Ялтинские решения дали пример успешного сочетания особых прав великих держав с принципом демократического устройства мира, что нашло свое выражение в структуре Организации Объединенных Наций с ее постоянными членами Совета Безопасности и Генеральной Ассамблеей и в последующей деятельности ООН, обеспечивавшей, по крайней мере, механизм обсуждения возникавших проблем и привлечение к ним внимания широких кругов общественности разных стран. Справедливо отмечается и то, что принцип суверенитета, который в предшествующие столетия определял отношения между весьма ограниченным числом европейских государств, распространился на весь мир и основанная на нем система международных отношений стала универсальной. Принцип суверенного равенства государств был закреплен в Уставе Организации Объединенных Наций и стал основополагающим элементом системы международного права. Создание ООН ознаменовало переход от старой системы, в которой ограничение суверенитета оставалось практикой, основанной на праве сильного, к новой, которая ограничила возможности использования силы против суверенного государства.
Увы, с разрушением Ялтинско-Потсдамской системы это вновь стало возможным.
Победа. Потсдамская конференция. Итоги войны
В США стоял чудесный ясный майский день. Громыко вместе с другими членами советской делегации был в Сан-Франциско, где проходила конференция по разработке Устава создаваемой Организации Объединенных Наций. Вдруг его позвали к телефону. Звонил Леопольд Стоковский, знаменитый американский дирижер.
– Я вас поздравляю, господин Громыко, – счастливым голосом произнес Стоковский, – ваша великая страна одержала победу над Германией!
Стоковский был первым, кто сообщим советскому послу о победе и принес свои поздравления. Потом поздравления хлынули потоком. Звонили самые разные люди, знакомые и незнакомые, известные и простые граждане Америки. Звонили дипломаты, государственные и общественные деятели, русские эмигранты, из тех, кто переживал за Россию и продолжал ее считать своей страной.
– К нам в посольство без конца идут люди, – сообщала ему прерывающимся от волнения и счастья голосом Лидия Дмитриевна, которая оставалась в Вашингтоне. – У ворот огромная очередь. Все ждут, что ты выйдешь и скажешь речь. Мы объясняем, что ты в Сан-Франциско на конференции, а они все равно стоят и ждут. Говорят: «Пусть русские выходят, мы будем их поздравлять…»
Да, это был незабываемый день. И тогда всему миру было ясно, кто победил Гитлера, кого надо поздравлять с этой великой победой.
Увы, короткой оказалась эта память. В наши дни и государственные деятели США, и простые американцы считают, что победу над фашистской Германией одержали именно США, а вот СССР в той войне вел чуть ли не бои местного значения. В нынешних американских учебниках из всех событий на Восточном фронте упомянута лишь Сталинградская битва, да и то вскользь. Ни битвы за Москву, ни Курска, ни танкового сражения под Прохоровкой как будто и не было вовсе! По мнению авторов учебника, «блицкриг застал Сталина врасплох, но немцы, подобно Наполеону, натолкнулись на русского генерала Зиму». Словом, после окончания школы внуки наших бывших союзников останутся в полной уверенности, что победную точку во Второй мировой поставили Соединенные Штаты. В гордом одиночестве, с помощью ядерной бомбы. Могло ли такое прийти тогда в голову Громыко, другим дипломатам, которые искренне считали американцев не только своими союзниками, но часто и более искренними друзьями, чем другие союзники?
Хотя после смерти Рузвельта, которая произошла, как уже сказано, в апреле, перемены в отношении к вчерашним соратникам уже чувствовались. Чувствовалось даже в тоне, с каким новый президент США Гарри Трумэн говорил о победе, выступая в тот день по телевидению перед американским народом. Народ ликовал, а лицо его президента было каменно-сдержанным, слова сухими и казенными. Еще более заметно это было во время встречи с Трумэном, на которую Громыко сопровождал Молотова накануне конференции в Сан-Франциско, – поприсутствовать на ней министра иностранных дел СССР настоятельно приглашал еще Рузвельт. Громыко не видел Трумэна до встречи всего несколько недель, но как же изменился за это время новый президент США! Еще совсем недавно он, казалось, просто источал любезность и обходительность, бурно выражая восхищение героизмом советских солдат, теперь же в каждом его слове и жесте сквозила сухость. О чем бы ни заходил разговор, все жестко отвергалось, временами даже казалось, что он не слушает собеседника. Между тем речь шла о предстоящей первой сессии Генеральной Ассамблеи ООН, на которой Советский Союз должен был выступить по некоторым вопросам с совместной позицией с США. Это и предполагалось обсудить. Однако разговора не получилось. Трумэн явно старался обострить встречу, демонстративно отказываясь даже от мелких компромиссов.
