Андрей Громыко. Ошибка мистера Нет — страница 16 из 42

Основное внимание на Тегеранской конференции было уделено военным вопросам, прежде всего вопросу об открытии второго фронта. Советская делегация указывала, что грубое нарушение Англией и США обязательств об открытии второго фронта не только в 1942-м, но и в 1943 году привело к затяжке войны и нанесло большой ущерб общей борьбе против фашистского блока. Еще до Тегеранской конференции СССР настаивал на установлении твердого срока открытия второго фронта в целях сокращения потерь и ускорения освобождения порабощенных народов от фашистского ига. Но характер постановки вопроса об открытии второго фронта объективно изменился по сравнению с начальным периодом войны. Теперь победа над фашистской Германией уже была предрешена и могла быть достигнута силами одной Красной Армии. В Тегеране советская сторона заявила, что, «как только будет осуществлен десант в Северной Франции, Красная Армия, в свою очередь, перейдет в наступление. Если бы было известно, что операция состоится в мае или в июне, то русские могли бы подготовить не один, а несколько ударов по врагу». Советское правительство желало узнать точную дату начала операции «Оверлорд», как условно именовалась десантная операция на северном побережье Франции.

Черчилль, как и Рузвельт, не желал допустить появления советских войск в Западной Европе. Но он рассчитывал достигнуть этого не посредством высадки в Северной Франции, что привело бы к борьбе на главном стратегическом направлении, где союзников ожидало сильное сопротивление германских войск. Черчилль предполагал закрыть путь советским войскам на Запад посредством высадки на Балканах, где германское сопротивление обещало быть более слабым и где англо-американские войска должны были опередить Красную Армию и создать там прочные позиции для западного империализма. «Всякий раз, – рассказывал впоследствии президент Рузвельт своему сыну Эллиотту, – когда премьер-министр настаивал на вторжении через Балканы, всем присутствовавшим было совершенно ясно, чего он на самом деле хочет. Он прежде всего хочет врезаться клином в Центральную Европу, чтобы не пустить Красную Армию в Австрию, в Румынию и даже, если возможно, в Венгрию». Однако Черчиллю не удалось подменить открытие второго фронта во Франции вторжением на Балканы.

На конференции четко обозначилось стремление Рузвельта и Сталина договориться. Идея глобального регулирования международных отношений равно импонировала лидерам США и СССР. Черчилль в этом отношении был консервативен, не особенно верил в послевоенное сотрудничество с СССР, сомневался в эффективности новой международной организации и видел за этой идеей план оттеснить Великобританию на политическую периферию.

Самым болезненным вопросом был вопрос о Польше. Сталин к этому времени порвал отношения с польским правительством в изгнании. Москва требовала изменений в польском кабинете. Катынский вопрос рассматривался Кремлем как польский шантаж с целью заставить Москву пойти на территориальные уступки. В Тегеране Сталин предложил передвинуть польскую границу на Запад, к Одеру, за счет Германии. Советско-польская граница должна была проходить по линии, установленной в сентябре 1939 года. Понимая, что могущественный союзник будет стоять в этом вопросе насмерть, даже Черчилль согласился с таким требованием, заметив, что земли, получаемые Польшей, гораздо лучше земель, которые она отдает. Сталин также заявил, что СССР рассчитывает получить Кенигсберг и передвинуть границу с Финляндией дальше от Ленинграда.

Таким образом, на конференции четко обозначилось согласие западных союзников пойти навстречу Сталину в территориальном вопросе. Здесь же была сделана заявка на то, что послевоенный мир будет управляться четырьмя державами, действующими под эгидой международной организации. Для СССР это был колоссальный прорыв, США также впервые после неудачной попытки президента Вильсона брали на себя глобальные функции. Великобритании же, роль которой относительно уменьшалась, оставалось довольствоваться тем, что она не выпала из «Большой тройки».

Сталин пообещал вступить в войну против Японии после поражения Германии. В ноябре 1943 года для союзников это было чрезвычайно важно.

Рузвельт предложил обсудить вопрос о расчленении Германии после войны на пять автономных государств; Сталин не согласился и предложил передать рассмотрение вопроса в Европейскую консультативную комиссию. В декларации по Ирану было подчеркнуто желание правительств СССР, США и Великобритании «сохранить полную независимость, суверенитет и территориальную неприкосновенность Ирана». О Польше в предварительном порядке было достигнуто соглашение о том, что ее восточная граница будет проходить по «линии Керзона», а западная – по реке Одер, т. е. в соответствии с секретными соглашениями от 23 августа 1939 года между Молотовым и Риббентропом. До разгрома фашистской Германии еще было далеко, тем не менее, в беседе со Сталиным 29 ноября Рузвельт предложил обсудить послевоенное устройство мира. Американский президент говорил о том, что необходимо создать такую организацию, которая смогла бы обеспечить длительный мир после войны. Сталин поддержал идею создания мировой организации, которая должна быть основана на принципах Объединенных Наций.

