«На судебном процессе 1936 года, если вспомните, Каменев и Зиновьев решительно отрицали наличие у них какой-либо политической платформы. У них была полная возможность развернуть на судебном процессе свою политическую платформу. Однако они этого не сделали, заявив, что у них нет никакой политической платформы. Не может быть сомнения, что оба они лгали, отрицая наличие у них платформы. Теперь даже слепые видят, что у них была своя политическая платформа. Но почему они отрицали наличие у них какой-либо политической платформы? Потому что они боялись продемонстрировать свою действительную платформу реставрации капитализма в СССР, опасаясь, что такая платформа вызовет в рабочем классе отвращение.
На судебном процессе в 1937 году Пятаков, Радек и Сокольников стали на другой путь. Они не отрицали наличия политической платформы у троцкистов и зиновьевцев. Они признали наличие у них определенной политической платформы, признали и развернули ее в своих показаниях. Но развернули ее не для того, чтобы призвать к ней рабочий класс, призвать народ к поддержке троцкистской платформы, а для того, чтобы проклясть и заклеймить ее как платформу антинародную и антипролетарскую. Реставрация капитализма, ликвидация колхозов и совхозов, восстановление системы эксплуатации, союз с фашистскими силами Германии и Японии для приближения войны с Советским Союзом, борьба за войну против политики мира, территориальное расчленение Советского Союза с отдачей Украины немцам, а Приморья – японцам, подготовка военного поражения Советского Союза в случае нападения на него враждебных государств и как средство достижения этих задач – вредительство, диверсии, индивидуальный террор против руководителей советской власти, шпионаж в пользу японо-фашистских сил – такова развернутая Пятаковым, Радеком, Сокольниковым политическая платформа нынешнего троцкизма. Понятно, что такую платформу не могли не прятать троцкисты от народа, от рабочего класса. И они прятали ее не только от рабочего класса, но и от троцкистской массы, и не только от троцкистской массы, но даже от руководящей верхушки, состоявшей из небольшой кучки людей в 30–40 человек. Когда Радек и Пятаков потребовали от Троцкого разрешения на созыв маленькой конференции троцкистов в 30–40 человек для информации о характере этой платформы, Троцкий запретил им это, сказав, что нецелесообразно говорить о действительном характере этой платформы даже маленькой кучке троцкистов, так как такая «операция» может вызвать раскол.
«Политические деятели», прячущие свои взгляды, свою платформу не только от рабочего класса, но и от троцкистской массы, и не только от троцкистской массы, но и от руководящей верхушки троцкистов, – такова физиономия современного троцкизма» (Сталин И. В. О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад и Заключительное слово на Пленуме ЦК ВКП(б) 3–5 марта 1937 г. Партиздат, 1937 г. С. 12, 13).
Троцкизм живет и побеждает
То есть цель всегда была одна – власть, и ради этой высшей цели не жаль ничего: ни страны, ни народа, ни революционных завоеваний, за которые еще недавно так яро сражались, уничтожая миллионы и миллионы не вписавшихся в проект.
Однако, скажет современный читатель, эти сталинские наветы на деятелей ленинской (или все же троцкистской?) гвардии давно опровергнуты, почти все репрессированные оправданы и признаны невиновными. Но вот в документальном исследовании американских журналистов Майкла Сейерса и Альберта Кана «Тайная война против Советской России» приводятся фрагменты из письма Л. Троцкого Карлу Радеку (1935 г.), в котором, в частности, указывалось на необходимость секретного соглашения с германским и японским правительствами, перечислялись территориальные уступки в пользу враждебных СССР государств, без помощи которых сторонники Троцкого не могли рассчитывать на возвращение к власти:
«…Нам придется уступить Японии сахалинскую нефть и гарантировать ей поставку нефти в случае войны с Америкой. Мы также должны допустить ее к эксплуатации золота. Мы должны будем согласиться с требованием Германии не противодействовать ей в захвате придунайских стран и Балкан и не мешать Японии в захвате Китая… Неизбежно придется уступить Японии Приморье и Приамурье, а Германии – Украину».
В письме Троцкого также обозначался и характер режима, который должен быть установлен в России после свержения Советского правительства:
«…Допущение германского и японского капитала к эксплуатации СССР создаст крупные капиталистические интересы на советской территории. К ним потянутся в деревне те слои, которые не изжили капиталистической психологии и недовольны колхозами. Немцы и японцы потребуют от нас разряжения атмосферы в деревне, поэтому надо будет идти на уступки и допустить роспуск колхозов или выход из колхозов». (Сейерс М., Кан А. Тайная война против Советской России. М., 1947. С. 339).
То есть, как видим, американские журналисты документально, письмом самого Троцкого, подтверждают все сказанное Сталиным в его докладе.
