во внешнеполитических вопросах, особенно по проблематике разоружения. («Пусть они занимаются своим делом – отношениями с братскими компартиями. Это им поручено».)
То же самое касалось и, казалось бы, всесильных помощников Генерального секретаря. В отношениях с ними строго запрещалось высказывать какие-либо инициативные предложения, которые они могли бы «подкинуть» Генеральному секретарю в обход министра, выполнять их просьбы о написании документов и разделов выступлений для высшего руководства. («Замыкайте их с просьбами на меня! Их задача – работа с секретарями ЦК и выполнение поручений Генсека. Вот пусть и работают!»)
Министр обороны СССР, маршал Советского Союза Д.Ф. Устинов во время встречи с жителями города Ельня. 22 сентября 1981
[ТАСС]
В начале восьмидесятых Громыко, сторонник разрядки, стал занимать все более жесткую позицию. Не потому, что изменил взгляды, а потому, что увидел: разрядка не в моде, и Брежнева она больше не интересует.
Анатолий Леонидович Адамишин, который вскоре станет заместителем министра иностранных дел, вспоминал:
В начале 80-х, вернувшись с Кубы, поговорив с местными людьми, нашими и кубинцами, почитав материалы, попробовал прикинуть размеры нашей помощи. Получилось так: весь этот самый остров «свободы» два месяца в году мог жить, не работая, за наш счет.
Поделился своими наблюдениями со Степаном Васильевичем Червоненко. Он тогда заведовал отделом ЦК и был одним из тех, кто искренне радел за интересы страны. Выслушал он меня внимательно, что-то помечая себе, потом вздохнул: «Мало что тут сделаешь. Но Андрею Андреевичу Громыко не рассказывайте, нарветесь на неприятности».
Громыко писал в мемуарах: «Сила советской внешней политики в том, что правда нашей страны более убедительна, чем все военные базы или армейские корпуса, на которые полагаются Соединенные Штаты Америки. Для того, чтобы наши идеи завоевали на свою сторону широчайшие массы, их не нужно подкреплять бряцанием оружия и организацией интервенций». Но при участии Громыко были приняты решения ввести войска сначала в Чехословакию, а затем в Афганистан.
Возглавивший в январе 1968 года Чехословакию Александр Дубчек абсолютно не походил на обычного партработника. Честный и простой человек. Начисто лишен авторитарности. Хорошо относится к людям. «Высокий, с интеллигентным лицом и фигурой царевича Алексея, нервный, подвижный, не то неуверенный в себе, не то с особой манерой обращения», – таким в марте 1968 года увидел руководителя Чехословакии заместитель министра иностранных дел Владимир Семенов.
Александр Дубчек искренне не мог понять, почему в Москве почти сразу насторожились. По мнению пражских лидеров, они не делали ничего, что пошло бы во вред советским интересам. Всего лишь отменили цензуру, разрешили людям говорить и писать то, что они хотят. Отказались от всевластия компартии и говорили о возможности многопартийных и свободных выборов.
Когда восставали восточные немцы, венгры или поляки, они ненавидели свою власть. А в Чехословакии власть и народ были заодно. Люди, которые тихо презирали коммунистическую власть, поверили в нее. Выяснилось, что восемьдесят процентов населения поддерживают новую политику коммунистической партии и безоговорочно стоят за социализм. Люди получили право свободно высказываться, исчезла цензура, и страна изменилась. Народ поверил Дубчеку. Впервые лидер компартии стал народным лидером.
Директор Института философии и социологии Академии наук Радован Рихта придумал формулу «социализм с человеческим лицом». Он включил ее в одну из речей, написанных для Дубчека. Эта привлекательная формула стала символом обновления, которое пытались осуществить Дубчек и его команда. Причем он сам никогда не сомневался в правоте социалистических идей, искренне отстаивал социалистические идеалы и был уверен, что его реформы служат социализму.