Об объединении усилий США и Великобритании в области создания атомной бомбы Рузвельт и Черчилль не сказали Сталину ни слова. Зато вечером 30 ноября в британском посольстве был устроен торжественный прием по случаю дня рождения Черчилля. Сталин прибыл на прием в парадной маршальской форме, его сопровождали Молотов и Ворошилов. Он подарил Черчиллю каракулевую шапку и большую фарфоровую скульптурную группу на сюжет русских народных сказок. Рузвельт преподнес британскому премьеру старинную персидскую чашу и исфаганский ковер. На приеме было много тостов, но один запомнился всем. Президент США сказал: «В то время, как мы здесь празднуем день рождения британского премьер-министра, Красная Армия продолжает теснить нацистские полчища. За успехи советского оружия!»

К вечеру 1 декабря в Тегеране похолодало. В горах Хузистана внезапно выпал снег, метеоусловия резко изменились. Это вынудило Рузвельта поторопиться с отлетом из иранской столицы. В спешном порядке был согласован текст заключительной декларации. Торжественной церемонии ее подписания не проводили. Подписи под этим важнейшим документом, как писал потом переводчик Сталина В. Бережков, собирали методом опроса. Каждый из главных участников конференции в отдельности наскоро поставил свою визу. «У нас в руках, – писал Бережков, – остался изрядно помятый листок с подписями, сделанными карандашом». Внешний вид листка никак не гармонировал с содержанием документа, который стал известен всему миру как Тегеранская декларация трех держав. В этой декларации говорилось, что участники конференции согласовали планы уничтожения германских вооруженных сил и пришли к полному соглашению относительно масштаба и сроков операций, которые будут предприняты с востока, запада и юга. «Закончив наши дружественные совещания, – заявляли Рузвельт, Сталин и Черчилль, – мы уверенно ждем того дня, когда все народы мира будут жить свободно, не подвергаясь тирании, и в соответствии со своими различными стремлениями и со своей совестью…»

В письме Рузвельту 6 декабря 1943 года Сталин, отмечая успех Тегеранской конференции и особое значение ее решений, писал: «Надеюсь, что общий враг наших народов – гитлеровская Германия – скоро это почувствует». Позже Рузвельт говорил, что Сталин настойчиво отстаивал позиции СССР по каждому вопросу. «Он казался очень уверенным в себе», – особо подчеркивал американский президент.

Если бы немцам удалось сорвать встречу, устранить хотя бы одного из лидеров, то история бы пошла совсем по другому пути. Однако все случилось так, как записано в учебниках: 6 июня 1944 года союзники высадились в Нормандии, а 10 октября 1946 года открылась первая Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций.

После Тегерана. Ялта

Политические и общественные круги США встретили результаты Тегеранской конференции, в своем подавляющем большинстве, с одобрением. «Большая тройка» достигла в Иране полного согласия», «Союзники клянутся предпринять трехстороннюю атаку», – гласили огромные заголовки американских газет. Как доверительно сообщал Громыко министр почт Фрэнк Уолкер, входивший в ближайшее окружение президента Рузвельта, «итоги конференции высоко оцениваются американским правительством. Конференция показала, что существуют реальные возможности для сотрудничества между США и СССР не только во время войны, но и в послевоенный период».

Сам Рузвельт некоторое время после Тегерана болел, так что Громыко встретился с ним только в начале февраля наступившего 1944 года.

– У меня установились хорошие отношения с маршалом Сталиным, – тут же сообщил советскому послу американский президент.

Потом он вкратце рассказал Громыко, как проходила конференция, хотя тот уже хорошо знал все подробности. Однако мнение Рузвельта по различным моментам встречи в верхах было крайне важным для правильного выстраивания советско-американских отношений, поэтому Громыко внимательно отмечал все нюансы этого рассказа.

– Для достижения согласия приходилось иногда нажимать на Черчилля, который довольно медленно поворачивался, но все-таки повернулся в нужную сторону – в сторону поиска взаимоприемлемых договоренностей. И мы их нашли, – говорил президент, одаривая собеседника своей знаменитой «рузвельтовской» улыбкой, которая яснее всяких слов давала понять, какой трудный партнер английский премьер, сколько хлопот он доставлял не только советской стороне, но и своему американскому союзнику.

Через год, в феврале 1945-го, когда состоялась вторая историческая встреча «Большой тройки», на сей раз на территории СССР – в освобожденной от фашистов Ялте, Громыко и сам убедился, как по-разному реагируют на заявления и высказывания Сталина американский президент и английский премьер-министр. Если Рузвельт неизменно спокойно и с пониманием, то Черчилль – со столь же неизменно строгим лицом, а то и с выражением пло