Однако то, что казалось страшным злом Сталину и чудовищным преступлением народу, который потому и поддерживал массово репрессии и расстрельные приговоры, для части властной элиты оказалось не страшным и не убедительным. Например, для Хрущева, который, придя к власти после смерти Сталина, преподнес все случившееся совсем в другом свете и начал реабилитацию обвиненных в троцкизме и тех, кто когда-то был с ними связан.
Почему?
Оставим в стороне личные качества Хрущева, о котором, например, профессор Промакадемии имени Сталина Александр Соловьев в своем дневнике в январе 1931 года сделал запись: «Меня и некоторых других удивляет быстрый скачок Хрущева. Очень плохо учился в Промакадемии. Теперь второй секретарь, вместе с Кагановичем. Но удивительно недалекий и большой подхалим».
Оставим в стороне и некоторые обстоятельства личной жизни «великого реформатора» – такие, как наличие сына-предателя, попавшего в плен к немцам и потом за это расстрелянного уже нашими, за смерть которого Хрущев, как говорят, неосторожно при свидетелях поклялся отомстить Сталину, хотя бы мертвому. Живой Сталин для него был не по зубам.
Важнее, видимо, другое. Давно не секрет, что Хрущев сам симпатизировал троцкистам и уцелел лишь потому, что был слишком мелкой сошкой, к тому же сумел убедить Сталина, будто искренне заблуждался, а теперь исправился. Иначе говоря, Хрущев был как раз из тех, кто принадлежал к «троцкистской массе», разделявшей идеологические воззрения Троцкого, но не посвященной в конечные цели «политических деятелей», которые они не собирались обсуждать даже с «троцкистской верхушкой». Надо думать, что Хрущев (как, вероятно, и остальная «троцкистская масса», которая отнюдь не вся была репрессирована и расстреляна) не поверил словам Сталина об истинных целях троцкистов, а продолжал считать Троцкого «более правильным и последовательным революционером», чем «отец народов», который «предал» дело мировой революции, заговорил о патриотизме, забыв об интернационализме, и даже пошел на уступки «церковникам».
Все это Хрущев, придя к власти, тут же начал «исправлять», для начала устроив над Сталиным такой же «показательный процесс» под названием «разоблачение культа личности», какой Сталин устраивал над троцкистами, сам выступив в роли прокурора, нанеся своими «разоблачениями» такой вред международному коммунистическому движению, от которого оно уже не смогло оправиться. Например, число членов французской коммунистической партии после XX съезда КПСС сократилось в 10 раз, от СССР отвернулся Китай, который не считал Сталина виноватым. После хрущевских «разоблачений» Мао сказал: «Хрущев вложил меч в руку врага и поможет тиграм расправиться с нами. Если Советам меч ни к чему, то мы никогда не выпустим его из своих рук и распорядимся им как следует. Пусть в Советском Союзе оскорбляют его вождя, но мы всегда будем чтить его память и считать его мудрейшим из политиков XX века».
И действительно, авторитет СССР в мире стал серьезно падать. Словом, в международной политике Хрущев сделал то, за что ему были должны поставить памятник все мировые антикоммунисты. Зато Хрущев как преданный сторонник мировой революции пытался провозгласить любую страну, потерявшую колониальную зависимость, социалистической, мало обращая внимания на действительный характер установившегося в ней строя.
Некоторые критики Хрущева записывают его, как и Горбачева с Яковлевым, в тайные «агенты влияния», приводя в доказательство его многочисленные поездки за рубеж, его встречи с руководителями западных государств, о договоренностях которых мало известно.
Но и без прямого предательства, одних хрущевских преобразований, вполне троцкистских по своей сути, хватило, чтобы ввергнуть страну в пучину политического и экономического кризиса. «Целина», «совнархозы», «кукуруза», «ликвидация МТС», «запрет чистых паров», «материально-техническая база коммунизма к 1980 году», «специализация парткомов», «агрогорода», «борьба с религией», «урезка приусадебных участков», «неперспективные деревни», передача русских областей и городов национальным республикам – все это и многое другое лишь ускоряло губительный процесс общего разложения, механизм которого был запущен Хрущевым сразу после захвата власти.
Однако самым главным ударом по стране стала потеря народом веры в правильность пути, по которому идет Советское государство, потеря веры в ее руководство – ведь если уж Сталин, с именем которого шли на смерть, оказался таким негодяем, то что говорить о других? Что говорить о самом Хрущеве, который столько лет преданно служил «тирану», а заговорил о его «преступлениях» только когда его не стало? Что говорить о других сталинских соратниках, которые, если верить Хрущеву, раньше от страха перед ним беспрекословно подчинялись «вождю-преступнику» и служили ему, а если не верить, то почему теперь они также молча, без возражений слушают, как на него выливают ведра грязи? Могут ли так вести себя честные, порядочные люди? Ответ был очевиден: верить никому нельзя. Так началось разрушение советского общества, и в стране появились первые диссиденты.