Советским дипломатам было очевидно, что все дело в новом грозном оружии – атомной бомбе, обладателем которой вот-вот должны были стать США. Трумэн считал, что тогда Америка станет диктовать свою волю всему миру, в том числе и СССР. Советская разведка работала несомненно лучше американской – если ей, а стало быть и руководству Советского Союза, все и давно было известно про Манхэттенский проект, то американский президент о работах над созданием атомной бомбы в СССР если и подозревал, то, видимо, не предполагал, что они также близятся к завершению. Иначе, надо думать, поведение было бы другим.
Об этом и сказал Громыко на встрече с членами Политбюро на ближней даче Сталина накануне Потсдамской конференции:
– Конечно, Трумэн не Рузвельт. Это хорошо известно. Полагаю, что по некоторым вопросам президент займет жесткую позицию, например, по вопросу о репарациях в пользу СССР, о Польше, о демилитаризации Германии. К этому, конечно, надо быть готовым.
Молотов его поддержал. Так что обстановка и настроение были такими же, как перед Ялтой, хотя, казалось бы, уверенности должно было быть гораздо больше, многие важнейшие решения уже были приняты. Но все было еще сложнее, чем раньше, дыхание холодной войны, пока не объявленной, но приближающейся, уже ощущалось. Хотя и в «горячей» еще не была поставлена окончательная точка, еще предстояло последнее сражение с Японией.
Тем не менее войне с фашистской Германией предстояло подвести итоги. Это должна была сделать Потсдамская мирная конференция. В подготовке к ней и в ее работе Громыко пришлось принять самое активное участие. Всю работу и по подготовке к ней, и на самой конференции возглавлял Сталин, уделявший исключительное внимание проблемам, которые предстояло обсудить в Потсдаме. Надо отметить, что советская делегация подготовилась хорошо, досконально изучив все вопросы и пути к их решению, а также к поиску соглашений и компромиссов с союзниками, которых должны были представлять уже другие лица. Так, делегацию США теперь возглавлял Трумэн, в делегации Великобритании Черчилля вскоре сменил Эттли, избранный новым премьер-министром.
Поскольку Потсдам находился в советской зоне оккупации, все заботы по поддержанию порядка, обеспечению безопасности членов делегаций и участников конференции легли на советскую сторону, которая, по общему мнению, справилась с ними прекрасно. Делегация СССР разместилась в Бабельсберге – небольшом городке, в нескольких минутах езды от Потсдама. Весь этот отрезок пути был огражден двумя рядами охраны, по ходу движения машин на всех перекрестках и площадях стояли наши девушки-регулировщицы движения с флажками в руках, одетые в безукоризненно пошитую красивую форму. Они выполняли свои манипуляции с флажками так ловко и грациозно, что больше походили на танцовщиц, чем на регулировщиц, вызывая всеобщее восхищение. Как рассказывали потом члены английской делегации, Черчилль так засмотрелся на этих русских красавиц, что совсем забыл о своей дымящейся сигаре, пепел упал прямо на костюм, правда, к счастью, его не прожег.
А вот сам Берлин был практически полностью разрушен, посольский джип, на котором Громыко с Гусевым, послом СССР в Англии, решили познакомиться с немецкой столицей, с трудом продвигался по заваленным кирпичом улицам. Самое мрачное впечатление произвела на них и сама канцелярия Гитлера, и без того напоминающая древнюю гробницу, да теперь еще и со следами недавних жестоких боев. «Похоже на круги Дантова ада», – подумалось тогда Громыко. Потом осмотрели советские дипломаты бункер Гитлера, который впечатление прибежища сатаны усилил еще более. С чувством настоящего облегчения вдохнули они свежий воздух, выбравшись наружу из цитадели главы фашистского рейха.
На следующий день Андрей Громыко вместе с другими участниками советской делегации уже сидел за столом переговоров глав победивших держав. Как ни странно, той радости от общей победы, которую так искренне и непосредственно выражали народы, здесь не ощущалось. Нет, все необходимые слова говорились, главы приветствовали друг друга, выражали удовлетворение, но за внешней парадностью и торжественностью со стороны бывших союзников уже вовсю проглядывала настороженность, сухость, и чем дальше, тем сильнее. Как ни стремились Сталин и другие участники советской делегации продемонстрировать дружеское и уважительное отношение к своим партнерам, их старания не находили ответа. Почти по всем главным вопросам обнаруживалась разница в позициях – и по проблеме будущего Германии, и по репарациям, и по польскому вопросу, и о том, как распорядиться оставшимся немецким оружием. Чувствовалось, что американский президент прибыл на конференцию с заранее определенным настроем, английские премьер-министры (сначала Черчилль, потом сменивший его Эттли) ему подыгрывали. Особенно это стало заметно, когда речь дошла до вопросов, касавшихся Восточной Европы. Довольно резко, повышенным тоном Трумэн заявил:
– Советская сторона не выполняет соответствующие обязательства, по поводу которых три державы договорились в Крыму.
Разумеется, это утверждение получило отпор, Трумэн вынужден был согласиться. Причина его поведения была в атомной бомбе, испытания которой к тому времени уже успешно прошли и благодаря которой США, как им казалось, приобрели власть над миром. Вскоре он выложил