Кстати, о здоровье Брежнева. Как считают в своей опубликованной газетой «Завтра» беседе близкие к Брежневу в то время люди – его помощник В. А. Голиков, проработавший вместе с ним более четверти века, и В. И. Болдин, заведующий Общим отделом ЦК КПСС в конце 80-х – начале 90-х, дело было не столько в инсультах, основательно подорвавших здоровье Леонида Ильича, сколько в том, что генсека приучили к сильнодействующим снотворным средствам, иначе говоря, наркотикам: они-то и вызвали столь быструю деградацию еще не сильно старого человека.
«В.Г. О его пристрастии уже многие знали. Во всяком случае, Андропов заставил всех ребят, которые были в охране, очищать у него карманы от наркотиков. Чтобы ни в портфелях, ни в столах вообще никаких таблеток не было. Ты ведь Чазова знаешь?
В.Б. Не очень, один раз встречался, но по рассказам Горбачева немного представляю. По-моему, хороший организатор. Подчиненные о нем говорят как о душевном человеке.
В.Г. Ничего тогда ты не знаешь. Только тебе скажу: фигура зловещая, не врач он, а бог знает кто еще, иначе бы не допустил такого лечения и смерти Леонида Ильича. Коля Родионов, который непосредственно лечил, не дожил, он умер. И врач Суслова помер. Так что есть о чем задуматься. Он (Чазов. – Н.Г.) всю информацию тащил в КГБ. И там решали, как лечить больного, что рекомендовать. Там еще медицинская сестра была с непонятной функцией. Кто-то ведь ее подсунул Брежневу. В то же время Андропов ребятам пригрозил:
– Я вас с работы выгоню, если у него будут обнаружены таблетки.
Врачи, видимо, советовались и решили давать ему по две-три таблетки, а остальные, как мне врач говорил, «пустышки». Хотя кто его знает, что это были за пустышки. Получалось пять таблеток, но не все они наркотические. Но кто-то подсовывал ему зарубежные сильнодействующие. Значит, отрава к нему все-таки попадала. А ты знаешь, какие за границей лекарства? Тебе я могу сказать, Валерий Иванович. Это были сильнодействующие средства. Они его и доконали…».
Однако «зловещая фигура» Чазова была, как мы теперь знаем, креатурой Андропова, о роли которого в нашей истории и в гибели великого государства сейчас высказываются самые противоречивые мнения. Кто-то считает его патриотом и чуть ли не сталинистом, кто-то замаскированным троцкистом, вырастившим и воспитавшим едва ли не всю плеяду будущих прорабов и архитекторов так называемой «перестройки», погубившей страну, кто-то даже говорит о нем как о «посвященном», направлявшем движение Советского государства по планам западного «мондиалистского проекта» к собственной гибели.
Андроповские кадры
Темного в биографии и деятельности самого долговременного председателя КГБ и одного из последних генсеков в самом деле предостаточно. Но не будем копаться в его происхождении, национальности и семейных делах. Для нас важнее его деятельность уже в ЦК КПСС, куда он попал после подавления венгерского восстания, получив должность заведующего отделом, который «вел» все социалистические страны и от которого зависели «подбор и расстановка кадров» во всех социалистических странах, от Северной Кореи до Восточной Германии. Конечно, высшие «кадры» утверждали на Политбюро, так, но «готовил вопросы» именно отдел, то есть, по сути, лично Андропов. Не нужно и пояснять, какой реальной властью он стал обладать. Кстати, кандидатуру нового руководителя отдела предложил министр иностранных дел Громыко, который заметил и оценил то, что Андропов ориентируется в международных делах. Возражений не последовало. Андропов получил редкую возможность набирать молодых людей, не прошедших школу партийного аппарата.
Критериями отбора в свой отдел Юрий Владимирович ни с кем не делился, но об обстановке там оставлено немало интересных воспоминаний.
Вот что пишет, например, один из его тогдашних сотрудников академик Г. Арбатов: «Я был приглашен консультантом в отдел Ю. В. Андропова в мае 1964 года. Могу сказать, что собранная им группа консультантов была одним из самых выдающихся «оазисов» творческой мысли того времени… Очень существенным было то, что такую группу собрал вокруг себя секретарь ЦК КПСС. Он действительно испытывал в ней потребность, постоянно и много работал с консультантами. И работал, не только давая поручения. В сложных ситуациях (а их было много), да и вообще на завершающем этапе работы все «задействованные» в ней собирались у Андропова в кабинете, снимали пиджаки, он брал ручку – и начиналось коллективное творчество, часто очень интересное для участников и, как правило, плодотворное для дела. По ходу работы разгорались дискуссии, они нередко перебрасывались на другие, посторонние, но также всегда важные темы. Словом, если говорить академическим языком, работа превращалась в увлекательный теоретический и политический семинар. Очень интересный для нас, консультантов, и, я уверен, для Андропова, иначе он от такого метода работы просто отказался бы. И не только интересный, но и полезный…
В ходе общения с консультантами он пополнял свои знания, и не только академические. Такая работа и общение служили для Андропова дополнительным источником информации, неортодоксальных оценок и мнений, то есть как раз того, чего нашим руководителям больше всего и недоставало. Он все это в полной мере получал, тем более что с самого начала установил (и время от времени повторял) правило: «В этой комнате разговор начистоту, абсолютно открытый, никто своих мнений не скрывает. Другое дело… когда выходишь за дверь, тогда уж веди себя по общепризнанным правилам».