А Громыко получал из Праги тревожные телеграммы от своих людей. Посол в Чехословакии Степан Васильевич Червоненко считал происходящее в стране контрреволюцией. До войны он работал директором средней школы на Украине, ушел на фронт и был тяжело ранен при форсировании Днепра. В 1949 году окончил в Москве Академию общественных наук при ЦК партии. В Киеве новоиспеченного кандидата наук принял хозяин Украины Хрущев и предложил должность заведующего отделом науки и вузов республиканского ЦК. Летом 1956 года Червоненко избрали секретарем ЦК компартии Украины, в октябре 1959 года отправили послом в Китай.
Степан Васильевич попал в Пекин в трудные годы, когда стремительно ухудшались отношения с Китаем и к советским дипломатам стали относиться враждебно. В марте 1965 года в порядке компенсации за пекинские переживания он получил назначение в спокойную и комфортную Прагу…
Еще более радикальную позицию занимал второй человек в посольстве, советник-посланник Иван Иванович Удальцов, бывший подчиненный Андропова в отделе ЦК. Потом Удальцов стал заместителем заведующего единым идеологическим отделом ЦК. По словам одного из его коллег, «Иван Иванович был не просто ретроград, но воинствующий, стремившийся довести свои убеждения до каждого».
Удальцов очень рано стал настаивать на вводе советских войск в Чехословакию – в отличие от Червоненко. Вызванный в Москву на заседание политбюро весной 1968 года посол предупреждал:
– Если мы пойдем на такую меру, как ввод войск, без должной политической подготовки, то чехословаки будут сопротивляться и прольется кровь.
В перерыве Брежнев подсел к Червоненко:
– Если мы потеряем Чехословакию, я уйду с поста генерального секретаря!
После ввода войск руководители посольства были вознаграждены за идеологическую бдительность. Степан Червоненко поехал послом во Францию, а в 1982 году ему предложили должность заведующего отделом ЦК по работе с заграничными кадрами и выездам за границу. Ивана Удальцова назначили председателем правления Агентства печати «Новости», избрали кандидатом в члены ЦК…
Советско-чехословацкие переговоры. С левой стороны: Л. Свобода, Г. Гусак, Л. Штроугал. С правой стороны: П.Е. Шелест, Л.И. Брежнев, А.Н. Косыгин, П.М. Машеров, А.А. Громыко. 7 мая 1970
[РГАСПИ]
Судьба Чехословакии в 1968 году решалась партийным руководством, но министр иностранных дел отдал свой голос в пользу крайних мер, то есть ввода войск. На заседании политбюро он говорил, что руководители Чехословакии «не пойдут на наши предложения, и тогда уже мы осознанно будем подходить к решению вопроса о применении крайних мер».
Брежнев сказал товарищам по политбюро:
– Правые антисоциалистические элементы и контрреволюционные силы стремятся ликвидировать социалистические завоевания чехословацкого народа. Мы должны быть готовы дать ответ на возможные нападки на нас за то, что мы якобы без причин вмешиваемся в чехословацкие дела. Но наш долг помочь чехословацкому народу навести порядок в стране.
Громыко успокоил политбюро:
– Сейчас международная обстановка такова, что крайние меры не могут вызвать обострения, большой войны не будет.
Валентин Михайлович Фалин, в ту пору советник министра иностранных дел, ночь ввода войск провел на Смоленской площади. Громыко поручил ему следить за происходящим.
Начальник внешней разведки генерал Александр Михайлович Сахаровский находился в Москве. Всю ночь, пока осуществлялся ввод войск, он находился в своем кабинете.
– Можно ли считать, что первоначальный сценарий отпал? – спросил его по телефону Фалин.
– Если не обманываться, то надо исходить из самого неблагоприятного допущения, – честно ответил генерал Сахаровский. – Весьма осложняется проведение плана операции в самой Чехословакии. Черник и Дубчек, не говоря уже о Смрковском, не пойдут на сотрудничество.
Александр Дубчек был первым секретарем ЦК компартии, Олдржих Черник – главой правительства, Йозеф Смрковский – председателем Национального собрания.
В два часа ночи Фалин разбудил Громыко – министр тоже не поехал домой, а вздремнул в комнате отдыха. Изложил услышанное от Сахаровского.
– Гладко было на бумаге, – буркнул министр. – Известил комитет высшее руководство?
– Этого аспекта Сахаровский не касался. Надо полагать, известил…