Иначе говоря, с самого начала в основу работы этого «консультативного» отдела было заложено некое двоемыслие: с единомышленниками – откровенно, со всеми прочими – в лучшем случае, умолчание, а скорее лицемерие. Нельзя же, в самом деле, разглашать перед «профанами» планы того «светлого» будущего, которое уже тогда, как выясняется, готовили им молодые, «неортодоксально мыслящие» будущие реформаторы.
Еще более интересны откровения другого участника этой «консультативной» группы – Ф. Бурлацкого:
«Работая с Ю.В., как его называли в отделе, с 1960-го по 1965 год и общаясь с ним практически каждый день, я убедился в том, что он вынашивает весьма серьезные и амбициозные планы и замыслы. Однажды он вернулся с заседания Президиума ЦК расстроенный, обескураженный: «Хрущев обсуждал вопрос о возможных молодых преемниках руководства страной, упомянул и меня, но выразил сожаление, что я не знаю экономики». Значит, уже тогда, в 1963 году, у Ю.В. мелькали мысли о самой высокой должности в партии и государстве. В 1967-м, назначенный председателем КГБ, он, как мне рассказывали, не вполне осторожно заявил в прощальной речи перед коллективом отдела: «Я ухожу не навсегда, я еще вернусь в ЦК».
Андропов поручил мне, – продолжает Бурлацкий, – создать и возглавить группу консультантов-советников, которые занимались бы проблемами преобразования в странах социализма, прежде всего внутри СССР, а также принципами отношений между двумя супердержавами. В нее вошли известные ныне ученые и публицисты: Г. Шахназаров, А. Бовин, Г. Арбатов, О. Богомолов, Л. Делюсин, В. Петренко, М. Титаренко. Андропов называл нас «аристократами духа». (Замечу, что «аристократы» пригодились и в горбачевское время, но никто из нашей группы не был привлечен в качестве эксперта при осуществлении ельцинских реформ.)
Узнав Андропова ближе, я понял: ему нужна была команда не только для работы с компартиями так называемых соцстран, он рассчитывал на большую перспективу, на продвижение к вершинам власти. Еще важнее для него было иметь под рукой людей, способных формулировать новые идеи для успешного преобразования страны.
Почему-то чаще всего об Андропове вспоминают как о руководителе КГБ в брежневский период. Однако гораздо интереснее и актуальнее реформаторские замыслы и планы, которые он начал воплощать в краткий период руководства страной после Брежнева. То было время народных, а не элитных реформ. (Это борьба-то с прогульщиками, которых отлавливали в кинотеатрах и парикмахерских, была временем народных реформ? Вряд ли люди, помнящие те времена, согласятся с Бурлацким. – Н.Г.)
Но в середине 60-х, даже нам, работавшим рядом с ним, о его потаенных планах не было известно.
Выступая после октябрьского Пленума ЦК КПСС, на котором изгнали Хрущева, перед руководством нашего отдела с докладом, Андропов бросил такую фразу: «Теперь мы пойдем более последовательно по пути XX съезда». Помнится, это резануло слух почти всем участникам совещания, уже наслышанным о предстоящем крутом развороте от идей этого съезда…
Я зашел к нему после совещания и предложил кратко, буквально на трех страницах, изложить программу деятельности нового руководства. Он согласился. И я написал программу из пяти пунктов: 1) осуществление экономической реформы на основе развития товарных и денежных отношений; 2) внедрение достижений технологической революции; 3) переход к научному управлению и преодоление коррупции и бюрократизма; 4) сосредоточение партии на идеологических проблемах и передача функций управления экономикой правительству; 5) формирование новых демократических институтов на принципах общенародного государства. Андропов доложил эту программу Брежневу и Косыгину во время совместной поездки в Польшу. Оба ее полностью отвергли. И это сыграло не последнюю роль в его перемещении из партийного аппарата в КГБ, чему он сопротивлялся до последней возможности».
О планах и программах Андропова и его команды мы еще вспомним, а сейчас остановимся более подробно на кадровом составе сотрудников и консультантов андроповского отдела. Кто такой Ф. Бурлацкий, разрабатывавший, не более и не менее, – политическую программу для руководства страны? В то время, в 1960-е годы, он был заведующим группой консультантов в андроповском отделе социалистических стран аппарата ЦК КПСС, а также политическим обозревателем «Правды», в 1980-х стал политическим обозревателем и главным редактором «Литературной газеты», в 1990-х – депутатом Верховного Совета СССР, в промежутках подрабатывая профессором Колумбийского, Гарвардского, Оксфордского университетов. Другой мемуарист, Георгий Аркадьевич Арбатов, пришел в отдел в мае 1964 года из жу